— Не печалься ты так, — сказала Рашель, вытирая белым платком с кружевами слезы с лица Ники. — Александр будет о тебе заботиться.

На какое-то мгновение Ники охватило отчаяние.

— Я уверена в этом…

Но она подумала, что постарается лишить его такой возможности. К ночи они с Алексом вернутся в Бель-Шен. А через три дня она станет одинокой жительницей этого города Если же Алекс добьется своего и она станет его наложницей, как Лизетт, то во вторник она должна будет переехать в его городской дом. Однако он не знает, что она решилась бежать и к понедельнику ее уже не будет в поместье.

— Я люблю вас, бабушка, — сказала Ники.

Старая герцогиня повторила эти слова по-французски, прослезилась, еще раз попрощалась с внуком и приняла руку высокого, темноволосого капитана судна «Морской цыган», собираясь отправиться в каюту.

— Она в надежных руках, мой друг, — сказал Алексу капитан Морган Траск с приятной улыбкой, которая казалась искусственной на его прокаленном всеми ветрами лице.

— Если я кому и доверяю, то только вам. — Алекс знал Моргана Траска не меньше десяти лет. Траск составил себе хорошее состояние, занимаясь хлопком и морскими перевозками Он был человек сведущий, вполне надежный Алекс знал не много людей, которые были бы так крепки и выносливы, как капитан.

Рашель в последний раз обняла Ники, оперлась на руку бывалого морского волка и прошла в каюту. Но прежде бабушка в последний раз помахала им платком с палубы. Алекс повел Ники к экипажу.

Она тихо плакала, промокая слезы платком, и пыталась не думать, как одиноко ей будет без женщины, которая, можно сказать, заменяла ей мать в эти последние несколько недель.

— Но у тебя остался я, — тихо сказал Алекс, угадав ее печальные мысли.

«Ты принадлежишь Клариссе, — подумала она. — А у меня никого нет». Но вслух она ничего не сказала.

— Я ужасно устала, Алекс. Давай поскорее вернемся домой Алекс собирался посмотреть какой-то спектакль в небольшом театрике на окраине, но Ники чувствовала себя слишком утомленной для того, чтобы развлекаться. Тем более что она не имела ни малейшего понятия, что ее ждет впереди.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — к ее удивлению, уступил Алекс:

— Когда ты будешь жить в городе, у нас будет много времени для развлечений.

Его глаза, в которых читалась страсть, говорили о том, что главное развлечение он будет искать в ее постели.

Ники натянуто улыбнулась:

— Да, конечно.


Последующие два дня, казалось, тянулись бесконечно. Наступил сезон уборки тростника, и Алекс был чрезвычайно занят. Ники была рада, что может спокойно приготовиться к осуществлению своих замыслов.

Она решила взять только два муслиновых платья и кое-какую мелочь. Для побега она решила не брать Наполеона или Макса, которые были очень дорогими лошадьми. Красотка — эта, наоборот, была слишком стара. Она решила, что сначала поедет вдоль реки до пристани в Ла-Ронд, а там пересядет на ночной пароходик, который отвезет ее вверх по течению. Но сойдет она не в Батон-Руж или Натчезе, как предположил бы Алекс, а в одном из захолустных городков по пути. А уже оттуда она намеревалась направиться в Джексон, Монтгомери или даже в Атланту.

Денег у нее нет, поэтому придется их позаимствовать у Алекса. Дело это неприятное, но неизбежное. Она знала, что Алекс держит деньги на хозяйственные расходы в одном из выдвижных ящиков стола.

Она оставит ему записку, изложит причины своего бегства и заверит, что каким-нибудь способом вернет долг. Лошадь будет ждать ее в Ла-Ронд. Если никто ее не украдет до этого.

Только Даниэль она посвятила в свой тайный замысел.

Ники доверяла толстушке француженке и нуждалась в ее помощи. Они договорились, что Даниэль постарается помочь ей утром. Скажет, что она плохо себя чувствует. Это позволит усыпить бдительность Алекса, который в противном случае наверняка за ней последует.

Если Николь повезет, он не сможет сразу кинуться вдогонку. А может быть, он поймет, как драгоценна для нее свобода, и проявит сочувствие? Что бы ни случилось, она все равно не останется в приготовленной для нее клетке. Он сам не оставил ей никакого выбора.


Наконец настал понедельник. Днем Николь тщательно скрывала свое волнение. Весь вечер за ней наблюдал Алекс. Не потому, что предчувствовал побег: по его глазам она видела, что он страстно желает ее. Из уважения к ее чувствам он, видимо, решил подождать, пока они не поселятся В городском доме.

Однако в том, что он исходит страстью, не было никаких сомнений.

Хуже того, она тоже желала их близости. Каждый раз, когда их глаза встречались, ее сердце начинало бешено колотиться, а по рукам и ногам разливалось тепло. Какое счастье, что она уезжает!

— Я ужасно устала, Алекс. Если вы не возражаете, пойду в свою комнату и прилягу… — Она тщательно избегала всяких упоминаний о постели.

Алекс снисходительно улыбнулся, словно хорошо знал, что она имеет в виду, хотя вслух и не говорит об этом.

— Пожалуй, это неплохая мысль. Завтра у нас будет трудный день. Я хочу, чтобы еще к вечеру ты окончательно устроилась на месте.

В его глазах, в чувственных складках рта — во всем читалось непреодолимое желание обладать ею. Поднявшись со стула, он подошел к ней.

— Я провожу тебя наверх.

— Я дойду сама, — сказала она, но он как будто ее не слышал, взял за руку и повел вверх по лестнице к ее комнате.

Повернув ее лицом к себе, он взял ее за подбородок.

— Пойми, дорогая, сегодняшняя ночь последняя, когда ты будешь спать отдельно от меня, за закрытой дверью.

Видя, что она не возражает, он наклонился и поцеловал ее с такой страстью, что у нее подкосились колени и она вынуждена была схватиться за него. Она не стала сопротивляться, так как хотела внушить ему мысль, что сдалась.

Закрыв за собой дверь, Ники прислонилась к ней спиной, тщетно пытаясь унять биение сердца. Она машинально поднесла руку к груди, как бы опасаясь, что ей станет дурно. Будь он проклят, этот волокита! Уму непостижимо, почему ее так волнует простой поцелуй.

Даниэль помогла ей снять бледно-голубое платье и надеть темно-синий костюм для верховой езды. Остается подождать часок, пока Алекс уснет, хотя это и не имеет особого значения.

Все в доме было тихо и спокойно. Если она спустится по черной лестнице, он не сможет услышать ее шагов.

— Скажешь ему, как мы с тобой договорились, — велела Николь служанке по истечении часа. — Мне надо выиграть время.

Девушки обнялись. Ники подхватила небольшой саквояж, глубоко вздохнула, набираясь смелости, и направилась к двери.

Наиболее слабая часть ее замысла заключалась в том, что она должна была увести лошадь. Но даже если Патрик поймал бы ее, он скорее всего не стал бы ей мешать. Еще днем, когда Алекс находился в полях, она взяла у него сумму, достаточную, по ее мнению, для побега. Она также взяла с собой его пистолет.

В конюшне все сошло гладко. Привыкшие к ней лошади не встревожились. Судя по храпу, доносившемуся из каморки Патрика, он крепко спал. Вероятно, хватил перед сном грогу.

Улыбнувшись, она подумала, что расстается еще с одним другом, которого ей будет недоставать.

Остановив свой выбор на Весперсе, кауром мерине, которого использовали для разных работ, Ники оседлала его, вскочила на него с камня и спокойно тронула с места.

Через час она уже была на причале в Ла-Ронд. Трое мужчин, судя по виду, — двое рабочих и джентльмен, а также полногрудая женщина слегка навеселе — вот и все пассажиры в этот поздний час. На причале горел фонарь Ники заняла недорогую пассажирскую каюту на «Мемфисской леди», старой посудине, которая использовалась для перевозок груза и редко заходила дальше Батон-Руж.

Утром Ники намеревалась сойти на берег в первом же подходящем порту и отправиться в глубь материка. Это был ее шанс, и она собиралась воспользоваться им как следует. Она подыщет себе какую-нибудь работу, непременно найдет. Уж как-нибудь заработает себе на жизнь.

Ники прилегла на узкую койку не раздеваясь. Стены каюты были обшиты кипарисовыми панелями. Кроме койки, здесь был небольшой стол с зеркалом, намертво закрепленный. Закрытая, без окон, каюта напоминала тюремную камеру. «Скоро ты будешь на свободе, — напомнила она себе. — Над тобой не будет никакого хозяина. Никто не будет говорить тебе, что ты должна делать или чувствовать. Никто не будет требовать, чтобы ты согревала ему постель».

Но с ней не будет никого, кто мог бы ее поддержать.

Никого, кто целовал бы и утешал в горестные минуты.

По ее щекам неудержимо катились горькие слезы. Было время — она любила Александра. Не только его любила, но доверяла ему. Но он не оправдал этого доверия. С его стороны было просто низостью отказать ей в поездке во Францию, где она могла бы быть счастлива и не только начать все заново, но могла бы стать настоящей Николь Сен-Клер.

Алекс, несомненно, дорожил ею только как собственностью, как вещью, которую, попользовавшись, можно выбросить за ненадобностью. Он даже не знает значения слова «любовь». И уж конечно, не верит в нее.

А после того, как он с ней обошелся, она и сама не верит.

Охваченная неизбывной печалью, она закрыла глаза. Лопасти с плеском загребали воду, пароходик слегка покачивался.

Что ж, со временем она забудет Александра. А он? Долго ли он будет ее помнить?


Алекс проснулся еще до рассвета. Он хотел успеть на первый пароход, который отправлялся в Новый Орлеан. Ники вот уже два дня укладывает свои вещи и, должно быть, готова.

Он-то, во всяком случае, готов.

Накануне вечером ему нестерпимо хотелось быть с ней. Их поцелуи разожгли его кровь, едва ли не лишили самообладания. В постель он улегся такой разгоряченный, что не мог уснуть. Дважды порывался пойти к ней, чтобы довести ее ласками до исступления. До того, чтобы она сама умоляла его овладеть ею. Он был уверен, что сможет этого добиться. Ведь она не та женщина, которая целиком и полностью владеет своими чувствами.