— Мы устроили пикник на Парламент-Хилл, — рассказывала Бекки, пока я возилась с чайником. — Если хочешь есть, достань из холодильника остатки еды.

Мой втянутый живот тревожно заурчал, едва я представила себе жирный бутерброд с яйцом и майонезом.

— Нет, спасибо, — ответила я.

Затем я приготовила кофе дрожащими руками и выглянула из низкого окна в надежде увидеть солнечный свет. Окно кухни выходило на стену, так что голубое небо пришлось дорисовывать в воображении. Дневной свет оказался слишком ярок для моих воспаленных глаз. Я заморгала и опустила жалюзи.

— Бекки, у тебя есть сигареты?

— Ты выглядишь, как полное дерьмо, — со всей своей откровенностью заявила Бекки, бросив мне пачку сигарет. — Чем ты вчера занималась?

— Как обычно, сама знаешь, — ответила я.

— Откуда мне знать, — обиженно отреагировала Бекки, — ты ведь никогда не берешь меня с собой.

— Ну, это не в твоем вкусе, — ответила я, понимая, что такой ответ вряд ли устроит Бекки, но на другой у меня сил не было.

— Конечно! Что за удовольствие для меня знакомиться с твоими новыми знаменитыми на весь мир друзьями и торчать на премьерах фильмов? — в ее голосе звучал сарказм. — Ну, ладно, мне пора идти в бар. Я бы пригласила тебя, но это не в твоем вкусе — встречать закат солнца в вонючей пивнушке в саду Холлвэй. И потом, все равно ты не одета.

В последней фразе Бекки слышались нотки материнского неодобрения. Ведь в этой стране пропустить первый и, возможно, единственный погожий день считалось серьезным преступлением. Моя распущенность задела даже такую непревзойденную гулену, как Бекки. Честно, говоря, наши отношения ухудшились в последнее время. С тех пор как я устроилась на новую работу, мы все более отдалялись друг от друга. Частично это происходило потому, что редко виделись: я была полностью увлечена своей новой жизнью: киносъемки, утренние телепередачи, фотографирование для телеафиш, а все свободное время проводила теперь со своей лучшей подругой, Люси Ллойд, актрисой с мировым именем. То нас ждут на открытие какого-нибудь роскошного бара, то пригласят в частный клуб. А Бекки уволили из ресторана, так как ей разонравилось заниматься сексом с сыном владельца. Теперь время от времени она за гроши помогала своей подружке Рут, державшей магазин Секонд Хэнд на рынке Камден. То есть фактически она была безработной и, разумеется, по уши в долгах. Три месяца подряд я оплачивала ее долю за аренду квартиры. Я чувствовала себя обязанной делать это, ведь мы подруги. Но не скрывала, что мне до смерти надоела эта благотворительность. Честно говоря, если бы мои мозги не отупели от вчерашних развлечений, я, пожалуй, напомнила бы Бекки, что она задолжала мне более тысячи фунтов и потому пикники на Хит или вечеринки с пивом на закате солнца — для нее непозволительная роскошь.

Мне не терпелось поскорее выехать из нашей кроличьей клетки в Кентиш-Таун в район, более приемлемый для восходящей телевизионной звезды. С тех пор как я начала работать в телевизионном шоу, я каждый день мечтала о покупке собственного жилья. Но даже тех денег, что мне заплатили за первые выпуски, не хватало для покупки приличной квартиры. Да и мое представление о приличном жилье совершенно изменилось с тех пор, как я стала бывать в роскошном пентхаузе Люси. Единственное, что меня не устраивало в работе телеведущей, это зарплата — нам платили меньше, чем мы того заслуживали. Да, за три месяца я заработала столько денег, сколько раньше зарабатывала за два года, но теперь положение обязывало меня вести совсем иной образ жизни. Не может женщина всю жизнь одеваться в «Топшопе»! Да и необходимость ежемесячно оплачивать квартиру за Бекки не улучшала моего финансового положения. Впрочем, как и мои собственные регулярные походы по магазинам на Бонд-стрит. Люси была постоянно рядом — и в этих магазинах, и в барах отеля «Мэйфэйр», где одна бутылка шампанского стоила восемьдесят фунтов. Когда дружишь с актрисой, получившей двадцать пять миллионов долларов за фильм, особенно невыносимо сидеть на мели. Меня мучило, что Люси, Билли и все остальные жалеют меня. Я чувствовала себя нищенкой. На днях Люси подарила мне настоящую сумку от Луис Вуитон, потому что ей было стыдно появляться в обществе с подругой, которая носит подделку. Это ужасно расстроило Бекки, ведь это она подарила мне пресловутую сумку-подделку. Бекки обиженно заявила, что не может соперничать с моей новой подругой, а у меня не нашлось слов, чтобы успокоить ее.

Но вскоре все изменится. Пару недель назад позвонил мой агент Уоррен Кларк и сообщил, что «Супер-Бра», компания-производитель элитного дамского белья, желает, чтобы я, а точнее говоря, мой бюст рекламировал их новую коллекцию бюстгальтеров. Я провела неделю в Таиланде, снимаясь в рекламных роликах для телевидения. Затем, вернувшись обратно в Лондон, еще пару дней дефилировала по студии, где меня фотографировали для двух- и трехмерной рекламы. Я наконец сбавила вес и, достигнув нужной формы, чувствовала себя как никогда стройной и сексуально привлекательной. Пробные ролики смотрелись великолепно — никогда не перестану изумляться чудесам компьютерной графики.

Но что было действительно невероятно и потрясающе — это мой гонорар в один миллион фунтов! Повторю еще раз не спеша, чтобы дошел смысл сказанного: один — миллион — фунтов. За неделю работы! Представляете, каково это — когда вам предлагают такую сумму? Мне всю жизнь не хватало денег. Как сейчас слышу мамин голос: «Нет, я не могу купить тебе новые туфли. Нам это не по карману». «Деньги на деревьях не растут» — любимая поговорка моего отца Затем наступили студенческие годы, когда для того, чтобы одеться, мне приходилось прочесывать магазины Секонд Хэнд. На первом курсе я жила в родительском доме, потому что было не на что снять мне квартиру в центре города. Все университетские годы я могла себе позволить только теплое пиво в студенческой столовой — там оно стоило копейки. И все эти годы я не переставала мечтать о том, что наступит день, когда я выберусь из этой убогой нищеты, заработаю денег, стану жить в престижном месте и куплю машину. Но по приезде в Лондон ничего не изменилось. Мое финансовое положение даже ухудшилось, так как пришлось платить кучу денег за аренду квартиры в столице и выплачивать ссуду за обучение. Много лет я боялась читать банковские документы. Просто вставляла карту в машину и молила бога, чтобы банкомат выполнил мою просьбу. Каждую вторую половину месяца я получала один и тот же ответ «На вашем счете недостаточно средств для совершения данной операции», даже если просила десятку. Я всегда покупала лотерейные билеты, надеясь на чудо. Если бы я выиграла миллион, все мои проблемы решились бы. И жизнь стала бы прекрасна.

Когда Уоррен сообщил, сколько мне предлагают за рекламную компанию, я лишилась чувств. В буквальном смысле слова. Упала лицом на блестящий паркет офиса. Только неимоверные усилия двух секретарей и ассистентки привели меня в чувство. Я сидела, уткнувшись лицом в колени, и глотками отпивала воду из стакана, а перед глазами у меня все кружилось. При каждой попытке осознать, что вскоре я стану миллионером, лица и предметы начинали кружиться еще быстрее.

— Почему они предложили мне так много денег? — изумленно спросила я Уоррена.

— Это я потребовал в два раза больше того, о чем шла речь вначале, — ответил он, равнодушно пожав своими грузными плечами. — Но на самом деле миллион — обычная сумма для такого рода рекламной компании. Повсюду будут рекламные стенды и телевизионные ролики. Вся страна увидит тебя практически голой — за это девушка может потребовать хорошую компенсацию. И потом, ты для них настоящая находка. Ты только что появилась на публике и уже приобрела большую популярность. Не говоря о том, что у тебя как раз такие, гм, габариты, какие им требуются, — Уоррен смущенно указал глазами на мой бюст.

Его взгляд задержался там дольше, чем следовало, и я заметила, как на его верхней губе появились капельки пота. Уоррен был богатым, влиятельным человеком. Многие трепетали перед ним. Но мне он всегда напоминал Бенни Хилла, и потому я не могла воспринимать его всерьез. Я невольно скрестила руки на груди, ставя барьер между собой и этим старым толстяком с одышкой. Было в его внешности что-то липкое и нездоровое. Мне казалось, что с ним в любой момент может случиться сердечный приступ. Меньше всего мне хотелось, чтобы моя грудь вызвала у него этот припадок, и еще менее были приятны мне его вожделенные взгляды.

Последний месяц каждое утро, просыпаясь, я переживала необыкновенно приятное ощущение: в моей жизни произошло нечто восхитительное! Это немного напоминало радость, испытываемую на следующее утро после покупки новых туфель. Теперь я наслаждалась тем, что вот-вот на мой счет с высоким годовым процентом поступит миллион фунтов (с вычетом пятнадцати процентов комиссионных в пользу агента). Можно заняться поиском нового жилья, как только деньги окажутся на моем счете. По контракту, заключенному между мной и «Супер-Бра», мне следовало хранить в тайне размер выплачиваемого гонорара. Поэтому я никому, даже маме, не торопилась сообщать, сколько получу за работу. Для мамы я готовила это как сюрприз. Тем не менее на прошлой неделе не удержалась и выболтала все Люси. Кокаин развязывает язык, а я совсем распустилась в тот вечер. Люси радостно сообщила, что даже в центре Лондона все еще можно подыскать гнездышко не дороже миллиона фунтов, и даже пообещала помочь обрести уголок, достойный телевизионной дивы. Единственное, что омрачало мое приподнятое настроение, это ситуация с Бекки: я до сих пор не сообщила ей о том, что собираюсь съезжать. У меня было смутное подозрение, что Бекки захочет переехать со мной. Мы жили вместе со второго курса, и я сама привыкла считать ее неотъемлемой частью своего домашнего очага. Но теперь Бекки превратилась в лишний груз, который хотелось поскорее свалить с плеч.

— Ты должна идти вперед, — убеждала меня Люси, — значит, придется оставить кого-то в прошлом. Это — плата за успех. Бекки не понимает твоей жизни, а значит, не может оставаться в ней.