— Что происходит? — спросил он.

— Не знаю.

— Я схожу с ума.

— Я тоже, — выдавила я.

— И что нам теперь делать?

С чем? Мы не могли даже произнести вслух, о чем идет речь. Я хотела, но не смела заговорить. Боялась испортить все, что у нас есть. Бен шагнул ко мне… К чему может привести один поцелуй? Правильно, к следующему. И так далее. Надолго? Нам по восемнадцать лет. Вряд ли на всю жизнь. В конце концов мы расстанемся и неизбежно погубим нашу дружбу. Меня охватила паника, и вместо того, чтобы притянуть Бена к себе, я оттолкнула его.

— Пойдем домой, — сказала я и потащила его к концу переулка. Мне требовалось время, чтобы подумать. Потому что если бы мы поцеловались, то отрезали бы себе обратный путь.


Если бы только мне хватило духу следовать своим убеждениям. Если бы я прислушивалась к сердцу, а не к рассудку, и хоть немного помедлила в переулке, велосипедистка проскочила бы мимо и я никогда не узнала бы имени Элизабет Коллинз. Если бы только я ответила Бену вопросом на вопрос. Или хотя бы толкнула его в бок и засмеялась, как делала тысячу раз до этого. Или просто поцеловала его, как мне и хотелось, — что в этом плохого? Но я упустила шанс. Отступила, поджав хвост. Сказала «пойдем домой», лишь бы выиграть время, подумать до утра, оттянуть минуту, не сделать решительный шаг — что угодно, только не это.

Но за поворотом нас ждала велосипедистка: отлетев на порядочное расстояние от того места, где мы вышли из переулка, она корчилась на земле. Она мчалась под гору прямо по тротуару, без фонаря и шлема. А мы не ожидали даже столкновения с пешеходами, не то что с велосипедистами. Незнакомка врезалась в Бена на полной скорости, раздробив ему ногу. Я увидела, как от удара ее сорвало с седла, как она перелетела через рухнувшего на землю Бена, пронеслась в миллиметре от фонарного столба, ободрала лицо об асфальт и скатилась в сточную канаву. Отпустив мою руку, Бен зашатался на месте от боли. От недавнего разговора не осталось и воспоминаний. Реальный мир напомнил мне, что жизнь немыслимо жестока и связываться с ней — себе дороже.

Девчонка так здорово ударилась головой, что не могла вспомнить собственного имени, поэтому я осталась с ней. Бена увезли на другой машине. К тому времени, как я зашла проведать его, палату уже заполонила родня Мэри. Пробиться к нему было невозможно, а если бы я и сумела, то ничего бы не достигла, разве что вызвала неловкость. Перед глазами стояло видение: голова велосипедистки, чудом разминувшаяся с фонарным столбом. Еще чуть-чуть — и ей не выжить, она погибла бы из-за меня. Этот случай я восприняла как приказ оставить Бена в покое. Через две недели наш самолет приземлился в Ханое, и несколько месяцев я притворялась, будто ничего не помню.

Как я уже говорила, это был перелом всей моей жизни.


В шесть часов утра я услышала, как в двери поворачивается ключ, рывком села и увидела входящего в гостиную Эла. Судя по виду, он не сомкнул глаз. Я обняла его, рассказала, что Клаудиа еще спит, что ей дали снотворное, но во сне она кричит и плачет. Оставив Эла с женой, я покатила домой через весь Лондон. Уже дома я обнаружила в кармане снимок с Беном на вытяжке. Я сунула его в ящик тумбочки и забралась под одеяло. Свернулась клубком, зарылась под одеяло с головой и закрыла глаза, как младенец посасывая палец и мечтая, чтобы события прошлого дня оказались сном.

9. Гарантия утешения

Я не знала, чего захочется съесть Клаудии и будет ли она есть вообще, поэтому накупила всего понемногу: бекона, яиц, йогурта, органических мюсли, свежего хлеба, киви, сока, миндальных круассанов и мокко. Позвонив в дверь, я прислушалась: со стороны лестницы приближались тяжелые шаги Эла. В щелку выглянула свирепая физиономия. Он не сразу понял, друг у него на крыльце или враг, потом выражение лица смягчилось, мышцы расслабились, дверь наконец открылась шире, и Эл тут же забрал у меня пакеты. В этом смысле Бен и Эл сделаны из одного теста.

— Не знаю, как тебя и благодарить, — произнес Эл, заключая меня и покупки в медвежьи объятия. — Слава богу, ты была рядом. Входи, она спит.

Я прошла вслед за ним в кухню. На стене возле лестницы виднелось светлое пятно — место, где раньше висел снимок Бена. Я мысленно чертыхнулась. Фотография по-прежнему лежала у меня дома, но ругалась я не по этой причине. Вспомнив о ней, я воскресила в памяти вчерашний вечер и поцелуй, запоздавший на добрых двадцать лет. Невольно я приложила пальцы к губам и ощутила, как от томления кружится голова.

Эл разлил кофе по кружкам, поставил в микроволновку, чтобы подогреть, достал нам по круассану. Мы оба не выспались, и потому щедрая доза сладкого была в самый раз. Попозже я решила приготовить что-нибудь питательное и простое, а пока требовалось взбодриться. Я обмакнула свой круассан в кофе и откусила. Эл тоже.

— Ты обо всем позаботилась, Тесса. Я глазам не поверил, когда увидел, что ты ее перекрасила…

Детская. Свободная комната. Вечное напоминание о бесплодии.

— Без Бена я бы не справилась. Краску выбрал он.

— О таких друзьях можно только мечтать.

Я целовалась с Беном на лестнице в этом доме. Трагедия Эла стала для меня поводом перешагнуть границу. Какой я после этого друг? Если бы Клаудиа не вскрикнула… Видно, все мои мысли отразились на лице, потому что Эл встревожился:

— Прости. Тяжело тебе пришлось?

Я покачала головой.

— Что же будет дальше?

— Мы уедем отсюда, — не задумываясь ответил Эл. — Все уже устроено, только Клаудиа пока не знает.

— Смените дом?

— Нет. Я имел в виду — уедем из страны. Место в Сингапуре все еще за мной. Нас поселят в одном из таких же отелей, которые мы строим. Там замечательно. Клаудиа сможет отдыхать, проводить целые дни в СПА, купаться, потихоньку выздоравливать. Работа необременительна. Мы будем обедать вдвоем, путешествовать по стране на выходных, ездить на острова. Мое начальство все знает и готово проявлять терпимость — не всегда, конечно, но какое-то время.

— И долго вы там пробудете?

— Пару месяцев. Разве плохо?

— По-моему, отлично. Просто мне жаль расставаться. Но вы обязательно должны поехать, это бесспорно.

— Заодно я попробую продать этот дом. На завтра, пока Клаудиа будет у врача, я вызвал агента. Неудобно напрягать тебя, но ты не согласишься проконтролировать продажу?

— Без проблем, — кивнула я. — Договорились.

Он взял меня за руку:

— Спасибо, Тесса, я знал, что на тебя можно положиться.

Удовольствие нарастало во мне быстрее, чем ошеломляющее осознание, что Эл просит продать его дом. Я ничего не могла с собой поделать: друзья для меня все равно что родные, я всегда много помогала им. Было приятно знать, что Эл и Клаудиа могут на меня рассчитывать. Что бы с ними ни случилось, мы всегда вместе.

— Ты и вправду все продумал, — заметила я, когда Эл убрал руку.

— Я привык готовиться к худшему.

Он потер глаза, и этот машинальный жест напомнил мне, в каком невероятном напряжении Эл прожил долгие годы. Невозможно быть сильным всю жизнь. Рано или поздно не выдержишь и сломаешься.

— Эл, ты удивительный. Клаудии повезло найти тебя.

— Думаешь? С кем-нибудь другим она могла бы забеременеть в два счета. — В подтверждение своих слов он щелкнул пальцами. — И уж конечно, с другим мужем ей разрешили бы усыновить ребенка.

— Не думай об этом. Только ты всегда был, есть и будешь.

— Всем известно, что так не бывает. Люди теряют мужей и жен, находят новых и опять радуются жизни, иногда сильнее прежнего. Даже несчастная любовь — не помеха для поисков новой. Однолюбов просто не существует. Клаудиа найдет кого-нибудь другого.

Он меня пугал.

— Эл, в чем дело — в тебе или в ней?

— В ней. Она сейчас наверху одна, одурманенная снотворными, потому и не чувствует боли, которую я ей причиняю.

— Ты не виноват, и Клаудиа не виновата в том, что страдаете вы оба. Просто вам обоим здорово не повезло. Клаудиа мечтает о детях, но только если рядом будешь ты. Иначе цена слишком высока.

— Мы и так дорого заплатили за свои желания. Не могу больше смотреть, как она мучается.

— Вот увидишь, от новых попыток она откажется. Может, решитесь на усыновление?

— Нам не разрешат. Из-за меня.

— Не здесь — за границей, где правила не такие строгие. В Китае, Африке, Эстонии, России. Сироты есть повсюду, Эл. Миллионам детей нужен дом и семья.

— Пожалуй, пора всерьез подумать об этом, — отозвался Эл.

Честно говоря, я удивилась: мне казалось, они перебрали все варианты.

— Все будет просто отлично, — пообещала я как можно убедительнее.

— Надеюсь. Но Клаудиа должна признать, что ЭКО — не выход и что ей никогда не родить самой.

— А ты?

— Если Клаудиа будет счастлива, я обойдусь и без детей. Все эти годы ее поддерживала только надежда. Она должна была верить, что ЭКО поможет — если не в этот раз, то в следующий. Иначе ей было бы просто незачем просыпаться по утрам. Как переломить эту непоколебимую веру? Как и веру в Бога, ее так просто не разрушишь.

— Значит, вы все-таки подумаете?

— Мы планировали усыновление еще до того, как решились на ЭКО: нас сразу предупредили, что шансы родить невелики. Но органы опеки отказали. Из-за меня. Я подвел нас.

— Прекрати! Давай больше не будем об этом. Наркота завалилась за подкладку, это могло случиться с любым из нас. У всех было рыльце в пушку.

— Но я-то знал, что она пропала. Мог бы поискать как следует. Неужели такое возможно — одна-единственная секунда почти двадцатилетней давности, а у меня из-за нее до сих пор сжимается сердце и перехватывает дыхание?

«Пойдем домой».