– Что ты хочешь, чтобы я сделал, отец? – повторил Амир.

– Сын… Моя гордыня… – Слова давались Бен-Нижаду с трудом.

– Твоя честь, отец, честь нашей семьи. Я сделаю все, что ты скажешь. – Амир взглянул на левую руку. – Я верю, что ты поступишь справедливо.

– Сын… – Джибраил отвел взгляд, глаза его предательски заблестели.

– Благодаря тебе, отец, я не однорукий калека. Я стану твоей карающей рукой, – горячо пообещал Амир.

– Я уверен в тебе, как в самом себе. – Голос отца был тверд.

Джибраил даже помолодел. Теперь, когда самое главное уже сказано, остались детали. Он был готов спланировать сражение, разработать тактику и стратегию – и победить.

Лишь значительно позже, когда Амир начал готовить все необходимое для воплощения плана в жизнь, он понял, что отец так ни разу и не назвал имени. Имени врага. Имени брата.

Глава 5

Звезды кружились и водили хороводы на черном бархате неба… «Разве такое бывает?» – подумала Злата. Только почему так дурно, тошнит и, даже с закрытыми глазами, кружится голова?.. Но врожденное любопытство взяло свое, и она открыла глаза. Мир вокруг пару раз покачнулся и приобрел реальные очертания.

Полутемная маленькая комната, на столе горит единственная свеча в золотом подсвечнике, а в кресле у кровати сидит женщина средних лет и не сводит взгляда со Златы. У женщины умное узкое лицо, не очень красивое, но благородное; кожа смуглая, выдающая уроженку Востока, и прекрасные глаза – темные, миндалевидные, про такие говорят – глаза лани. Одета она в строгое темно-серое платье, расшитое цветными и серебряными нитями. На шее блестит нитка жемчуга.

Злата попробовала повернуться – и поняла, что привязана к кровати. Веревки не резали тело, но держали крепко, и невозможность встать сильно разозлила девушку.

– Развяжите меня, – приказала она незнакомке. Женщина не пошевелилась, девушке показалось, что она даже не моргает. Интересно, она не понимает или не хочет понимать то, что ей сказала Злата.

– Где я? – Второй вопрос, адресованный женщине-изваянию.

Он, конечно, тоже остался без ответа, как и все последующие. Злата окончательно убедилась, что незнакомка будет молчать, и прекратила бессмысленные попытки разговорить ее.

Комната была какой-то нарочито безликой, чтобы Злата не поняла, где находится. Белые стены, никаких картин или украшений… Окна отсутствуют. И – жуткая тишина, которая давит на уши, оглушает. Интересно, она по-прежнему в Дамаске?

Злата не знала, сколько прошло времени с момента нападения в переулке, день или час, или, может быть, неделя. Во рту ощущался странный травяной привкус, может быть, ее опоили чем-то? В очередной раз она попробовала заговорить с неподвижной женщиной, и опять та не пошевелилась и не ответила. Оставалось только ждать.

Что же теперь делать? Бежать невозможно, от пут не освободиться, да и, собственно, куда бежать? Незнакомка по-прежнему не спускает со Златы глаз, и наверняка за дверью не вход в ту гостиницу, где они остановились с отцом, а незнакомый дом, стоящий на незнакомой улице. Злата гнала от себя страх, но он возвращался, накатывал холодными волнами, и стоило больших усилий заставить себя не дрожать.

Если бы ее хотели убить, ее уже убили бы, вот только бывают вещи хуже смерти.

Тишина, неподвижность и духота сделали свое дело: девушка почти задремала, когда бесшумно открылась дверь и на пороге появилась еще одна женщина, помоложе. Она что-то сказала по-арабски, та, что сидела в кресле, встала, и обе они вышли, оставив дверь распахнутой. Сон мгновенно пропал, и Злата наконец сделала попытку освободиться, но веревки держали надежно. Как бы там ни было, похоже, сейчас станет ясно, зачем она здесь.

За дверью послышались неторопливые уверенные шаги, и в комнатушку вошел мужчина. Одет он был просто: в белую хлопковую, с широкими рукавами и вышивкой у ворота рубашку длиной почти до земли и кожаные туфли без задника. На широком, богато расшитом поясе висел кинжал в украшенных самоцветами ножнах.

Лицо мужчины показалось Злате одновременно и притягательным, и отталкивающим: нос с горбинкой, тонкие бледные губы, раздвоенная бородка и лисий взгляд. Он цепко оглядел Злату, приблизительно так, как она сама вчера разглядывала на рынке чудесные чашки ручной работы.

Если бы Злата могла гордо вздернуть подбородок, она бы вздернула, но, когда лежишь привязанная к кровати, это невозможно. Оставалось сверлить похитителя презрительным взглядом и презрительно же молчать. Не рассказывать же ему, как ей страшно, да ему и все равно, наверное…

Игра в гляделки продолжалась минуты две. Мужчина неподвижно стоял посреди комнаты и молча смотрел на девушку, девушка пронзала его ответным взглядом. Наконец терпение Златы лопнуло, и на смену удушающему страху пришла здоровая злость.

– Отпустите меня немедленно! – сказала она по-французски.

Незнакомец раздвинул губы в улыбке; зубы у него оказались белые, ровные и красивые, но, как ни странно, улыбка при этом выглядела неприятно.

– Отпустите! Я подданная Российской империи, вы хотите международного скандала? – пригрозила девушка.

Злата понимала, что говорит ничего не значащие слова. Если уж ее украли, то никого возможность скандала не волнует. Ну что, что еще сказать, чтобы этого красавца проняло? Злата была слишком молода, и у нее не хватало воображения, чтобы придумать, как повлиять на этого человека. Она ведь не знает, чего он хочет.

А почему бы не спросить прямо? Хуже не будет.

– Чего вы от меня хотите?

Мужчина опустился в кресло, где сидела давешняя женщина, и наконец заговорил:

– Чтобы ты не делала глупостей.

По-французски он говорил еще лучше Фарида, а значит, был образованным человеком и наверняка принадлежал к местной знати. Но почему он удерживает ее здесь? Может быть, это какой-то восточный розыгрыш и сейчас появятся веселые местные скоморохи?

– Все люди временами совершают глупости, – философски заметила Злата. – Как я могу сделать глупость, если не знаю, что вы таковой считаете?

Мужчина снова улыбнулся: девушка его явно забавляла.

– Ты не должна задавать вопросов. Не должна пытаться бежать. Тебе не будет плохо, и тебя никто не тронет. У тебя будет одежда, еда, украшения. Ты можешь просить хоть звезду с неба, но ты не сможешь уйти.

– Но зачем? – беспомощно переспросила Злата. Взгляд мужчины смущал ее. Он смотрел на нее так, будто она была вовсе без платья, и был в его глазах странный безумный огонек – такие глаза бывают у диких лошадей, Злата однажды видела такую и навсегда запомнила ее вспыхивающий сумасшедшей синевой взгляд… Но лошадь была всего лишь животным, ее можно было усмирить, и ту усмирили в конце концов, и она покорно пошла за конюхом в денник. А человек, сидевший в кресле перед Златой, казался отчетливо опасным, и на него было бы непросто накинуть узду. Он и был опасен – опасность была в его руках, в плавных движениях, в наклоне головы. Он мог сделать со Златой все что захочет, и ощущение беспомощности превратилось в жгучий стыд, а потом в злость, сменившуюся вновь удручающей беспомощностью.

– Не задавай вопросов, – напомнил он.

– Но хоть какие-то права у меня есть? – сердито спросила Злата.

– У тебя есть право жить, – холодно ответил мужчина, – пока я тебе это позволяю.

Девушка не имела ни малейшего понятия, какие у него планы на ее счет, и почему он сохранил ей жизнь, и зачем ее жизнь ему нужна. Она хотела задать ему все эти вопросы, но толку? Незнакомец не стал бы отвечать, это чувствовалось. Злата четко поняла: он здесь хозяин. Нет, это не восточная шутка, увы, и скоморохи из-за двери не выпрыгнут…

Мужчина, кажется, прочитав все ее мысли, как открытую книгу, ухмыльнулся, встал и склонился над девушкой, а она попыталась отвернуться, но веревки не пускали. Неожиданно мужчина провел кончиками пальцев по щеке Златы, девушка дернулась, а незнакомец засмеялся. Смех у него был, как ни странно, приятный. И все же скрытое безумие в его глазах пугало. Он сказал что-то по-арабски и потянулся за кинжалом. Злата замерла: обманули в очередной раз, сейчас убьет, зарежет, как кролика! Но мужчина, выхватив сверкающий клинок из ножен, одним движением рассек веревки и отступил. Злата села на кровати, не зная, что делать теперь. Попробовать вцепиться ему в бороду – но что толку? Девушка была абсолютно растеряна, хотя обычно отличалась здравым смыслом, который сейчас молчал…

– Запомни, женщина, – сказал незнакомец, который больше не улыбался, – исполняй то, что тебе велят, и тогда ты будешь жить. Если будешь покорной, твоя жизнь станет… – он сделал паузу, потом ухмыльнулся уже вовсе мерзко, – раем.

Мужчина вложил кинжал в ножны, развернулся и вышел, а Злата осталась сидеть на постели, растерянная и злая, такая злая, что готова была рвать и метать, бросать тяжелые предметы в обидчиков и бить посуду об их головы. Но без зрителей все это делать глупо.

Впрочем, в одиночестве девушка пребывала недолго: вернулась та женщина, что охраняла ее вначале.

– Мое имя Джанан, – произнесла она по-французски довольно понятно. – Я покажу тебе, что ты должна делать. Идем.

Злата была босиком – ее туфли куда-то исчезли, и на просьбу вернуть их Джанан даже головы не повернула. Ну и пусть! Узким коридорчиком женщины прошли в другую комнату, большую и светлую, окнами выходящую в сад.

Девушку до сих пор трясло после встречи с похитителем, но, несмотря на это, Злата оценила обстановку комнаты как довольно милую: софа, накрытая желтым сатином, отороченным золотой бахромой, на ней маленькие подушки, расшитые также золочеными шнурами и разложенные в художественном беспорядке. Восточная мебель с гнутыми ножками, широчайшая кровать под прозрачным легким балдахином. Стены увешаны картинами, в основном пейзажами, – вот вам и истинно мусульманский дом! Злата считала, что здесь это не принято. Расписной потолок изображал виды Босфора.