Жюльетта Бенцони - Кречет

Ожидая, что вот-вот покажется Америка, Жиль часами стоял, опершись на планшир, и обшаривал глазами морскую даль, чтобы скорее обнаружить приближение берегов страны, казавшейся ему в мечтах страной легенд. Со своим чисто бретонским воображением он ожидал увидеть невероятные вещи: бесконечные просторы лесов, непривычные краски, удивительных местных жителей — индейцев, рассказы о которых он слышал почти каждый вечер в течение всего нескончаемого семидесятидневного плавания. Его любовь к красивым видам была удовлетворена: пейзажи были грандиозными, а леса еще более величественными, чем он себе воображал, но те немногие городки, что он мельком увидал, не показались ему привлекательными — всего лишь кучка белых домиков, сгрудившихся вокруг церкви. Дома эти не слишком отличались от домов его родины, люди там были одеты совершенно обыкновенно, и не было видно ни одной пироги с раскрашенными гребцами в уборах из перьев. Мундиры французов казались гораздо ярче и живописнее одежд американских жителей.

Прибытие на Род-Айленд почти не уменьшило разочарования Жиля. Лагерь французских войск был устроен на самой оконечности мыса, где стоял маленький город Ньюпорт. От порта лагерь отделяло болото и узкий залив Аттон. Местность была сказочно прекрасной. С берега виднелась вереница зеленых островов, между которыми корабли эскадры образовали непроницаемый заслон, прикрывающий подступы к Ньюпорту. За этими островами был расположен длинный невысокий остров Конаникут, на нем вырисовывались развалины маленького форта, разрушенного в прошлом году англичанами при отступлении, и большой, одиноко стоявший дом, где был устроен госпиталь для больных французов, которых в количестве 420 человек сняли с кораблей. Вокруг простирались голубые, сверкающие под лучами солнца воды Наррагансетской бухты, ставшие удивительно спокойными, с тех пор как война прервала оживленную торговлю между Род-Айлендом, Африкой и Вест-Индией.

Совсем еще недавно корабли, построенные в Ньюпорте руками его жителей, бороздили моря, достигали берегов Гвинеи, чтобы принять на борт рабов, затем брали курс к островам Карибского моря, где «черное дерево» менялось на сахар и патоку, в свою очередь, сахар и патока доставлялись в Ньюпорт, где превращались в ром… который снова отвозили в Африку для продажи многочисленным негритянским царькам, поставщикам невольничьих кораблей. Хотя жители города и принадлежали большей частью к суровой секте анабаптистов, подобная коммерция оказалась столь прибыльной, что губернатор увеличил на три доллара налог с каждого раба, благодаря чему мог бы замостить весь город Ньюпорт. Однако война положила этому конец. Ньюпорт, сначала захваченный англичанами, был отбит у них и снова перешел к инсургентам, которые сделали его базой французских союзников.

В качестве базы Ньюпорт был, пожалуй, не слишком надежен, поскольку жители его все еще разделялись на два лагеря. Богатые торговцы, принадлежащие к партии тори, оставались слепо преданными английской родине-матери, а другие — партия вигов: инсургенты, крестьяне и образованные люди — мечтали о том, чтобы перестать быть подданными английской короны и стать просто американцами. У всех вигов имелась тщательно переписанная копия потрясшей всех Декларации независимости Томаса Джефферсона, принятой и подписанной первым Конгрессом в 1776 году.

Однако, поскольку оба лагеря не слишком хорошо знали, как повернутся дела, их сторонники воздерживались от излишне откровенного проявления своих убеждений.

Рошамбо и его секретарь обратили на это внимание 10 июля, когда они сошли на берег с офицерами штаба. Жилю навсегда запомнилось странное чувство, охватившее его в тот момент, когда «Амазонка», фрегат г-на де Лаперуза, на который генерал перешел перед заходом в порт, приблизилась к длинному свайному молу, обросшему водорослями. Небо было лилового цвета, и казалось, что только белые дома в городе сохраняли последний отблеск солнца. На тонкой колокольне Тринити-Черч, баптистской церкви, меланхолично звонил колокол, но это был единственный звук, который можно было услышать, так как, несмотря на такое событие, как высадка французских войск, никто не пошел в порт, даже на улицах не было ни души.

Не появился не только губернатор, но и никто из официальных лиц, все двери были заперты, словно к городу приближался враг, а сквозь маленькие стекла опускных окон можно было изредка увидеть бледное испуганное лицо, поймать опасливый взгляд. Было так тихо, что Жилю казалось, будто он слышит, как шепчутся люди в домах. Атмосфера была столь гнетущей, что проняло даже флегматичного Ферсена, стоявшего на пустынной набережной среди группы офицеров.

— Какой «дружеский» прием нам оказан! — воскликнул он при виде мрачного лица своего генерала. — Они воображают, что мы два с лишним месяца болтались в море только для того, чтобы увидеть их запертые двери! Давайте вернемся на корабль и пристанем в каком-нибудь более гостеприимном месте…

— Что нам делать, сударь, решать буду я! — прервал его спокойный голос Рошамбо. — У меня есть приказ стать лагерем здесь, и я это сделаю. К тому же вы напрасно жалуетесь на этих людей: они все же прислали нам лоцманов, чтобы войти в залив. Дадим же им время привыкнуть к нам…

— Вы слишком снисходительны! — вмешался г-н де Шарлю, подполковник Сентонжского полка. — Но вам все же нужно возвратиться на корабль: командующему французским экспедиционным корпусом невозможно жить в палатке на городской площади.

— С вашего позволения, сударь, — осмелился вставить слово Жиль, которому возвращение на корабль казалось похожим на дезертирство, — я вижу вон там вывеску, значит, там, наверное, гостиница.

Ответом ему был хор неодобрительных возгласов, но Жиля это ничуть не смутило.

— Если хочешь познакомиться с местными жителями, то лучшего места, чем гостиница, не найти…

— В этом есть резон, — согласился Рошамбо, улыбаясь. — Гостиница так гостиница! Показывайте нам дорогу, мой друг…

И вот, таким образом, первая ночь, которую командующий и офицеры его штаба провели на американской земле, прошла наидемократически, а именно — в гостинице Флинта на Пойнт-стрит.

Это была бессонная ночь для нотаблей Ньюпорта, они провели ее в раздумьях, а наутро все встало на свои места. Виги решили, что, наверно, следует выказать некоторое уважение людям столь благородной наружности, приплывшим издалека. Что же до тори, так крепко любящих Его Величество короля Георга III, то они пришли к мысли, что благоразумие подсказывает им создать хотя бы видимость уважительного отношения к французам.

Итак, на следующее утро у дверей гостиницы появилась разряженная в пух и прах делегация с губернатором Уонтоном во главе, которая пришла к Рошамбо, чтобы несколько смущенно поздравить его с прибытием. Правда, пришлось преодолеть заставы бдительных часовых и неприступного секретаря, встретившего их весьма недружелюбно, но затем граф принял делегацию с благосклонностью, их удивившею. Губернатор пустился в объяснения, затем рассыпался в поздравлениях, искренность которых усиливалась еще и тем, что французский генерал дал понять, что за его экспедиционным корпусом вскоре последует другой, формирующийся в Бресте, было произнесено несколько речей, и когда прибыл адмирал и капитаны кораблей, пожелавшие узнать, как идут дела, то они увидели, что все весьма довольны друг другом. В ознаменование этого было выпито немало лучшего рому, какой только нашелся в городе, везде, даже на колокольне, развесили лампионы, и в довершение всего устроили грандиозный фейерверк и праздновали почти всю ночь. Короче, все остались довольны друг другом.

К 25 июля все были размещены и воцарился строгий порядок, поддерживаемый железной рукой генерала. В левой части лагеря расположились четыре полка, артиллерия стояла справа, а кавалерию Лозена выдвинули вперед. Главный штаб был помещен в самом городе. Заболевших цингой и другими болезнями, которых было уже примерно с тысячу, что объяснялось длительностью нахождения в плавании, после снятия с кораблей поместили частью в госпитале Ньюпорта, частью в большом доме на острове Конаникут.

Приступили также и к восстановлению фортификационных сооружений, разрушенных англичанами. Все работы велись в порядке, тем более замечательном, что он был весьма непривычен, но приказы по экспедиционному корпусу обещали самые строгие наказания за грабежи, кражи и за малейшее насилие по отношению к жителям острова.

Военные действия все не начинались, так что других занятий, кроме обычного несения службы, не было, ибо никаких сообщений от высшего американского командования не поступало. Если Рошамбо и рассчитывал сразу по прибытии в Америку вступить в сражение, то он глубоко заблуждался. Известно было лишь, что Лафайет благополучно прибыл несколькими неделями ранее.

Зато появились англичане… Две недели спустя после прибытия французов в Ньюпорт мощная английская эскадра адмирала Грейвса встала у входа в Наррагансетскую бухту. Рошамбо стоило большого труда помешать взбешенному де Тернею напасть на англичан, чтобы прорвать блокаду: французские силы были втрое меньше английских.

— Прорваться? А куда затем плыть? — спросил он адмирала. — Мы даже не знаем, чего они от нас хотят. К тому же не забывайте, ведь Сартин требует, чтобы вы не покидали нас ни при каких обстоятельствах.

Адмиралу пришлось сдерживать свое нетерпение и внять доводам, приведенным Рошамбо. Поскольку англичане, похоже, не собирались атаковать столь хорошо защищенные позиции французов, ситуация могла еще долго оставаться без изменений. Обе эскадры враждебно наблюдали друг за другом, это подогревало ярость молодых офицеров и солдат, не понимавших, что же на самом деле происходит. Видеть врага и не напасть на него — что могло быть глупее!

Жиль придерживался того же мнения, что Ноайль, Ферсен, Рошамбо-младший, Диллон, Дама и другие молодые офицеры, открыто говорившие, что не понимают, зачем они находятся здесь. Во время всего долгого плавания он все свободное время отдавал совершенствованию в искусстве владения шпагой и саблей, беря уроки у мастера фехтования Сентонжского полка. Постоянные упражнения настолько развили его талант, что он горел желанием проявить его, но, с тех пор как Жиль сошел на берег, ему приходилось ограничиваться ежедневными поединками с Акселем Ферсеном, чтобы не растерять полученные навыки.