В половине седьмого приехал Адам. Как только я увидела его озабоченное лицо, то вскочила со стула и бросилась ему на грудь. Только теперь я смогла заплакать.

— Откуда ты узнал, что мы здесь? — всхлипывая, спросила я.

— Я не мог заснуть и смотрел телевизор. В новостях сообщили о происшествии. Но, Лора, как ты могла вляпаться в такую историю? — говорил Адам, глядя на меня без злости, но с тревогой. — И Фиона, бедняжка Фиона! Как ей все это пережить? Про нее тоже говорили в новостях.

— Не знаю, Адам, — ответила я. — Просто ничего не понимаю.

Фиону отпустили. Ей не предъявили обвинения. Она ведь виновна лишь в том, что поддалась очарованию Люси Ллойд.

— Как ты себя чувствуешь? — с нежностью спросил Адам, обняв ее за плечи.

Фиона была совершенно потрясена.

— Люси захотела пойти ночью купаться на пруд, — тихим голосом заговорила она. — Сказала мне, что это будет здорово. Я пошла тоже, потому что она позвала меня с собой. Не знаю, почему она выбрала именно меня. Вода была очень холодная, очень темно было и страшно. Поэтому я быстро вышла из пруда. Она смеялась и доплыла до середины пруда. Я не могла ее рассмотреть, потому что она заплыла слишком далеко. И вдруг стало очень тихо.

Фиона дрожала в объятиях Адама. Я зарыдала. Мне было жаль мою умершую подругу и несчастную сестренку.

— Я ждала, когда она вернется, — продолжала рассказывать Фиона. — Мне кажется, я там простояла целую вечность. Думала, она вернется. Но вдруг я увидела, как что-то розовое плавает в воде. И тогда я начала кричать.

Мы возвращались в Лондон в фургоне Адама. Всю дорогу молчали. Фиона дрожала и бессмысленно смотрела на дорогу. Я сидела рядом и тихонько плакала. Теперь, когда я наконец смогла заплакать, остановиться было невозможно. Каждый раз, когда Адам поворачивался посмотреть на нас, лицо его выражало заботу и тревогу. На подходе к дому нам пришлось прорываться сквозь огромную толпу поджидавших нас журналистов.

— Я хочу домой, — сказала Фиона, едва мы закрыли за собой дверь. — Ни минуты не могу больше здесь оставаться.

Я понимала, что она сейчас переживала. Мне тоже хотелось куда-нибудь спрятаться.

— Фиона, — сказала я, — прости меня. Ты не должна была все это видеть. — Я прижала ее продрогшее тело к себе.

— Ты ни в чем не виновата.

Мы крепко обнялись.

— Бедная Люси, — прошептала Фиона.

— Бедная Люси, — повторила я, начиная осознавать реальность ситуации.

Конечно же, мои родители пришли в неописуемый ужас, узнав, что пришлось Фионе пережить, оказавшись в моей разгульной компании. Я слышала, как она пыталась защищать меня перед мамой, когда та позвонила ей на мобильник. Но мне показалось, и я была права, что на этот раз я зашла слишком далеко, и мама больше не захочет разговаривать со мной. Может, даже бабушка отказалась от меня после всего, что случилось. Я заказала Фионе частную машину с водителем, чтобы отправить ее прямой дорогой в Эдинбург — сейчас было не время путешествовать общественным транспортом — и предупредила ее, что машина подойдет в полдень. Фиона сидела на диване рядом с Адамом. Я вдруг понадеялась — а не принесет ли этот трагический день хороших плодов? Я решила оставить их одних. Тем более, что мне действительно было необходимо позвонить Уоррену и Джасмин и решить, что нам делать со скандальными новостями, которые заполонят прессу и телевидение. Одна звезда мировой величины погибла, а еще двадцать обвиняются в употреблении и хранении наркотиков. После истории Мика и Марианны это был самый крупный скандал, потрясший страну.

Перед отъездом Фиона призналась мне, что между ней и Адамом ничего не может быть.

— Он влюблен в другую, — объяснила она, — он только что мне сказал.

Но я не обратила внимания на эти слова. В тот момент у меня голова шла кругом от других проблем.

Похороны Люси превратились в цирк. Она была мертва уже две недели, а ее несчастная мать должна была ждать результатов судебно-медицинской экспертизы и завершения следствия. Только после этого тело разрешалось похоронить. Выяснилось, что в тот день она в пять раз превысила норму алкоголя, допустимого для вождения, и приняла, по подсчетам патологоанатомов, четыре-пять граммов кокаина. Если бы она не утонула, то наверняка умерла бы от сердечного приступа.

Но Люси понравились бы ее похороны. В Стокон-Трент давно не собиралось такое роскошное общество. Приехали голливудские знаменитости, каждый хотел перещеголять других своими изысканными черными туалетами. В церкви собрались друзья Люси, в том числе я, Моника, Льюис, Рики, безутешный Билли Джо и Сноумэн в элегантном костюме. Он был так любезен, что даже пустил слезу, вот только неизвестно, была ли это слеза раскаяния: именно он снабдил ее последней дозой, или он сожалел о том, что потерял такую выгодную клиентку. Поклонники заполонили улицы, провожая ее в последний путь. Слезы лились рекой.

А я не могла оторвать глаз от мамы Люси. Самая обыкновенная женщина. Она рано состарилась, хотя ей было чуть за сорок. Одна из тех, кого мы каждый день встречаем в продуктовых магазинах. Ничто в ней не говорило об особом предназначении — подарить жизнь такому восхитительному созданию, а затем потерять свою красавицу-дочку. После службы все про нее забыли. Я не увидела рядом с ней мистера Ллойда, ее сопровождала только девочка лет восьми. Я решила, что это сестренка звезды, вдруг с опозданием осознав, что Люси никогда не рассказывала о своей семье, а я никогда этим не интересовалась.

После церемонии мать Люси с маленькой девочкой остались на кладбище. Лицо ее было истерзано страданием. Я нерешительно подошла к ним.

— Миссис Ллойд?

По выражению ее лица я поняла, что она меня узнала.

— Лора, — сказала она тепло, — приятно наконец-то познакомиться с тобой. Люси очень любила тебя. Она постоянно рассказывала о тебе. Мне кажется, она мало доверяла людям. Но тебя она считала настоящим другом.

Меня охватило чувство вины. Я не была ей настоящим другом. Иначе бы не позволила ей, наркоманке, погубить себя. А я просто отошла в сторону и наблюдала. Но миссис Ллойд не нужно было этого знать.

— А ты сестренка Люси? — спросила я девочку.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, — ответила миссис Ллойд, — это Розмари, дочь Люси.

У меня отвисла челюсть.

— Я… я… я не знала, — едва выговорила я.

— Никто про это не знал, — ответила миссис Ллойд. — Люси родила ребенка в пятнадцать лет. Когда она стала знаменитой, мы решили, что будет лучше скрыть, что она родила, когда сама была еще подростком. Но теперь это неважно, правда?

Я пожала руку миссис Ллойд и еще раз выразила ей свое соболезнование. Потом медленно пошла обратно к Рики и остальным друзьям, а девочка глазами Люси смотрела мне вслед.

Только после того, как Люси ушла, я поняла, насколько сильно ее любил Рики. Я понимаю, что это клише, но, действительно, часть его умерла вместе с ней. И это была не худшая его часть. Мы больше никогда не занимались любовью с Рики. Между нами был секс, но без эмоций, и его глаза всегда были при этом закрыты.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ОСЕНЬ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Телезвезда в подземке

Понедельник выдался унылым и пасмурным. Уоррен срочно вызвал на встречу представителей от «Супер-Бра». Хозяева самой знаменитой в мире фирмы по производству женского белья «серьезно задумались о необходимости отказаться от Лоры Макнотон в качестве лица их фирмы. Причиной тому послужила ее чрезмерная потеря веса, в результате чего ее бюст утратил необходимые пропорции». Иными словами, мои пышущие здоровьем прелести ссохлись, превратившись в жалкие сиськи, и не могли более украшать рекламные стенды. Когда-то раньше, казалось, в другой жизни, эта новость сразила бы меня наповал. С подросткового возраста меня все знали как «девчонку с красивой грудью», и постепенно в моем сознании это стало моей неотъемлемой чертой. Я мгновенно узнавала геев в толпе на улице: их взгляд никогда не останавливался на моей груди. Все остальные мужчины пожирали глазами мой бюст. Так было всегда. И вот теперь я перешла в разряд тех, кто прячет под бюстгальтером жалкие тряпочки. Я утратила свое царственное достояние и должна была бы убиваться из-за этого. Но я всей душой горевала из-за смерти Люси, и у меня не хватало сил на то, чтобы оплакивать утрату своей груди.

Уоррен был уверен, что для «Супер-Бра» моя худоба явилась лишь поводом, чтобы разорвать со мной отношения.

Ведь сегодня талантливый дизайнер может творить чудеса на своем компьютере. К чему настоящие округлости, когда нарисованные могут прекрасно их заменить, и не раз заменяли. Вацца считал, что эта буря в совете директоров была вызвана скорее преображением моей репутации, чем груди. После скандала, вызванного смертью Люси, мой образ в прессе изменился. Никто меня больше не называл любимицей публики или милашкой. Я стала «нарушительницей покоя», «плохой девочкой». А как-то в одной воскресной газете меня даже назвали наркоманкой — по поводу возможного иска за оскорбление Уоррен консультировался сейчас с юристами. Издания с ориентацией на здоровый образ жизни и подростковые журналы теперь обходили меня стороной — я подавала дурной пример. В то же время редакторы некоторых бульварных газет готовы были заплатить большие деньги за снимки, на которых я выгляжу особенно худой, пьяной или с обвисшей грудью. Молодые остроумные журналисты затем часами ломали себе голову, какую бы особенную гадость написать под этими снимками. Забавно, что именно теперь мною заинтересовались действительно дорогие глянцевые журналы и слишком крутые для школьниц издания. Получалось, что моя новая репутация «плохой девочки» — в стиле Кэйт Мосс или Наоми Кэмпбелл — придавала мне особый лоск. Именно эта волна и привела все мои дела в полный беспорядок.