— Не горюй, будут у тебя слуги, — успокоила ее Соня. — И деньги появятся. Господь награждает терпеливых.

— Так-то оно так…

— А повозка — ну та, на которой контрабанду мужик возил, — открытая была или закрытая?

— Я же и говорю, что закрытая. Эмиль тоже подумал, что у него там контрабанда была. А что еще можно прятать в земле, тем более на краю чужих владений?

«Золото можно прятать, — мысленно ответила на ее вопрос Соня. — А если точнее, вывозить его. То, что вы с Эмилем посчитали обычной ямой, было не иначе как люком подземного хода, не будь я Софья Астахова!»

— Думали мы с Эмилем, гадали — чего это он свою яму именно на землях маркиза устроил? Ведь лес поблизости, там бы никто ничего не увидел, не нашел.

Да потом так и бросили гадать. Ни до чего путного все равно не додумались… — продолжала говорить Агриппина, которую Соня, по привычке уходить глубоко в свои мысли, слушала вполуха.

«Скорее всего, это был Флоримон. Вот только…

О господи! Выдернув бревно, которым молодой маркиз подпирал крышку люка, Эмиль запер его в подземелье! Но прежде-то Флоримон люк как-то открыл…

Может, когда крышка упала, в потайном механизме что-то соскочило, потому люк и заклинило? Иначе откуда появилось завывающее привидение…»

— Скажи, Агриппина, — осторожно поинтересовалась Соня, — а как долго вы слышали вопли вашего привидения?

— Дня три-четыре выло, а потом… Вот уж три дня, как его не слышно, — добросовестно припомнила та. — Может, это не наше привидение?

— Как не ваше? — удивилась Соня.

Нет, от этой девчонки можно ожидать чего угодно! Просто голова кругом. Хоть и маркиза, а до сих пор в голове каша по-российски. Оказывается, привидения бывают «наши» и «не наши»!

— Ну, из какого другого замка. Заблудилось в чужом месте, вот с перепугу и выло. А потом ночью как-нибудь нашло выход. Или за ним пришел кто из своих…

— Ну и выдумщица ты! — не выдержав, прыснула Соня, но заставила себя собраться с мыслями. Если Агриппина не понимает серьезности случившегося, то придется Софье заняться расследованием. — Уж если что и нужно проверить, так это подземелье под вашим замком.

— Как это, проверить? — всполошилась Агриппина. — Я и наверху-то не во всех комнатах была — не по себе мне в них. Какие-то цветы засохшие, картины со страшными лицами, ровно вурдалаки какие… Так и мнится, где-то мертвец забытый остался. А уж куда-то в подземелье спускаться… Да я со страху помру!

К тому же мосье Антуан так в себя и не приходит…

Ох, чего это я, совсем о муже забыла. Надо пойти посмотреть, как он, может, в сознание пришел.

— Я с тобой, — сказала Соня.

— И правда, пойдемте вместе, Софья Николаевна, мне одной нынче не по себе. Все-таки, когда Эмиль дома, чувствуешь себя куда спокойнее.

«Как, однако, странно порой поворачивается жизнь, — думала Соня, идя вслед за Агриппиной к комнате маркиза де Барраса. — Слуга-насильник, который совсем недавно был для несчастной девушки воплощением ужаса, теперь не только ее любовник и друг, но вообще единственная опора в этом огромном неухоженном замке. Понятное дело, она совсем еще девчонка. Очутилась в незнакомом месте, среди чужих людей, языка почти не знает. Тем более что до сей поры за нее все время думал кто-то, разве что за исключением хозяйственных мелочей, а она лишь чужие указания исполняла… Ах, неужто мое сиятельство лучше! Обе мы с нею нежданно-негаданно в переплет попали, хоть и каждая по-своему. Тут с самим чертом подружишься. Да и я тоже хороша, оставила Агриппину одну. Думала, под присмотром маркиза, такого на вид крепкого старичка, а оно вон как повернулось…»

Несколько недель назад маркиз Антуан де Баррас выглядел достаточно здоровым стариком, несмотря на свои восемьдесят девять лет. Но теперь на постели перед Соней лежала дряхлая развалина. И на вид ему можно уже было дать не восемьдесят девять, а все сто девять лет. Будто в момент из старого Антуана выпустили всю жизненную энергию.

Странно, но жизнь в нем еще теплилась. Как будто не все дела закончил он на грешной земле.

Старый маркиз не пошевелился, ни один мускул на его лице не дрогнул, когда Агриппина склонилась над ним и позвала:

— Мосье Антуан!

— А он не умер? — шепотом спросила Соня.

— Сейчас проверим. — Агриппина сунула руку в карман передника и приложила зеркало к губам старика. — Дышит. Третий день он так. Пробовала лекарство дать — мадам Фаншон прислала, да он губ не разжимает.

Она тяжело вздохнула.

— Бедный мосье Антуан! Такой все был с виду здоровый, а тут… словно опоил его кто смертельным зельем…

«Зельем!» — отозвалось в мыслях Софьи и тут же пропало. Что за мысль пыталась прорваться в ее взбудораженный ум? Она в какой-то момент действительно подумала, что маркиза отравили. Но кто? Вряд ли Эмиль. Да и зачем ему? И уж тем более не Агриппина.

При всех своих привычках и странностях, она девочка добрая и богобоязненная. К маркизу испытывает чувство глубокой благодарности…

Словно в ответ на Сонины размышления, та, которую лежащий на кровати старик сделал маркизой, женившись на ней, проговорила со слезами в голосе:

— Очнитесь, мосье Антуан! К вам княжна Софья Николаевна приехали, повидаться. Вы же недавно о ней спрашивали. Мадемуазель русская княжна.

Последнюю фразу Агриппина повторила по-французски, видимо, копируя самого маркиза де Барраса, и у нее получилось так похоже, совсем без акцента, что Соня подумала: «У девчонки хороший слух.

Вон как она копирует французское произношение.

Непременно поучу ее языку… Странно, о чем только не думается у постели умирающего!»

Погруженная в свои размышления, она пропустила момент, когда Агриппина, до того безуспешно подносившая ко рту больного ложку с лекарством мадам Фаншон, вдруг проговорила:

— Вот молодец, выпил! Еще глоточек, еще! Мосье Антуан выздоровеет. Зачем же ему лежать да болеть, когда мы все переживаем да сокрушаемся…

Можно подумать, маркиз понимал то, о чем говорила Агриппина. А она все щебетала по-русски, все уговаривала его.

— Здравствуйте, мосье Антуан, — сказала Соня на родном языке больного.

Ресницы его затрепетали, и он с видимым усилием открыл глаза.

— Княжна, — еле слышно прошелестел маркиз, — вы явились на мой зов! Господь услышал мои молитвы.

Он сделал попытку подняться, но это ему никак не удавалось. Агриппина ловко приподняла супруга и подложила подушку под его спину.

— Хорошая девушка, — похожая на гримасу улыбка тронула его губы. — Жаль, что я так стар, не могу оценить… по достоинству.

Внезапно он беспокойно повел шеей, словно услышал какой-то тревожащий его звук, хотя Соня могла поклясться, что ничто в замке не нарушало тишину.

— Флоримон! Флоримон здесь.

— Нету Флоримона. — Уж это-то Агриппина поняла и воспользовалась моментом, чтобы опять заставить маркиза выпить ложечку лекарства. — Откуда ему здесь взяться?

Маркиз, понятное дело, ничего из ее слов не понял. Взгляд его снова отыскал Соню.

— Флоримон приходил! Ночью. Заставил выпить… морфий.

— Как — морфий? — не поверила Соня. — Зачем ему понадобилось поить вас морфием?

— Может, и не морфий, но какую-то отраву, после чего я сделался игрушкой в его руках.

— Что он говорит? — спросила Агриппина — волнение Антуана де Барраса передалось и ей. Те несколько фраз по-французски, которые ей удалось освоить, пока еще не способствовали пониманию его бессвязной речи.

— Потом я тебе все расскажу, — сказала ей Соня и опять заговорила с маркизом на его языке. — Вы показали ему вход в подземелье?

— Показал, но не все хитрости. Просто не успел.

Уж больно любимый сынок торопился. Не рассказал, как открывать потайную дверь изнутри и на что нажать, чтобы люк подземного хода не заклинило. Потерял сознание… Кто принес меня в постель?

— Маркиз спрашивает, кто уложил его в постель, — перевела Агриппине Софья.

— Так Эмиль и принес. А нашла я. Иду, гляжу, маркиз лежит, не двигается, ну и кликнула Эмиля, — с готовностью ответила та.

— Эмиль… Глупое похотливое животное… — пробормотал старик, поняв смысл ее слов. — Но хозяину предан. Помощь порой получаешь оттуда, откуда и не ждешь… Боюсь, мадемуазель Софи, я не смог защитить ваше золото. Столько лет его караулил, словно пес, и не устерег…

— Что поделаешь, — мягко успокоила его Соня, — вы сделали все, что могли.

— Все, что мог, — кивнул он, закрывая глаза, — все, что мог.

По его телу пробежала судорога, и Соня поняла, дуо старый маркиз де Баррас затих навсегда.

'-. — Он… умер? — дрожащим голосом спросила Агриппина, проследив, как Софья бестрепетной рукой закрывает глаза умершему.

В другом случае, наверное, слабость проявила бы Соня, а она, точно старшая подруга, стала ее успокаивать.

— Увы, моя дорогая, ты стала вдовой, — задумчиво подтвердила она.

Агриппина зарыдала.

— Бедный, бедный маркиз Антуан!

— Ты любила его? — спросила Соня.

— Я совсем его не знала, но мадам Фаншон сказала, что он был очень хорошим человеком.

— Тогда чего ты так горько плачешь?

— Хороший человек должен, умирая, знать, что по нему непременно кто-то станет горевать, — всхлипывая, сквозь слезы проговорила Агриппина.

6

Соня думала, что хоронить покойного будут только они с Агриппиной, Патрик да Эмиль, мадам Фаншон с сыновьями, ну, может, еще несколько мужиков из ближайшей деревни, которые гроб понесут. Но провожать маркиза Антуана в последний путь собралось так много народа, что Софье оставалось только удивляться.

Она осторожно поинтересовалась об этом у мадам Фаншон, и та в ответ на ее вопрос пояснила:

— Маркиз де Баррас в Дежансоне родился. И отец его здесь жил. И дед. Они — вроде как знак города.

Наверное, если бы у Дежансона был герб, на нем изобразили бы фамильный профиль маркизов де Баррасов. — Мадам Фаншон промокнула платочком глаза и продолжила: