Внезапно она подняла руку и швырнула шляпу, которая полетела над водой, словно соломенная чайка. Она упала в воду и быстро утонула.

– Нет, – громко сказала она, затем прокричала: – Нет!

Она скомкала платок и тоже швырнула в воду. Несколько мгновений он продержался на поверхности, а потом быстро ушел под воду.

Дейзи топнула ножкой. Она не была послушной дочерью. Она любила отца, и ее долгом было выполнять его приказы, но Симона она любила сильнее. И он попросил ее подождать.

Значит, она будет ждать. Но не пассивно, словно голубка в клетке. Говорят, что ястребы выбирают себе вторую половину на всю жизнь, потому она тоже будет ястребом, бороздящим небо в поисках Божьей воли. Она верила, что рождена с неотъемлемым правом на свободу и счастье, как было написано в Декларации независимости. Не было гарантии, что ей еще когда-нибудь суждено увидеть Симона, не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж. Но это не означало, что она должна была соглашаться на его замену.

Она собиралась найти способ отыскать его, спросить, нужна ли ему, чтобы раз и навсегда выяснить это для себя. Если он ее не захочет, то Господь даст знак, что делать дальше.

Но сначала она собиралась прогуляться. С непокрытой головой.


Новый Орлеан

8 октября 1778 года

Приближалась война. Между тем жизнь Лиз и Скарлет в Новом Орлеане была спокойной. Лето прошло без происшествий. Лиз переехала к Гонсалесам и помогала с подготовкой к родам Скарлет. Четвертого июля они отпраздновали освобождение Скарлет из рабства, потом спустя всего неделю родился ребенок – маленький мальчик, которого назвали в честь губернатора Бернардо.

В августе и сентябре Лиз проводила большую часть времени в поместье губернатора, узнавая, что ей придется делать во время приближавшегося осеннего сезона балов и приемов, а также рассказывая все, что она знала о Мобиле и форте Шарлотт. Она понимала всю ответственность, которую несла. Ведь от точности данных, которые она передавала испанцам, зависел результат борьбы американцев за независимость. Она была одновременно воодушевлена и напугана.

У нее появилась привычка вставать каждое утро с рассветом и проводить целый час в молитве, стоя на коленях возле кровати в гостевой комнате, которую ей выделили. В соседней комнате жила София. Она молилась за то, чтобы Рафаэль и Симон не пострадали. Она молилась за то, чтобы у Дейзи, а также у ее отца все было хорошо. Она просила Бога приглядывать за ее дедом, Жюстин и детьми. Также она просила для себя мудрости. После этого она открывала бабушкину Библию и немного читала, находя помощь и ободрение в этой книге, как и обещала бабушка.

После этого она встречалась с Софией и ее матерью за завтраком. Почти каждый день к этому времени полковник Гонсалес уже уходил по своим делам, оставляя женщин обсуждать наряды и ребенка Скарлет, который, ко всеобщему удовольствию, был очень славным, по ночам почти не кричал и не плакал. По сравнению с Рафаэлем в детстве Бернардо был просто ангелом. Лиз очень нравились истории о Рафаэле, которые ей рассказывала его мать. София то возмущалась, то смеялась, слушая о проделках брата.

Казалось, мать и сестра Рафаэля приняли как само собой разумеющееся, что Лиз станет членом их семьи. Сначала Лиз стеснялась, когда речь заходила о помолвке, но, замечая их удивленные взгляды, в конце концов призналась, что они с Рафаэлем любят друг друга.

Она надеялась, что он скоро вернется и объяснит своей родне, что они сделали вид, что собираются пожениться, чтобы забрать Лиз из Мобила. Если бы она осталась, ее бы обвинили в государственной измене.

В это сырое хмурое утро в середине октября Лиз сидела вместе с Софией у фонтана во дворе дома Гонсалесов. София пыталась говорить по-французски, и ее сильный акцент очень смешил Лиз.

– Я думаю, придется признать поражение, – вздохнула София, в очередной раз попытавшись правильно произнести слово «respondez»[38]. – Все равно я никогда не попаду в Париж. Папа говорит, что это город для бродяг и художников, что, в его понимании, одно и то же. – Она склонила голову набок. – Лиз, кто-нибудь когда-нибудь писал твой портрет?

– Мой? – Лиз рассмеялась. – София, ты забываешь, что мой отец рыбак. Кто захочет писать мой портрет?

– Может, Рафаэль однажды займется этим. Он любит музыку и искусство.

Лиз пристально посмотрела на девушку:

– Я знала, что он поет и играет на гитаре. Он умеет рисовать?

– О да! По крайней мере раньше умел. Пока папа не выбросил его картины. Папа сказал, что это пустая трата времени и денег и что он должен идти служить на флот, как Кристиан и Данило.

Лиз не знала, что сказать. Ее отец часто вел себя бездумно и агрессивно, но он никогда не поступил бы так жестоко с тем, что создал его ребенок.

К счастью, в этот момент в воротах показался слуга Гонсалесов. Он приблизился, держа в руках поднос, на котором лежало письмо. Поклонившись, он протянул поднос.

– Мисс София, я решил, что вы захотите взглянуть на это безотлагательно. Это письмо от жены губернатора.

– Да? О, как мило! Спасибо, Мануэль. – София быстро вскрыла печать на письме и начала читать. Спустя несколько секунд она удивленно посмотрела на Лиз. – Мадам Гальвес пригласила нас на бал, который будет через неделю. Лиз! Это ужасно!

Лиз рассмеялась:

– Почему приглашение на бал в поместье губернатора так ужасно?

– Как почему?! Потому что остается мало времени, чтобы пошить новое платье! Что же нам делать?

Лиз закатила глаза:

– Как непредусмотрительно с ее стороны, что бал назначен на столь близкую дату. Так ты не успеешь добавить еще одно платье к гардеробу, который мог бы обеспечить одеждой половину Луизианы.

– Лиз! Это серьезно! Перестань шутить!

– Хорошо. Но у меня, кажется, есть решение. Скарлет умело управляется с иголкой, ты же знаешь. Попроси ее распороть два-три твоих старых платья и переделать их в новое.

София прищурилась:

– Это может сработать. Честно говоря, идея мне нравится! Надо попросить ее начать немедленно. А ты поиграешь с милым маленьким Бернардо, пока Скарлет будет работать над платьем. – Она вскочила на ноги и схватила Лиз за руку. – Пойдем, нельзя терять ни минуты!

Смеясь, Лиз позволила затащить себя в дом, где София тут же начала громко звать Скарлет.

Два года назад даже в самых смелых мечтах Лиз не могла представить, что она будет жить в доме, где приглашение на бал в поместье губернатора целой колонии считается обычным делом. Конечно, она мечтала о танце с герцогом, пока не встретила Рафаэля Гонсалеса.

Той наивной девчушки больше нет.

Иногда она гадала, хорошо это или плохо.

17

Новый Орлеан

15 октября 1778 года

Когда Лиз с Софией спускались по ступенькам, ведущим в бальный зал Гальвесов, вслед за доньей Гонсалес и полковником, француженка мысленно сравнивала этот бал, посвященный сбору урожая, с тем, который она посетила годом ранее у Буреля. Отличие ее нынешнего наряда от наряда на вечеринке у Буреля было в том, что платье, пошитое на французский манер, которое мадам Гальвес прислала ей, было слишком открыто в некоторых стратегических местах.

Надев платье днем, Лиз немного разволновалась, но София запретила ей смотреть на себя в зеркало, пока не сделают прическу и не добавят украшения.

– Поверь мне, Лиз, – сказала София, хихикнув, – сегодня ты будешь кружить мужчинам головы.

Но потом все заспешили к карете и у нее не осталось времени глянуть в зеркало. Ей пришлось положиться на изысканный вкус мадам. Платье было потрясающим. Верхняя и нижняя юбка были сшиты из светло-зеленого атласа, нижний край их украшали рюши, впереди вдоль разреза верхней юбки шла аппликация в виде больших листьев из атласа. Это было оригинальное решение. Лиф, сделанный из того же материала, был расшит нежным светлым кружевом, собранным таким образом, чтобы подчеркнуть общий замысел платья. Лиз чувствовала себя элегантной и модной, почти достойной посетить такое великолепное мероприятие, как губернаторский бал.

Внезапно она заметила собственное отражение в большом зеркале, установленном напротив ступенек. В ужасе она схватила Софию за руку и чуть не бросилась бежать назад вверх по лестнице.

Она действительно будет кружить мужчинам головы. Лиф с квадратным вырезом, подчеркнутый кружевными рюшами, возможно, был последним писком парижской моды, но декольте было слишком глубоким. Лиз никогда не носила столь открытых платьев.

– Что случилось?

София, спустившись на пару ступенек, недоуменно глянула на подругу.

Лиз посмотрела по сторонам на наряды других дам. У большинства платья были даже откровеннее, чем у нее и Софии.

– Что-то… сквозит.

Лиз прикрыла грудь рукой, затянутой в перчатку.

София нахмурилась, а потом внезапно захихикала.

– Ты привыкнешь.

– Нет. Не привыкну. Не должна привыкать. Почему ты мне не рассказала?

– Потому что ты скромная. А губернатор хочет, чтобы ты очаровала всех мужчин.

– Но мадам не говорила… – Лиз прикусила губу.

Мадам говорила, что ей нужно танцевать, много смеяться и слушать. Губернатор Гальвес хотел получить как можно больше информации о том, что люди думают, особенно его интересовало, что они знают об агрессивных действиях британцев, индейцев и американцев. То, что она оделась, как парижская куртизанка, тоже было частью плана?

Лиз чувствовала, как у нее горит лицо от стыда. Возможно, люди подумают, что она так покраснела из-за жары в зале от всех этих ламп и свечей. На каждой стене висели зеркала, отчего весь зал сверкал.

Глаза Софии смягчились.

– Пойдем, никто не подумает, что ты… У вас во французском есть такое полезное словечко… outré[39]? Расслабься и получай удовольствие. Ты заслужила немного веселья, так ведь?