Рина подхватила ее под руку и почти дотащила до диванчика в углу холла. Усадила Киру, поставила сумочку на пол и нагнула к ней голову подруги:

– Делай вид, что что-то ищешь. Дурнота сейчас пройдет.

Потом принесла пластиковый стаканчик с водой и подождала, пока Кира маленькими глотками выпила воду.

– Ты смотришь на меня, как на гусеницу, – сказала Кира, смяв в тонкой руке стаканчик. – Если бы я решилась на аборт, ты не стала бы со мной больше разговаривать, да?

– Не говори глупостей, – фыркнула Рина.

– Это не глупости. Ты такая спокойная, считаешь, что всегда права… А я все равно буду делать все так, как захочу! И я буду рожать – это мое решение, ясно?

– Кира! – Рина отобрала у нее обломки стаканчика. – Прекрати, опять порежешься… И не ори на весь бизнес-центр. И… и не надо делать из меня монстра. Лицо спокойное, потому что от излишней мимики морщины появляются, а мне этого не надо…

– Обалдеть. Выдержка у тебя – как у Штирлица. Я так не могу. Сразу бровки домиком и лоб складочками.

– Ботокс, – едва слышно выдохнула Рина. Она не собиралась выдавать эту страшную тайну, но ужасно не хотелось, чтобы подруга считала ее бесчувственной.

Она села рядом, заставив Киру подвинуться. Прижалась плечом, погладила по руке.

– Ты как?

– Получше. Спасибо.

Кира даже про дурноту забыла. Хлопала глазами, с детским любопытством вглядываясь в лицо Рины.

– Но ты совсем не изменилась, – разочарованно сказала она. – И губы как были, и все остальное. Где ботокс-то?

– На лбу и в носогубных складках, – ответила Рина. – И сделала я это, чтобы не дать образоваться морщинам, а не чтобы превратиться в барби с толстыми губами.

– Никогда бы не догадалась. – Было очевидно, что Кира прикидывает, когда ей самой можно будет познакомиться с процедурой поближе.

– Может, отвезти тебя? – Рина решила, что пора как-то возвращать подругу к действительности. – Ты в банк или на таможню?

– Нет… Я к врачу. Ты же сказала, что нужно сходить… Да я и сама понимаю, что тянуть глупо. Только мне страшно – вдруг что-то не так?

– Не говори глупостей, и даже не думай. Ты здорова, Вадим тоже, и все будет хорошо.

– А сразу скажут кто – мальчик или девочка?

– Нет. УЗИ только после четвертого месяца покажет.

– Но я вчера читала, что можно узнать сразу, если взять пробу…

– С ума сошла? Нельзя плод тревожить! По медицинским показателям – это одно, а из-за дурацкого любопытства – другое. Вставай, пошли, я тебя отвезу.

– Сама доеду.

– Еще чего. И лимон надо купить.

– Зачем?

– Нарежь на дольки и соси, когда мутить начнет. Мне помогало.

– Вот лучше не напоминай, а?


Через неделю они все рассказали Дуське. Получился такой сопливый девичник. Все трое собрались у Киры, пили исключительно соки и чай, ели фрукты. Смотрели по DVD «Мамма миа» и почему-то периодически ударялись в слезы. Кира свою слезливость объясняла беременностью, Дуська – предменструальным синдромом, а Рина сказала, что плачет за компанию. Пример подружек действительно оказался заразительным, и они извели пачку салфеток.

– А я вот тоже скоро рожу! – заявила вдруг Дуська.

Подруги уставилась на нее молча, и она с горячностью продолжала:

– А что? Если хотите знать, мне Андрис предложение сделал!

«Нет, он неисправим», – подумала Рина.

– А ты что?

– Как что? Замуж за него выйду! Он такой замечательный!

– А он что, уже развелся? – осторожно спросила Кира.

– В процессе. Но Эмму он этой чокнутой защитнице попугаев не отдаст. Я сказала, что буду хорошо о ней заботиться.

– А жить ты где будешь?

– В Голландии, а что?

– Ничего, – быстро ответила Рина и пнула под столом Киру, которая уже открыла было рот, чтобы порассказать про эту голландскую деревню, где Дуська собиралась похоронить себя заживо.

Дуська продолжала подозрительно пялиться на Киру, и та заявила:

– Да я просто хотела сказать, что мы скучать будем… И папа твой, наверное, тоже.

– Ну, за папу я как раз спокойна. У него есть давняя боевая подруга. Так они встречались на ее территории, а теперь решили, что она переедет к нам, ну то есть к папе, а ее квартиру они сдадут. И на эти деньги поедут в круиз.

– По Средиземному морю?

– Нет, по Енисею. Папу пока за границу не выпускают, он же бывший совершенно секретный сотрудник.

– Ага, – растерянно протянула Рина. – Так возвращаясь к Андрису… Когда ты едешь?

– Через месяц. Развод должен завершиться через две недели, билеты он мне уже заказал, визу я получу через три недели…

– Как вы, однако, торопитесь!

– Жизнь коротка, и не надо откладывать на завтра то удовольствие, которое можно получить сегодня! – с пафосом произнесла Дуська. По тону было очевидно, что она цитирует, но Кира с сомнением взглянула на Рину.

– Вроде там контекст был другой, – протянула она.

Рина пожала плечами. Какая разница, какой он был, тот контекст. Каждое поколение подбирает себе цитаты и беззастенчиво пользуется ими для придания своим глупостям веса в собственных глазах и глазах окружающих. И что из того, что цитата переврана? Что из того, что, пытаясь утвердиться в собственном нигилизме, молодые обращаются за подтверждением к мудрости тех, кого ежедневно ниспровергают?

Рина тряхнула головой. Мысли дурацкие в голову лезут. Жаль, что не придуман еще ботокс для мозгов. А что? Вколол, выпрямил пару лишних извилин – и жить стало намного легче, и телевизор смотреть можно будет, не испытывая неловкости и рвотных позывов!

Кира вдруг всхлипнула, и глаза ее стремительно начали наполняться слезами. Подруги как зачарованные следили за голубыми омутами. Они подернулись влагой, на миг стали ярче и четче, потому что слеза – как линза – увеличивает глаз. Но в тот же миг дрогнули ресницы, и влага перелилась через край, смутив четкость озерец, которые из ярко-голубых на какой-то миг стали ненастно-серыми. Капелька текла по щеке, и след ее был неровен, ибо даже на безупречной молодой коже вода находит способы зацепиться, но не может задержаться. А глаза молодой женщины уже сияли, омытые и наполненные новыми жидкими линзами, ресницы слиплись и потемнели. И обе подруги тотчас же ощутили знакомое пощипывание в носах, и зрение помутнело, потому что линза-слеза искажает предметы, и обе они дружно завздыхали и потянулись за салфетками, чувствуя одновременно неловкость и облегчение, которое могут дать только слезы.


Через два месяца Рина сидела на том же диване и растерянно смотрела на Киру. Дуська уехала в Голландию и написала по имейлу всего один раз, но, судя по количеству грамматических ошибок в послании и бестолковости стиля, все у нее пока хорошо. Кира стала меньше бывать на работе и немного успокоилась, уверившись, что ребенок развивается нормально. Однако она всячески избегала встреч с Вадимом и никак не могла решить: говорить ему, что это его сына она носит, или нет.

А Рина, Рина сидела обхватив руками гудящую голову и не знала, что ей делать. Она выпила уже полбутылки вина (под завистливым взглядом Киры), и долгожданная ясность мыслей не наступала.

– Давай расскажи все еще раз, только спокойно, – приказала Кира, наливая себе ромашковый чай и усаживаясь в кресло.

– Еще раз? – Рина вздохнула. Кира немного злорадно подумала, что безмятежное чело подруги слишком сильно контрастирует со смятением в глазах и неверными движениями рук. – Ладно, рассказываю. Я была с Иваном Александровичем на одной встрече. Он, похоже, опять пошел в гору, какой-то суперпроект они там провернули с продажей земли, и он ждет назначения на пост главы края. И вот после встречи завозит он меня в ресторан, достает из кармана очередную бархатную коробочку… но, когда он ее открыл, я сразу поняла, что это не просто подарок. Там был та-акой желтый солитер… карата на два, на три.

– Солитер? – удивленно переспросила Кира. – Я думала, это червяк такой, типа глиста.

– Насчет глистов не знаю, но так принято называть камень, крупный бриллиант.

– Ладно-ладно, и что потом?

– И он сделал мне предложение. Мол, как человеку отныне публичному и во власти, ему нужна соответствующая жена. Умная, красивая, которая возьмет на себя представительские функции. Благотворительность, приемы и все такое.

– Обалдеть, – подытожила Кира. – Почти как супруга президента… И ты что?

– А я представила лицо его сына, – протянула Рина.

Кира внимательно взглянула на подругу. Интонацию, с какой была произнесена последняя фраза, идентифицировать оказалось трудновато.

– Сын у него кто? – осторожно спросила она.

– Сын у него, с моей точки зрения, сволочь, – ответила Рина, и губы ее скривились в улыбке. – Он как-то обидел меня… И я представила, какой у него будет вид, когда папочка объявит о своем решении на мне жениться.

– То есть ты согласилась?

– Нет. Я взяла тайм-аут. Сказала, что в нашем с ним возрасте такие решения не принимают с бухты-барахты. Он, само собой, был разочарован. Мужики всегда уверены, что для любой женщины брак – предел мечтаний.

– Точно, тут они впадают в какой-то средневековый маразм, – поддержала подругу Кира. – То есть я так поняла, что ты замуж за него не жаждешь и надираешься, чтобы помочь подсознанию освободиться и принять верное решение?

– Не совсем. – Рина поморщилась, но бокал с вином из рук не выпустила. – Дело в том, что вчера вечером ко мне явился Кирилл. Все как положено: с букетом, бутылкой вина и…

– И солитером?

– Нет, и с тортом. У него, знаешь, на бриллианты денег не очень.

– И он тоже сделал тебе предложение?

– Да.

– Офигеть!

– Да я уже.

– И теперь ты не знаешь, что тебе выбрать – милого и обеспеченного старика или бурный секс и чистую любовь небогатого, но молодого и перспективного?

Рина молчала. Потом отставила пустой бокал и задумчиво протянула:

– Я словно выбираю между французским вином и грузинским, в то время как мне хочется водки.