— Я спала всего пару часов.

— Кстати, раз уж мы об этом. От тебя попахивает пивом.

— Комплимент, говоришь?.. Я думала, удастся заглушить вонь грейпфрутом.

— Зря нервничаешь: я же беременна, у меня сейчас нюх, как у ищейки. Больше никто не заметит, можешь мне поверить. Удачная выдалась ночь?

— Очень. Встречалась с коллегой по прежней работе…

Клаудиа оттащила меня в сторону.

— Боже! И что?..

Я вздохнула:

— Он уволился. После моего ухода он будто взбесился. Его даже отправили на принудительное лечение!

У Клаудии отвисла челюсть.

— Из-за нервного срыва. Я ни при чем!

Произнося эти слова, я испытала странные ощущения — облегчение, недоверие. И бездонную печаль вперемешку с гневом, потому что, если я не имела к его болезни никакого отношения, почему он следил именно за мной? Звонил по ночам, торчал возле моего стола и наблюдал, как я работаю, ссорил меня с коллегами, превознося до небес за каждый пустяк. А потом преградил путь к вершинам моей карьеры неподъемной каменной глыбой. Если я ни при чем, почему переменилась вся моя жизнь?

— Оказалось, у него какое-то компульсивное расстройство. Оно могло проявиться как угодно: и в виде коллекции стружек от карандашей, и в боязни трещин на тротуаре. Моя знакомая подробностей не знает. Дело пытались замять, но, если верить коллегам из другой камеры, на принудительное лечение его отправила жена.

— Многие жены ей позавидуют.

— Но не ты.

Клаудиа улыбнулась, ободряюще похлопывая меня по руке:

— А если серьезно, можешь вздохнуть с облегчением.

— Я и вздыхаю — потому что теперь ясно, что мне ничего не почудилось.

— Конечно, иначе зачем тебе было увольняться?

«Ради разнообразия в жизни», — хотелось ответить мне. Я выдержала паузу.

— А вдруг мне просто наскучила работа?

Клаудиа провела ладонью вверх и вниз по моей руке.

— Нет, дорогая, все было на самом деле.

Если она и вложила в эти слова подтекст, то я предпочла не заметить его и забыть про первый свой ответ. На всякий случай.

Подошел Эл, обнял жену за талию, и Клаудиа заулыбалась ему. Эл стройнее Бена, а волос у него гораздо меньше. Но между ними есть и сходство: оба цельные натуры, добродушные и обаятельные. Эл всегда умел молчать и слушать собеседника, поэтому им восхищалась даже Хэлен. Да что там скрывать — все мы его обожали. Люди, порядочные до мозга костей, на дороге не валяются. Эл ответил сияющей жене улыбкой, которая не угасала, пока органист не заработал педалями. Едва переглянувшись, мы с Элом все поняли: он догадался, что я все знаю, я — что он догадался, и мы оба пришли в восторг. Клаудиа повернулась к нам, минута взаимопонимания завершилась.

— Ну, Тесса, ты готова всем сердцем принять Иисуса? — Эл наклонился, чтобы поцеловать меня.

— Если он холост, имеет хорошую работу и умеет готовить — само собой.

— Увы, скорее женат, носит балахоны и не брезгует проститутками, — отозвался Эл и получил толчок в бок от жены. — Или на проститутке он и был женат?

— Эл, мы в церкви! — напомнила Клаудиа, возводя взгляд к потолку.

— Ладно, балахоны — еще куда ни шло, но женатые мужчины — табу.

— Думаешь, моногамия и монотеизм — две стороны одной медали? — Эл склонил голову набок.

— Александер Уорд, неужели ты всерьез полагаешь, что Иисус мог взять вторую жену?

— Тсс! — шикнула Клаудиа.

Я хихикнула:

— Боишься, что так мы и до богохульства докатимся?

— Уже докатились, — с улыбкой до ушей отозвалась Клаудиа. — А-а, преподобный Ларкин! Позвольте представить вам вторую крестную, Тессу Кинг.

Я обернулась: мне улыбался красавец в высоком жестком воротничке.

— Полагаю, ту самую, которая не присутствовала на беседе перед крестинами.

Хоть убейте, я не помнила, почему отказалась от разговора тет-а-тет с этим видным мужчиной. Ах да: я же не христианка и считаю официальную религию препятствием для социальной интеграции и поддержания мира. Видите ли, против Бога я ничего не имею. Но мне не по душе то, что совершается во имя его, каким бы оно ни было. Следовательно, согласие стать крестной — лицемерие с моей стороны? Таким дебатам с самой собой я давно потеряла счет, но всякий раз приходила к твердому «нет». Достаточно незначительных поправок — там слово, тут слог, — и религиозные декларации легко превращаются в разумный кодекс поведения и нравственности, который я с удовольствием озвучиваю. Бог становится Добром, к которому я расположена всем сердцем. Отрекаться от зла мне не впервой. На крестинах Каспара я чихала вместо того, чтобы произносить имя Иисуса, и все было бы хорошо, если бы меня не разбирал смех; впрочем, Фран и Ник не возражали. В день их свадьбы и крестин первенца мы хохотали почти непрерывно. Мы играли во взрослых. По крайней мере, я.

— Клаудиа рассказывала, что вам уже случалось выступать в роли крестной, следовательно, ничего нового от меня вы не услышите.

Я улыбнулась викарию. Человек он неплохой, сразу видно, но в его словах таился знакомый укор, который я предпочла пропустить мимо ушей.

— От курсов повышения квалификации, да еще за пинтой пива, я бы не отказалась.

Викарий засмеялся.

Клаудиа тоже.

Я смеялась, а в голове само собой сложилось: «Я одиночка и не против, и не против, и не против, я одиночка и не против, тра-ля-ля-ля-ля». Ха-ха. А вот и второй куплет: «Я одиночка и не против, и не против, и не против, я одиночка и не против; следовательно, поддамся социальным стереотипам, положу глаз на мужчину в одежде священника, перепью и наговорю лишнего, потому что я на самом деле совсем не против». И все это на мотивчик из передачи «Может, выключишь телевизор и займешься чем-нибудь повеселее?». В шесть лет я смотрела ее как приклеенная. Ирония в то время от меня ускользала. И похоже, до сих пор не дошла. Викарий поспешно удалился к гордым родителям, но я не обиделась. Пора бы мне учиться держать дистанцию от самой себя.

— Ты чудовище, — шепнула Клаудиа мне на ухо, пока мы смотрели вслед викарию.

Неправда, я не чудовище, просто чувствовала себя ужасно. Мне вовсе не хотелось быть женщиной-вамп, распущенной хищницей. На самом деле я не такая — неужели они не понимают? Я просто действую по обстановке, играю на публику, выдаю то, чего от меня ждут. Я вовсе не хочу быть профессиональной крестной. Лучше просто самой собой. Но кто я такая? Толком не разберешь: только присмотришься, а я уже изменилась.

Наверное, я нахмурилась, потому что Клаудиа тревожно спросила:

— Все хорошо?

Я кивнула на манер Черчилля — не политика, а дрессированного пса.

— Не забывай: я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказала Клаудиа.

Это правда. До беременности Клаудии мы вместе пережили немало крестин. Я чмокнула ее в щеку:

— Конечно. Давай займемся делом.

Клаудиа взяла меня под руку и повела к нашему месту на второй скамье.


Мало кто из моих одиноких подруг легко переносит чужие свадьбы: это еще одно недвусмысленное напоминание о том, что мы потерпели фиаско — не сумели найти тех, кто полюбил бы нас. А я — запросто. Обожаю свадьбы, особенно если новобрачные — мои близкие друзья. Весь фокус в том, чтобы избегать свадеб малознакомых людей, от приглашений на которые не так-то просто отделаться. На таких свадьбах я тоже бывала, думая, что новые знакомства мне не помешают. Ничего не вышло: моими соседями по столу вечно оказывались геи, подростки или диктаторы. И я перестала принимать подобные приглашения — слишком дорого они мне обходились.

Зато на свадьбах у друзей я бываю охотно. И не жду от них ничего, кроме возможности повеселиться в кругу знакомых людей. Однако крестины — совсем другое дело. На свадьбах гости отстают от новобрачных всего на шаг, и этот разрыв можно сократить до минимума уже к концу праздника, особенно если повезет. Или к концу месяца — ведь неизвестно, где и когда встретишь своего единственного. На крестинах же остро осознаешь, что отстала уже на целых два шага; главное действующее лицо тоже в белом, но зубов у него нет, оно обильно пускает слюни и служит напоминанием, что дети появляются не вдруг — на них нужно время, а его-то у тебя все меньше. Склонив голову, я притворялась, будто молюсь, и вправду была готова вознести молитву. Господи, дай сил моей матери. Дай долгих лет жизни моему отцу. Спаси и сохрани моих друзей. Позаботься о моих крестниках. А я? О чем мне попросить для себя? Я зажмурилась. Боже, я хочу быть не крестной матерью, а просто мамой.

— Эй, Тесса, не спи! — Подошел Нейл. — Это Дэвид и Майкл, — представил он мне крестных отцов.

Мы обменялись рукопожатиями. На пальце Дэвида не было обручального кольца, но на левом плече виднелось белесое пятно — определенно след засохшей отрыжки. И действительно: через несколько минут к нему подбежал малыш, сунул пластмассовый паровозик и умчался к женщине с грудничком на руках. Я с улыбкой переглянулась с ней. Майкла я, кажется, видела в какой-то комедии, но не могла вспомнить в какой.

— Поздравляю с удачной работой! Обожаю «Перо», — обратилась к Майклу Клаудиа.

Ах да, теперь и я вспомнила «Перо» — на редкость удачный сериал, в котором снимался Нейл. А Майкл был сценаристом. Кажется, сериал удостоился нескольких наград…

— Теперь вам везде дорога, — продолжала Клаудиа. — Этот сериал — жемчужина.

— Моя девушка уехала на съемки, — сообщил Майкл. — Иначе мы пришли бы вместе.

Клаудиа растерялась.

— Ах вот оно что… — И она посмотрела на меня с таким видом, будто ослышалась. Но увы, она все поняла верно.

— Да, наши карьеры складываются успешно, — добавил Майкл и повернулся к Дэвиду, второму крестному.

Заиграл орган.

— Добро пожаловать в мой мир, — шепнула я ей на ухо.