— Дело не в этом. — Уильяме сжал руки за спиной и подошел поближе к выбранному Эшфордом натюрморту. — Конечно, мы готовы вести с вами дела, если вы пришли сюда ради этого. — А вы в этом сомневаетесь?

— Откровенно говоря, да.

— Прекрасно. В таком случае я рассею ваши сомнения и докажу вам, что я серьезный покупатель. — Эшфорд извлек из бумажника толстую пачку банкнот. — Теперь вы верите?

Судорожно сглотнув, Уильяме уставился на деньги, потом перевел взгляд на натюрморт, который Эшфорд продолжал рассматривать.

— Вы выбрали отличную работу, — сказал он осторожно. — И сколько вы намерены за нее предложить?

— Я предложу за нее пятьсот фунтов-

— Как вы сказали? — Уильяме вздрогнул.

— Вы отлично слышали меня. Пятьсот фунтов. Это приемлемая цена?

— Думаю, вы и сами знаете. Более чем приемлемая, лорд Тремлетт. Это невероятно! Я уверен, что мистер Бариччи согласится. Но его удивит, что вы предложили столь значительную сумму за картину пусть и блестящую, но написанную относительно малоизвестным художником-

— Скажем так: я хочу завоевать признательность некой леди, а также умиротворить художника на случай, если у него возникнут недобрые чувства, учитывая непростую ситуацию. Ему никогда не удастся завоевать сердце этой леди, но, возможно, сумма примирит его с потерей. Это, конечно, в случае, если Бариччи выплатит ему солидный процент от выручки. Отвратительно, что он обкрадывает молодых художников.

— Он не сделает этого в данном случае, — заверил Уильяме ледяным тоном.

— Очень хорошо, сэр. Пятьсот фунтов, из которых добрая часть достанется мистеру Сардо. Вы можете самому об этом сообщить, как только сделка будет заключена.

— Хорошо. Значит, порукам?

— По рукам. Несмотря на радость Уильямса по поводу столь удачной продажи картины, он хотел избавиться от посетителя как можно скорее.

— Формальности потребуют всего несколько минут. Я сниму этот натюрморт, упакую его для вас и выпишу квитанцию, так что вы тотчас же сможете покинуть нас…

— Но я хочу купить не эту, а другую картину! Наступило гробовое молчание.

— Простите? Какую же?..

— Я имел в виду вот эту! — И Эшфорд, пройдя в дальний угол, указал на абстрактное полотно.

— Это невозможно, — тут же выпалил Уильяме побледнев.

— Почему? Как я понимаю, это ведь тоже работа мистера Сардо? Конечно, картина написана в совершенно иной манере, но принадлежит тому же художнику. Как вы изволили выразиться, малоизвестному. Или вы считаете, что пятьсот фунтов за это полотно слишком низкая цена? — Эшфорд смотрел на картину, как бы мысленно взвешивая ее достоинства.

Уильяме продолжал хранить молчание.

— И все же леди хочет получить именно ее. Она обожает такую приглушенную палитру. Я готов даже удвоить цену и заплатить за нее тысячу фунтов. Тут уж вам нечего будет возразить.

— Все-таки отвечу: это невозможно.

— Вы решили это сразу, не посоветовавшись с мистером Бариччи. Вы отвергли такое выгодное предложение — это странно. Но почему вы так поступаете? Почему?

— Дело в том… — начал Уильяме и умолк, откашлялся и продолжал: — Видите ли, эта картина уже продана,

— Ах, как жаль!

Эшфорд ходил вокруг картины, задумчиво потирая подбородок.

— Не будет ли нескромностью с моей стороны спросить, сколько за нее заплатили?

— Это конфиденциальная информация, лорд Тремлетт, — Разумеется. Очень хорошо. Пожалуйста, ступайте к мистеру Бариччи и скажите, что я утраиваю цену. Добавлю еще пятьсот фунтов. — Он улыбнулся; — Я небедный человек, мистер Уильяме. А зная свойственную мистеру Бариччи корыстность, я думаю, что он тотчас же аннулирует прежнюю сделку, как только узнает о моем предложении.

— Нет, сэр, он на это не пойдет. Мистер Бариччи — человек слова.

— Понимаю. Вот это проблема! — Эшфорду с трудом удалось подавить приступ смеха. Он щелкнул пальцами. — Мне пришла в голову блестящая мысль. Почему бы вам не сообщить мне имя покупателя? Я бы поговорил с ним сам, И тогда мы смогли бы решить этот вопрос, не причиняя неприятностей мистеру Бариччи. Я уверен, что этот человек, кем бы он ни был, поймет меня. Леди Ноэль во что бы то ни стало хочет иметь эту картину. Именно эту.

— Я не могу этого сделать, лорд Тремлетт. Имя покупателя тоже тайна.

— В таком случае вступите с ним в контакт сами. Я облеку свое предложение в письменную форму и покажу письмо вам, чтобы вы не сомневались в серьезности моих намерений. Я подожду, а вы запечатаете письмо, и мы отправим его с нарочным. Более того, я даже заплачу Бариччи пятьсот фунтов, если его таинственный покупатель примет мое предложение. Как вы на это посмотрите?

— Я не могу и этого сделать. — На лбу Уильямса выступили бисеринки пота.

— Ну почему же? Это делается постоянно. И называется сделкой, хорошей, выгодной сделкой.

— Мистер Бариччи ни за что этого не одобрит. Это было бы неэтично.

— Неэтично? Да вы шутите, приписывая Бариччи столь высокие чувства!

Эшфорд потер руки, готовясь пустить в ход последний, решающий аргумент:

— Вот что я скажу вам, Уильяме! В таком случае вы можете передать от меня вашему хозяину иное предложение. Скажите ему, что на этот раз он проиграл, что ему не удастся выпутаться, подставляя под удар Сардо, а я не сомневаюсь, что его намерения именно таковы. Для меня это ясно как дважды два. — И с издевательской улыбкой Эшфорд провел большим пальцем по раме картины. — Видите ли, я не собираюсь подыгрывать Бариччи. И я не стану срывать полотно Сардо, чтобы обнаружить под ним картину Рембрандта, которая, как мы оба прекрасно знаем, скрывается под ним. Я просто вернусь сюда завтра утром с полицией на том основании, что заподозрил вас в нечестности: вы готовы были продать мне одну картину и отказались расстаться с другой, Мистеру Бариччи же я советую приготовить все книги учета, и тогда станет ясно, какое место этика занимает в его делах. Хорошо бы представить купчие на все картины, особенно, вот на эту, И не только на покупку полотна у Сардо, но и на продажу ее тому лицу, кто якобы купил ее. А Сардо пусть заплатит по справедливости, изъяв часть суммы у своего таинственного покупателя. Но если что-нибудь с этой картиной окажется не в порядке, Бариччи поплатится головой, когда в этой раме обнаружится картина Рембрандта, а не Сардо. Передай все это своему хозяину.

Увидев белое как полотно лицо собеседника, Эшфорд приподнял шляпу и направился к двери.

— Всего хорошего, Уильяме. Увидимся завтра утром в десять.

Бариччи громко выругался и бухнул кулаком об стол с такой яростью, что все предметы с него разлетелись по комнате.

— Проклятие! — прорычал он, забегав, как зверь в клетке, по комнате. — От этого настырного негодяя нельзя избавиться, как от гнусной заразы.

— Но если полиция заинтересуется нашими записями и захочет с ними ознакомиться подробнее, мы пропали. Нам надо идти на его условия.

Бариччи мрачнее тучи продолжал метаться по комнате, ища выход из западни.

— Квитанция, купчая… на приобретение картины Сардо, — бормотал он. — Ее мы можем сфабриковать. Но кого назвать в качестве покупателя? — Хриплый возглас вырвался у него из глотки. — У нас слишком мало времени, чтобы привлечь к сотрудничеству кого-нибудь из моих деловых партнеров. Да я и не уверен, что они согласятся мне помочь, если я пригрожу обнародовать их незаконные операции. Их расследование касается не только фальшивых купчих — Главное — крупная кража, но и это не все. Убийство! Мы не сумеем до утра спрятать концы в воду.

— Тогда почему бы нам не извлечь Рембрандта из-под полотна Сардо? — спросил Уильяме. — Прямо сейчас же. И спрятать краденую картину в другом месте.

— И где же? — огрызнулся Бариччи. — В холле, возле входа? Или на моем бюро, приложив к ней письменное признание в совершении кражи? — Он в ярости замотал головой: — Нет. Уильяме, Чтобы спрятать Рембрандта, нам нужна другая картина, за которой мы могли бы скрыть это полотно. И размер этого полотна должен быть таким же — четыре фута на три. А в нашей галерее ничего подобного нет. И мы не сможем заставить Сардо написать картину подходящего размера за ночь.

— Но… Бариччи решительно отмахнулся от Уильямса. Он все больше убеждался, что для него остается только один путь к спасению.

— Надо связаться с пароходством, — сказал он Уильямсу. — Сегодня ночью, мы вывезем Рембрандта из Англии,

— Сегодня ночью?.. Но корабль отправится в Индию только на следующей неделе.

— Тогда они подержат картину это время у себя, не важно где — на складах, на самом корабле, в таком месте, где ее труднее всего найти. Мы им заплатим, сколько они запросят. У нас нет выбора. Нет другой возможности.

Уильяме спрятал в карман платок, которым он непрерывно вытирал вспотевший лоб, обескураженный оборотом дел и тем, что им предстояло предпринять, чтобы сорвать планы Тремлетта.

— Ладно. Я сейчас же отправлюсь в доки и сделаю все, о чем вы говорите.

— Скажите капитану, что мы доставим картину сегодня с наступлением темноты между семью и девятью часами вечера, пока в порту еще будут идти работы. Мы должны прибыть туда и уехать незамеченными. Этот план должен сработать, Уильяме, — объявил он. Глаза его зажглись предвкушением торжества. — Полагаю, что исход этого поединка умов принесет мне удовлетворение.

— Не понимаю вас, сэр.

— Представьте себе лицо Тремлетта завтра утром, когда этот самодовольный сукин сын извлечет картину Сардо из рамы и не найдет под ней ничего. — Губы Бариччи скривились в сардонической усмешке. — Он будет опозорен, уничтожен. Да, Уильяме, выставить Тремлетта на посмешище — это стоит некоторых усилий и неудобств.

Миновал полдень. Ноэль успела написать черновик объявления о свадьбе и улыбнулась, гадая, что скажет Эшфорд. когда она покажет ему свой труд. А он расскажет ей о своей встрече с Уильямсом. Однако улыбка сошла с ее лица, когда она подумала о том, как трудно привести в действие план, разработанный ее любимым. Она молила Бога, чтобы он удался и все прошло гладко, как рассчитывал Эшфорд. Так и будет. Так должно быть. Ноэль не позволяла себе усомниться в успехе. Вскочив со стула, она прошла в холл, надеясь найти мать и показать свою работу. Вот-вот могла появиться модистка, которой поручено сшить свадебное платье Ноэль, а также туалеты Бриджит и Хлои для торжественного случая. При мысли о свадьбе сердце Ноэль часто забилось. Свадьба должна состояться через шесть недель — смехотворно короткий срок. Никто из известных ей людей, находясь в здравом уме и твердой памяти, не мог бы взять на себя столь непостижимый труд, — никто, кроме Бриджит Бромли. Всего за несколько дней Бриджит составила список гостей в соответствии с пожеланиями Эшфорда, указавшего, кого пригласить из членов его семьи, родственников и друзей. После этого она нанесла конфиденциальный визит печатнику, где выбрала элегантные карточки для приглашений, количество которых предстояло уточнить в течение ближайшей недели. Затем она задержалась в лавке модистки и договорилась с мадам Руссо, чтобы та явилась в этот же день в их лондонский дом. Итак, первые приготовления к свадьбе были сделаны. Но главная и самая приятная обязанность нынче утром была возложена на Ноэль: сообщить о предстоящем событии любимому прадедушке, человеку, подарившему ей так много радостей — первое в ее жизни представление кукольного театра и все остальные — на дни ее рождения, на Рождество, другие семейные праздники. Он научил ее делить свои радости с окружающими. А свою главную радость она должна была теперь разделить с ним. Он раскрыл ей объятия, прижал к себе, давая благословение и радуясь ее союзу с сыном таких прекрасных людей. Его губы задрожали, когда она попросила его совершить церемонию венчания, и он со слезами на глазах согласился. О месте свадьбы пока что не говорили, но Ноэль была почти уверена, что члены семьи Эшфорда захотят, чтобы это произошло в большой часовне Маркхема. По правде говоря, идея венчаться в доме, где вырос Эшфорд, где стал таким необыкновенным человеком, каким она узнала его, очень нравилась ей. Именно здесь дорогой прадедушка совершит обряд венчания, чтобы произнести магические слова, после которых она станет миссис Эшфорд Торнтон. Потихоньку напевая, Ноэль оглядела холл и, видя, что он пуст, направилась к лестнице. В этот момент постучали в дверь. Она повернулась и поспешила к двери. Это могли быть либо Эшфорд, либо мадам Руссо. В любом случае ей не хотелось ждать, пока Блэйдуэлл доложит о посетителе. Когда дворецкий открыл дверь, Ноэль стояла у него за спиной.