— А как?

— Мадам Фаншон мне говорила, но я забыла… Вот и она сама, кстати.

В гостиную вошла Аньез, которую сопровождал сержант.

— Вы только послушайте, шеф, что рассказывает эта женщина! Похоже, семейка Лависс приложила руку к смерти этого парня.

— Недаром я пришел к вам, княжна. Я нутром почувствовал, что дело это серьезное. Скорее всего, сержант прав и в замке орудовали наши старые знакомые. Старуха Лависс убралась в деревню, и я думал, взялась за ум. Уж в Дежансоне она покуролесила! На все ее гаданья, приворотные зелья мы закрывали глаза, но, когда узнали, что она еще и фабрикантша ангелов, взялись за нее всерьез…

— Кто? — удивленно переспросила Софья.

— Занималась абортами, — пояснил лейтенант, — но поймать ее, к сожалению, никак не удавалось. Скорее всего, для виду она гадала на будущее и даже составляла гороскопы. Бедняки ходили к ней толпами, и кто знает, может, это занятие тоже приносило ей существенный доход.

— А мне всегда казалось, — смущенно призналась Соня, — что занятие гадалки зависит от многих случайностей и не слишком доходно, не каждый же день к ней приходят…

— 6, княжна, — усмехнулся Блесси, — французов надо знать: нас хлебом не корми, дай только выяснить, что кому уготовила фортуна, и постараться перехитрить ее. Как говорил наш великий поэт господин де Лафонтен:


Потерял ли кто тряпку, завел ли кто любовника,

Муж, по мнению жены, слишком долго живущий,

Докучливая мать, ревнивая жена -

Все они бегут к гадалке,

Чтобы сказать, чего им угодно.


— То есть вы хотите сказать…

— Что старуха Лависс приторговывала еще кое-чем, о чем предпочитают не слишком рассказывать те, кто за тем средством приходил… Так называемый «порошок наследства», не слышали? Сто с лишним лет назад наша бедная страна печально прославилась своими процессами об отравителях. В лих всплывали такие имена, что даже судьи вынуждены были произносить их шепотом…

— Кажется, я что-то об этом читала, — наморщила лоб Соня. — Отравители были казнены, и я думала, что по их стопам больше не решатся пойти.

— Увы, — усмехнулся лейтенант, — закону никогда не удавалось очистить житейское поле от сорняков порока с помощью топора…

«Как, однако, он красиво изъясняется, — меланхолически подумала Соня, — а я всегда считала, что служители закона лишь ревностные исполнители каждой его буквы и прекрасное им неведомо».

А Блесси между тем продолжал рассказывать:

— Хотя полиция и шла по ее следам, но старая проныра вовремя успела отойти от дел. Или просто сделала вид, что взялась за ум. В деревне она слывет безобидной чудачкой, и если у женщины заводится лишний су, она может отнести его Лависс, и та погадает ей на старых картах или на костях… Не верю я в раскаяние таких закоренелых грешниц. А теперь еще и Марсель подросла. Уж бабушка своим фокусам ее обучила… Это же надо такое придумать: Марсель — внучка маркиза де Барраса! Насколько я знал мосье Антуана, с такой, как Режин…

— Режин? — переспросила Соня.

— Это имя старой Лависс, хотя так ее давно никто не зовет. Так вот, старый маркиз не стал бы с нею даже разговаривать… С чего вдруг старой ведьме понадобилось рассказывать внучке такие сказки? Может, пропавший куда-то Флоримон де Баррас что-нибудь ей пообещал? Нет, определенно, тут дело нечистое. Есть в этом деле какая-то тайна, которая не дает мне покоя… И сдается мне, вы кое-что знаете, а?

— Я? — вполне естественно удивилась Соня, но в душе ее звякнул тревожный колокольчик. — Что я могу знать о делах тех дней, когда меня и на свете не было? Да я и во Францию приехала впервые всего полгода назад…

— И сразу окунулись в приключения, не так ли?

Фредерик вроде шутил, а сам пристально вглядывался в ее лицо — как княжна на его слова откликнется?

Ну, положим, полгода назад Блесси мог бы прочесть на нем многое. Прежде, но не теперь, когда Софья все больше училась управлять своими чувствами.

— Скажите, лейтенант, а матери у Вивиан… то есть Марсель, нет? — спросила Соня.

— Мать этой испорченной девчонки была в Марселе портовой шлюхой, потому и дочь назвала в честь любимого города. Ее в припадке ревности зарезал пьяный матрос. Больше у вас вопросов нет?

— Есть, — медленно проговорила Соня и вдруг выпалила:

— Помогите мне! Я в Дежансоне никого не знаю, не представляю даже, с чего начинать… Даже, например, что надо делать, чтобы похоронить Патрика… Моего дворецкого. Обычно всеми хозяйственными вопросами занимался он.

— Этот Патрик — он тоже иностранец?

— Кажется, выходец из Шотландии.

— Кажется? Что же вы взяли на работу дворецким человека, ничего о нем не зная?

— Мы познакомились с мосье Йорком в Версале.

Патрик был доверенным лицом герцогини де Полиньяк. Разве не было это достаточной рекомендацией?

Блесси присвистнул:

— Слуга самой герцогини! Ох, как бы не было у нас неприятностей. Когда умирают такие персоны, из дворца могут или прислать кого-нибудь с проверкой, или потребовать голову виновника. Понятное дело, мы и так будем его искать, но аристократы обычно люди нетерпеливые…

— Думаю, из дворца ничего не потребуют, — сказала Соня. — Патрик числится у герцогини пропавшим без вести.

— Вот даже как… — пробормотал лейтенант. — Ане позволите ли вы осмотреть его вещи? Мало ли…

— Смотрите, — безразлично разрешила она.

Блесси ушел и отсутствовал довольно долго, и все это время Соня просидела рядом с телом Патрика, с тоской отмечая, как не похоже это неподвижное тело на мужчину, который с нею в постели был так нежен и горяч. При одном воспоминании об этом слезы брызнули у Сони из глаз.

Тем временем вернулся лейтенант и с интересом взглянул на молчаливо горюющую Соню, постоял возле нее, а потом негромко кашлянул. Княжна взглянула на него.

— Как, говорите, звали вашего дворецкого? — спросил Блесси.

— Патрик Йорк.

— Это он сам вам сказал?

— Сам. И под таким именем его знали во дворце.

— А на самом деле вашего Патрика зовут вовсе не Патрик, а Георг, и он является не кем иным, как внучатым племянником одного из последних Стюартов.

— Какое это теперь имеет значение?

— Для вас — никакого, а вот мне, боюсь, придется попотеть, отвечая на запросы… если его начнут искать… Впрочем, вам сейчас не до того, понимаю, но с похоронами я и в самом деле могу вам помочь. Кстати, и доктор Поклен со своей стороны сделает все, что сможет… Деньги на похороны у вас есть? А то можно обратиться к герцогине де Полиньяк, если, вы говорите, она его знала.

— Знала, но, думаю, ни к кому обращаться не стоит. Денег на похороны у меня хватит.

— И какое имя напишем на могиле?

Он выжидательно посмотрел на нее своими синими глазами — казалось, в них плещется безмятежность, но Соня чувствовала, что глубоко внутри, за внешней мирной синью, таится ледяной блеск. И ответ, которого он ждет от нее, вовсе не безразличен Фредерику Блиссе.

Что ж, она не могла его осуждать. Кто для него Патрик? Очередной иностранец, пусть и королевских кровей, от насильственной смерти которого он может ждать только неприятностей. Одно дело — просто разыскивать Вивиан, то есть Марсель Лависс, в связи с подозрительной смертью простого человека, и совсем другое, когда у него на руках оказывается неожиданно труп человека, проживавшего во Франции, по сути дела, инкогнито. И если все обойдется…

В общем, вслух Соня сказала:

— На могиле напишем такое же, под каким он предпочитал жить, — Патрик Йорк.

— Мудрое решение, — похвалил ее лейтенант.

22

Соне давно не снились сны, а сегодня ей приснился не просто сон — кошмар. Будучи спокойной внешне, в душе она переживала одну из самых тяжелых драм в своей жизни, так что, когда княжна осталась наедине сама с собой, тут-то все и началось.

Сначала она долго не могла заснуть и, глядя без сна в высокий потолок своей спальни, казалось, не думала ни о чем. Просто разглядывала на нем трещины, которые змеились в нескольких направлениях, и не без грусти признавала, что настоящая хозяйка замка прежде всего позвала бы строителей и декораторов, убрала нанесенные временем разрушения или хотя бы сменила на мебели выцветшую обивку…

Но потом Соня напомнила себе, что до сих пор у нее не было возможности даже просто расслабиться и отдохнуть, а приходилось бороться за жизнь, достойную ее происхождения — отпрыска славного княжеского рода. И кто бы осудил Соню за то, что она не соглашалась быть просто щепкой в реке жизни или нераспустившейся почкой на древе рода…

Нераспустившейся не в том смысле, что юной и непорочной, а в том, что ей пока просто не от кого произвести на свет детей, чтобы, как и положено женщине, способствовать продолжению этого самого рода. Как и нечего предложить будущему отцу ее детей в качестве приданого за себя…

Кажется, она запуталась в собственных словесах, каковые плела и плела, ровно кружева.

Но с другой стороны, кто мог подумать, что так все обернется. Совсем недавно Соня радовалась, что рядом с нею мужчина, который может защитить ее от многих жизненных трудностей. Да что там о сиюминутном! Княжна собиралась с помощью Патрика решить проблемы и далекого будущего, как то — превратить имеющееся золото в полновесные монеты, отчеканенные королевским казначейством.

Интересно, а если бы она — вернее, они с Патриком придумали такое приспособление, чтобы можно было чеканить монеты самим? Нет, нет, не думать об этом, выбросить преступные мысли из головы… Это же надо, до чего она дошла! Маменькина дочка, всю жизнь за печкой просидевшая… В последнее время Соня частенько себя вот так мысленно бичевала, чтобы не витать без толку в облаках.

Она же только что вспоминала о Патрике. Представляла себе, как приедет с ним в Петербург сказочно богатая, как нанесет визит брату Николаю… И не подумала, кстати, что он, будучи зол на сестру, на ее непослушание и на бегство из России, может не захотеть ее видеть… Нет, об этом — не стоит. Как сказала бы покойная маменька, будет день — будет пища…