Он подумал о матери Лиз и матери Скарлет, которые, возможно, когда-то стояли на этом самом месте много лет назад. Одну забрал любимый, а другая попала в рабство к ужасной мегере.

Он не мог выручить всех этих людей сейчас, но он мог спасти хотя бы одну.

Покосившись на Скарлет, Рафаэль повел плечами и использовал козырь.

– Мистер Уиллинг расстроится, если его желание угодить губернатору не будет удовлетворено, хотя я понимаю ваше затруднение. Возможно, вам будет проще принять решение… если я отблагодарю вас. – Он засунул руку в карман за кошельком, который носил с собой как раз для таких случаев. Он положил несколько золотых монет, которые с лихвой окупали стоимость рабыни, на ладонь охранника. – Я дам в два раза больше, если мы встретимся с вами сегодня вечером в «Пеликане». – Он кивнул на таверну, где ждал Рафаэля Уиллинг. – Я замолвлю за вас словечко перед капитаном. Он говорит, что планирует еще один рейд вверх по реке.

Все три его утверждения по отдельности были правдой, но вместе они были чем-то другим.

Надсмотрщик позвенел монетами. Он посмотрел на Скарлет, которая молча стояла на помосте, потупив глаза и держась руками за живот. Потом бросил взгляд на Уиллинга и, казалось, принял решение. Тихо выругавшись, он запихнул монеты в карман, достал нож и быстро нагнулся, чтобы разрезать веревку на ногах Скарлет.

Встав, он толкнул ее к Рафаэлю.

– Забирай ее и убирайся, пока я не передумал. Передай мистеру Уиллингу, что он теперь мой должник.

– Я думаю, что все как раз наоборот.

Но Рафаэль взял Скарлет за руку и быстро повел прочь, насколько это было возможно в толпе. У него было очень мало времени. Джеймс Уиллинг ждал его возвращения, а Рафаэлю нужно было придумать какое-нибудь объяснение для этого непонятного поступка. Если приходится врать, то лучше, чтобы ложь была как можно больше похожа на правду.

Удалившись на безопасное расстояние от помоста, Рафаэль притормозил и взял девушку за руку.

– Расскажи мне, как ты сюда попала.

Когда их глаза встретились, Рафаэль с удивлением увидел, что она плачет.

– Я молилась, чтобы кто-нибудь пришел за мной, – ответила она. – Я не знала, что это будешь ты.

Он пожал плечами.

– Почему не я?

– Это все ради Лиз, верно? Вы любите ее.

– Я… я… забудь. Уиллинг действительно привез тебя сюда?

– Этот маленький человек на большой посудине? Я не знаю его имени. Но он влетел в Натчез, словно пушечное ядро. Забрал всех рабов и все ценное, а остальное сжег. Он взял в плен белых хозяев, чтобы их семьи присягнули… другим британцам… – Она посмотрела на него с неожиданной ненавистью. – Они свободны. Почему они воюют друг с другом?

Рафаэль двинулся дальше.

– Все сложно. В любом случае Уиллинг будет не очень рад, если узнает, что я купил тебя от его имени. – Он покосился на девушку. – Веди себя тихо и поддакивай, понятно?


Мобил

27 апреля 1778 года

В последнее время дела Буреля пошли в гору, а это означало, что Лиз приходилось много времени проводить на кухне вместе с Джуни, перенимая ее кулинарное мастерство. Весело общаясь между собой, они приготовились помогать Зандеру во время ужина. В кухне пахло морепродуктами и специями. Из железного котла с гумбо, стоявшего на огне, шел аппетитный аромат ру[36]. Стук глиняной посуды и звон серебряных тарелок создавал фон для мыслей Лиз.

В последний месяц в городе было тихо. Как раз тогда Дейзи переехала в форт вместе с отцом. Это напоминало затишье перед бурей, как часто бывало в их краях в апреле. В небе возникали грозные тучи, готовые в любой момент разразиться шквалом, дождем и ветром. Подругам было тяжело разлучаться. Пожалуй, Дейзи переживала даже сильнее, чем Лиз, но поделать ничего с этим не могла. Семья британских беженцев въехала в дом Редмондов, и Лиз неожиданно стало негде жить. Она могла пойти к отцу или деду, но ей не хотелось бросать школу. Так как Дейзи жила в форте, кроме Лиз в школе никто не преподавал.

Когда майор Редмонд предложил ей попроситься пожить у Бурелей, Лиз с неохотой согласилась. Ее скромного школьного жалованья хватило бы, чтобы с трудом покрыть плату за жилье. Однако Бриджитт, по всей видимости, обрадовалась, что Лиз сможет помочь Джуни на кухне, и они договорились, что Лиз будет отрабатывать проживание по вечерам и в выходные. Лиз была очень рада этому предложению. Она поселилась в маленькой комнате на верхнем этаже, где в крохотном шкафу хранились ее несколько платьев. Шкаф и кровать занимали почти всю комнату.

Когда Лиз ложилась спать, обычно ее тело и разум были так напряжены, что она не могла заснуть до поздней ночи, думая, молясь, гадая и страдая. Бриджитт Гиллори, дочь Буреля, любила поговорить и могла составить приятную компанию, но, как замужняя женщина, она в первую очередь обязана была ухаживать за мужем. Лиз очень скучала по Дейзи, по ее веселому смеху, по ее способности развлекать подругу. В последний день, когда они собирали вещи перед переездом, Дейзи отдала Лиз книги, которые прятала под кроватью

– Сохрани их для меня, – жалобно попросила Дейзи. – Если мой отец увидит их…

– Сохраню, – быстро ответила Лиз. – И прочитаю их все. Я хочу понять…

– Ты поймешь, я знаю, что ты поймешь. Но ты не должна ничего делать… не предпринимать никаких поспешных действий, понимаешь? Лиз, сейчас опасное время, потому, пожалуйста, будь осторожна с тем, что ты говоришь и кому.

Поцеловав подругу в бледную щеку, Лиз пообещала последовать совету Дейзи.

Но чем больше она читала и вникала в основные положения принципов американских мятежников, тем больше ей нравилась идея полной свободы, когда ты можешь выбирать, как тебе жить, и никакой правящий класс не является для этого помехой. Так как Лиз была христианкой, она верила в то, что все люди, мужчины и женщины, рабы и свободные, любой национальности и вероисповедания, были равны перед Богом. Однако мысль о том, что эта идея может превалировать в политической и повседневной жизни страны, была для нее в новинку.

Так как она выросла среди людей, которые не были ни белыми, ни черными, ни индейцами, а странной помесью всех трех рас, Лиз всегда старалась держать голову высоко рядом с такими людьми, как Дюссои. Ее возмущала покорность рабов. Ее кузина Скарлет, Джуни, Зандер и слуга Редмондов Тимбо были ее друзьями. Почему же их ценность как людей должна быть ниже ее ценности или ценности Изабель Дюссой?

Она думала и молилась. Возможно, она никогда не сможет всего этого понять и принять.

Кроме всего прочего, Лиз не давал покоя ее недавний разговор с дедом, который разбудил в ее душе желания, о которых она не решалась поведать даже Богу во время молитвы.

«Твой Рафаэль придет за тобой, и тебе придется уехать с ним».

Это были абсурдные, фантастичные слова.

До появления в ее жизни Рафаэля никто не приходил ей на помощь. Ей всегда приходилось отбиваться в одиночку. У нее был маленький нож, у нее были ее мысли и воспоминания, ее ум, вера и молитвы. Раньше этого было достаточно. Но будет ли так всегда? Если дед был прав, наступали тяжелые времена. К кому она обратится, когда они придут?

И все же… все же…

– Что ты так вздыхаешь, дитя? – Джуни налила гумбо в миску. – Ты так сдуешь меня.

Лиз улыбнулась: Джуни, похожую на приземистый чугунный чайник, не смог бы сдвинуть с места и ураган.

– Это один из тех вздохов, которым невозможно найти объяснение. Как думаешь, мне стоит выходить за Нила? Все считают, что стоит, за исключением дедушки.

– Какая разница, как все считают? Тебе же спать с этим петушком.

– Джуни!

– Ну ты сама спросила.

Лиз рассмеялась, и беспокойство отступило.

– Я думаю, из меня получилась бы грустная курица.

– Возможно. – Джуни улыбнулась. – Если ты не собираешься откладывать яйца, тебе стоит держаться от курятника подальше.

Лиз со стуком уронила ложку.

– Думаешь, я несправедлива к Нилу, потому что никак не дам ему ответ?

– Думаю, ты играешь на его чувствах, как на дешевой скрипке.

– Подожди, так он скрипка или петух?

– Не важно. Ты тянешь эту телегу, тебе и думать, куда повернуть.

– Что ты имеешь в виду?

– Послушай, во многих вещах, которые происходят в жизни, выбирать не приходится. Когда тебе нужно принять решение, как минимум нужно подумать о последствиях. Этот мальчик тебя когда-нибудь обижал физически?

– Нет.

– А морально?

– Нет.

– Злил?

– Нет. Так он вообще кажется идеальным мужем.

Джуни фыркнула:

– Я бы сказала, что наоборот.

– Почему?

– Ну, конечно, никакая женщина не хочет, чтобы муж ее избивал. Но если мужчина всегда с тобой согласен, он не нужен.

Возможно, именно в этом была причина, почему Лиз так тянула с ответом Нилу, именно это она не могла до конца понять. Он не был ей нужен. Он мог бы быть лишь удобным средством доказать ее преданность Британской короне. Нил пытался убедить ее, что у властей никогда не будет вопросов к жене британского офицера. Ее совесть, а может, ее гордость говорили о том, что было бы ужасно по этой причине выйти замуж.

Она подумала о прабабке Женевьеве: та вышла за мужчину, которого видела всего несколько раз до свадьбы. Это был брак по расчету, и в то время у женщины было намного меньше вариантов, чем теперь у Лиз. Она подумала о матери, у который выбора вообще не было. Она могла выйти за Антуана Ланье или остаться в рабстве. И она подумала о Скарлет, которую забрали от любимого мужа.

Возможность отказать мужчине, который был «вполне хорош», но которого она не любила, казалась невиданной роскошью.

Однако… однако…

Не было никаких гарантий, что Рафаэль вернется в Мобил, что бы он ни говорил.

– Пойдем, дитя, нам надо подать еду, пока мужчины не разнесли таверну.

Слова Джуни вырвали Лиз из задумчивости. Она услышала громкие голоса, доносившиеся из зала.