Кэти Агни - Красота — страшная сила

— О, какая ты страстная, — тяжело дыша, проговорил он; я все быстрее и быстрее терла его член о свой клитор.

Я извивалась в экстазе, обращаясь с пенисом Рики, как с вибратором. Он засунул руки мне под платье и задрал его до пояса.

— На тебе нет трусиков, — простонал Рики.

Я расположила его член напротив моего влажного влагалища.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы кончить, едва соприкоснувшись с его пенисом. Затем я рукой глубоко ввела его член в себя.

— Я хочу, чтобы было быстро и сильно, — потребовала я, сама удивившись своему голосу. Должно быть, он был из порнофильма, который я смотрела в тот момент.

Я наблюдала, как мы трахаемся, в отражениях мириада зеркал, одновременно ощущая, как он глубоко вонзается в мою плоть. Я взглянула на Рики и, к моему удивлению, он тоже смотрел на меня, в его огромных карих глазах светилась нежность. Моя голова билась о зеркало, но я не чувствовала боли. Единственное, что я ощущала: я и Рики, Рики во мне.

— Я кончаю, — вдруг сказал он, как правило, так делают все мужчины.

— Я тоже, — выкрикнула я, и меня охватила волка еще одного оргазма.

У Рики было несколько удивленное выражение лица, перед тем, как он кончил, как будто все это для него явилось откровением, а затем я почувствовала взрыв его оргазма внутри себя. Лицо его покрылось потом, а влажная рубашка прилипла к груди. Мы лихорадочно засмеялись, и Рики устало уронил свою голову мне на грудь.

— Это мое самое любимое место, — сказал он, отдыхая на моей груди.

Откуда-то издалека донеслись голоса и аплодисменты.

— О, черт, — воскликнула я, — мы пропустили Новый год.

Вернувшись на вечеринку, Рики оставил меня и вернулся к своим гостям, но я ничего не имела против. Никто не мог лишить меня моей радости. Потом, позднее, мы снова занимались любовью на шелковых простынях в кровати с пологом. Лучшего начала нового года я бы не могла себе пожелать. А когда я вновь ускользнула в сон, в моих объятьях отдыхал рок-бог, а с моего лица не сходила улыбка.

Я проснулась и ничего не могла понять: Рики, полностью одетый, выходил из моей комнаты.

— Ты куда? — спросила я.

— На Ямайку, — ответил Рики. — Я позвоню тебе, когда вернусь.

Мы оба прекрасно знали, что у него не было моего телефона. Он тихо прикрыл за собой дверь, а я, обнаженная, осталась лежать одна на нелепой кровати. Вот вам и «С Новым годом».

Я подошла к шикарному многоквартирному дому, в котором жила Люси. Швейцар проводил меня к лифту. Лифт неслышно поднялся на пятнадцатый этаж, дверь раскрылась, и я оказалась в холле пентхауза. Оставив босоножки у дверей, пошла искать Люси. Наконец, нашла ее в необъятной белой гостиной в восточном стиле. Она сидела, скрестив ноги, на мягком пуфике у низкого столика из вишни. На ней было богато вышитое японское кимоно, а на лице — макияж. Я вдруг подумала, что ни разу не видела ее лица без косметики, так же как ни разу ничто более существенное, чем рисовый пудинг, не касалось ее блестящих губок в моем присутствии. Она казалась такой хрупкой в этой огромной комнате. Грустная Златовласка, заключенная в башню из слоновой кости. На столике я увидела бутылку с остатками шампанского и зеркало с легким налетом кокаина. Похоже, она уже давно сидела в одиночестве, предаваясь своим пристрастиям. Я была уверена, что это приносило ее состоянию один вред. Иногда я забывала о том, как мы с ней познакомились. Люси гораздо больше раскрыла мне свою душу в нашу первую встречу, когда я была журналисткой, чем за все то время, что мы дружили.

Каждый раз, когда я пыталась завести с Люси разговор о ее депрессии и потере аппетита, она отшучивалась. У меня появился предлог завести разговор о ее проблемах, когда вышло ее интервью в «Глиц». Я опасалась, что как только Люси прочтет статью, нашим теплым отношениям придет конец. В этой статье я, хотя и не без сочувствия, рассказала о ее нездоровой худобе и рыданиях (мне пришлось это сделать под давлением Труди). Люси, несмотря на мое сопротивление, прочла ее, когда мы ехали в лимузине выбирать туфли. Я сидела рядом и не сводила с нее глаз, боясь, что она начнет недовольно хмуриться. Но подруга невозмутимо прочла всю статью, пряча лицо за солнечными очками. Затем неторопливо положила журнал на сиденье между нами.

— Мне понравилась фотография на обложке.

— А интервью? — допытывалась я. — Тебе не кажется, что я была слишком резкой? Я вовсе не хотела этого.

— Нет, все хорошо, — ответила Люси. — То есть все, что ты написала, — правда.

Осмелев, я раскрыла рот, чтобы поговорить о ее проблемах с питанием, но подруга, словно угадав мои намерения, сменила тему разговора.

— Может, мне стоит купить те сапоги с высокими голенищами от Гучи, ну, те, что на деревянных каблуках? Я видела похожие на Жизели на вечеринке в Лос-Анджелесе. Они прекрасно смотрятся на голых загорелых ногах. А потом давай зайдем в кафе на пятом этаже и выпьем по бокалу шампанского.

Момент был упущен.

В реальной жизни Люси, похоже, не любила выставлять напоказ свои чувства. И это казалось тем более странным, что ее считали актрисой с широким диапазоном эмоций. В своем первом фильме она играла жалкую бездомную девчонку. Это была небольшая роль, но Люси так живо передала переживания обездоленной девушки, что голливудские режиссеры наперебой стали зазывать ее в свои блокбастеры. В списке ее ролей были: проститутка, подсевшая на героин; героическая мать-одиночка, воспитывающая ребенка, больного аутизмом; сексапильная шпионка времен Второй мировой войны и охотница за динозаврами. Актриса умела заставить зрителя разрыдаться одним взглядом своих незабываемых глаз. Одного ее задорного подмигивания было достаточно, чтобы весь зал начал покатываться со смеха. Мужчины теряли головы от одной ее застенчивой улыбки. Но без камеры она умела прятать эмоции.

Иногда я думала, что Люси выбрала меня в свои подруги, потому что выдала себя тогда, на интервью. Я слишком много узнала и стала для нее опасной, и она чувствовала себя спокойнее, когда я была на глазах. Вот почему мы вместе ходили на вечеринки, вместе наряжались и фотографировались на лучших тусовках в городе.

В последнее время Люси все более привязывалась ко мне и требовала, чтобы я сопровождала ее повсюду, не желая отпускать от себя, даже когда мне хотелось отдохнуть от светской жизни. Билли Джо снова уехал на съемки в Лос-Анджелес, и Люси осталась без него, как покинутый ребенок. Мне нравился Билли. Он был действительно хороший парень и любил Люси. Рядом с ним она становилась более уравновешенной. Билли снимался в вестерне в Голливуде, а Люси не могла вырваться из Лондона из-за съемок костюмной драмы XIX века, где играла проститутку.

Кроме меня у нее не было подруг. Мужчины ее обожали, но женщины в ее присутствии чувствовали себя неловко. Конечно, вокруг Люси всегда вились никому не известные актрисы и бывшие певички, которым хотелось попасть в кадр вместе со звездой. Но это были подруги не надолго. Они всего лишь цеплялись за ее шлейф в тщетной надежде упрочить свое шаткое положение. Однако хуже всех были профессионалки-пираньи: ее ассистентка Карен; Марта и Чарман, специалисты по связям с общественностью; агент Сильвия Смит; стилисты, личные тренеры и даже психотерапевт. Все они получали достаточно денег, чтобы хорошо работать, но слишком мало, чтобы любить Люси. Всегда, когда в прессу просачивалась какая-нибудь неприятная история из ее жизни, Люси знала, что это дело рук кого-то из ее окружения. Когда моя карьера только начиналась, Люси взяла меня под свое крыло. Она часто повторяла, что теперь я никому не должна доверять.

Я наклонилась поцеловать ее нежную, как персик, щеку и заметила, что у нее потекла тушь на ресницах.

— Ты плачешь? — мягко спросила я ее.

— Не будь глупышкой, — усмехнулась она, улыбнувшись, как будто только что получила высшую награду кинематографа. Кстати, она и правда всего месяц назад получила «Оскара» как лучшая актриса года.

— Вот тебе бокал шампанского и «чарли». И я хочу, чтобы ты помогла мне подобрать наряд, пока не пришел Сноумэн.

Джим Сноу, или как его называли клиенты, Сноумэн, был одним из самых крутых в Лондоне поставщиков высококачественного кокаина. Его клиентами были поп-звезды, актеры, дальние родственники королевской семьи и многие бизнесмены. Со своими менее значительными клиентами он лично никогда не встречался. Для этой цели у него была сеть агентов. Простым людям — журналистам, телевизионщикам, банкирам — приходилось идти на риск, встречаясь с ними в грязных барах Сохо, и платить вперед. Люси же имела дело только со Сноумэном. Он обслуживал ее по высшему классу, сам доставляя товар на черном «БМВ» с откидным верхом. Она оплачивала его счета раз в месяц. Это было странное партнерство, но оба слишком многим рисковали, раскройся вдруг их деловые связи. Главным для них было соблюдать конфиденциальность, и, похоже, они полностью доверяли друг другу.

Ходили слухи, что на совести Сноумэна был целый ряд убийств, а также что и по сей день он вел кровавую войну с влиятельной бандитской группировкой из западной части Лондона.

Джиму Сноу было за сорок. Рыжеватый жилистый человек невысокого роста с рябым лицом. Нос — плоский, как у боксера, а от левого угла рта до уха — глубокий шрам. Поэтому его улыбка казалась неестественно широкой и зловещей. Я боялась его до смерти, но Люси испытывала к нему глубокое уважение.

— Мне он нравится, — говорила Люси. — Профессионал и работает на совесть.

Когда Сноумэн неслышно появился в дверях, я подпрыгнула от ужаса. На нем был длинный кожаный плащ, а на лице играла неприятная улыбка. Казалось, он загрязнял своим присутствием чистую квартиру Люси. Каждый раз, когда я оказывалась с ним в одном помещении, в голове моей начинала крутиться мелодия из фильма «Заклятие».