— Больше всего.

— Смерти. Нет, не смерти. Умирания.

Спенсер кивнул.

— А как вы? Чего боится полицейский больше всего?

— Не знаю, как насчет полицейского, а вот я больше всего боюсь жить с нечистой совестью. Мне нравится спокойно спать по ночам.

— А что, ваша совесть вас иногда тревожит? — Она улыбнулась.

— Не очень.

Она кивнула, потягивая свой шоколад:

— Я полагаю, что, учитывая специфику вашей работы, вы не можете позволить себе ошибаться. Я имею в виду ошибаться в людях.

— Вы правы. — Спенсер сделал глоток из своей чашки. «Куда это она клонит?» — Я не часто ошибаюсь в людях.

Она улыбнулась с напускной скромностью:

— Думаете, и насчет меня не ошибаетесь?

Он охотно улыбнулся в ответ:

— Насчет вас я уверен. Вы храбрая и толковая. — Он хотел добавить, что она также и очень красивая, но дартмутской студентке такое за кофе, конечно, говорить не следует. А, кроме того, она не нуждается в том, чтобы ей говорили подобное.

— Вы уступчивы, детектив?

— Я жесткий, как доска, — сказал он. — Это один из моих многочисленных недостатков.

— А глядя на вас, не скажешь, что у вас их много, — польстила Кристина.

— Вы пытаетесь быть любезной. У меня полно дурных привычек.

— Вот как? И каких же? А впрочем, у кого их нет.

— Например, у вас.

— У меня? — Она рассмеялась. — У меня больше дурных привычек, чем, наверное, вы съели обедов за всю свою жизнь.

— Назовите хотя бы одну.

Она подумала несколько секунд.

— Например, я чистоплотна до маниакальности.

— В самом деле? А я до маниакальности неряшлив.

— Мне нравится выигрывать в баскетбол.

— А мне нравится успешно расследовать свои дела.

— Я никогда не умею одеться нормально для улицы и все время простужаюсь. — Как бы в подтверждение этого она чихнула.

— Ну надо же. А я всегда напяливаю на себя столько одежды, что чрезмерно потею.

— А я постоянно делаю такие вещи, которые очень осложняют мою жизнь.

— А я постоянно делаю такие вещи, которые упрощают мою жизнь до предела.

Она после паузы ответила:

— А я иногда выпиваю.

Он тоже помедлил с ответом, а затем сказал:

— Хм! Если бы у меня это было только иногда.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Сейчас я скажу, сколько вам лет. Вам двадцать один год, Кристина?

— Будет завтра — сказала она, неожиданно воодушевившись. — Наконец-то [15].

— Понимаю. А то, что выпиваете, будем считать, что вы мне не говорили, а я не слышал. Хорошо?

— Выпиваю? Я имела в виду, что выпиваю кофе.

— Прекрасно. Мы не будем касаться больше этого вопроса. — Он сделал паузу. — Значит, вы счастливы, что вам перевалило за двадцать один. По обычным причинам?

Она кивнула, а потом добавила, вскинув брови:

— Правда, есть еще причины, необычные. — Но дальше тему развивать не стала, а он не настаивал.

Они пили горячий шоколад с португальскими булочками, похожими на английские, но шире, толще и вкуснее.

— Итак, детектив О'Мэлли, скажите, у вас бывали интересные дела? Мне нужно писать статью о смертной казни для «Обозрения». Мне бы не помешал материал из уголовной практики.

— Что ж, с вашей стороны это будет поступок. С учетом сегодняшних дней и вашего возраста. — Она ему определенно нравилась.

— Так вот, не могли бы вы рассказать мне что-нибудь об этом?

— Например?

— Ну, например, почему люди убивают других людей?

Спенсер задумался. Она его смущала. Она была такая красивая.

— Всем правит сила, — произнес он, наконец. — Сила и страх.

— Сила и страх, хм. Серийные убийцы, жестокие мужья, насильники — все они укладываются в эту формулу?

— Да. Все.

Кристина улыбнулась:

— Но это же очень хорошо. Мне это нравится.

— Давайте покончим со смертной казнью. Расскажите что-нибудь о себе.

— Например?..

— Да все, что угодно. На каком вы курсе?

— На последнем.

— Какая у вас специализация?

— Философия и религия.

— Это интересно. И что же говорят философы и служители церкви о том, почему люди убивают других людей?

— Откуда мне знать? Так конкретно я эти предметы не изучала. Ницше говорит, что мы не должны гневаться на людей порочных и наказывать инакомыслящих или с отклонениями от нормы.

— Это почему же?

— Он говорит, что преступление — это лишь проявление свободы воли человека, которое дало ему общество и за которое теперь хочет его наказать, наказать лишь за то, что он следовал его, общества, указаниям, за то, что был человеком, а не животным.

— Этот Ницше со всей очевидностью не жил в Нью-Йорке, — сказал Спенсер.

Кристина засмеялась.

— Не знаю, но думаю, вряд ли я смогу согласиться с этим, — продолжил Спенсер. — Общество ему свободы воли не давало. Это Господь ему дал. Общество лишь управляет проявлениями этой свободы за тех, кто не может справиться с этим сам.

— Возможно, вы правы, — сказала Кристина. — Но Ницше не верил в Бога.

— Ну что ж, — тихо произнес Спенсер, — а я не верю в Ницше.

Кристина удивленно на него посмотрела.

— В чем дело? — спросил он.

— Ничего, ничего, — быстро сказала она. — Откуда вы родом, Спенсер?

— Родился и вырос на Лонг-Айленде.

— Вот как? А моя лучшая подруга из бухты Колд-Спринг.


— Бухта Колд-Спринг? Мне приходилось где-то читать об этом месте. Но я никогда не верил, что такие простые смертные, как я, могут когда-нибудь попасть туда.

— Не глупите. Откуда вы?

— Из Фармингвилла.

— Никогда не слышала.

— Никто не слышал. Но, тем не менее, я оттуда.

— А что привело вас сюда, Спенсер?

— Не знаю. Устал, наверное, гоняться за нарушителями правил дорожного движения на скоростных автострадах Лонг-Айленда. Вот однажды я сел в машину и поехал на север.

— И остановились в Хановере?

— Да, и остановился в Хановере. Мне понравилось здание ратуши. Свою первую ночь я провел в совершенно невозможной гостинице «Хановер» и слышал, как играют часы на башне за моим окном. В тот первый день они исполняли медленную версию «Времен года».

Кристина рассмеялась:

— Вы остались в Хановере, потому что часы на башне Бейкер играли «Времена года»?

— Я остался в Хановере, чтобы теперь вам, роскошным дартмутским мальчикам и девочкам, раздавать квитанции о штрафе за неправильную парковку, — произнес серьезно Спенсер. Но было видно, что он шутит, и Кристина засмеялась снова. Спенсеру нравилось, что Кристина могла понять, когда он шутит, а когда серьезен.

— Теперь я живу в Хановере и, стало быть, могу считать себя студентом университета, не затрачивая при этом двадцать пять тысяч в год на образование.

— Но и не получая образования?

— Сдаюсь, — произнес он, встряхнув головой. — Хорошо. Вы думаете, что я не получаю образования, наблюдая за всеми вами?

— А что, получаете?

— Получаю.

— В таком случае ваша работа должна вам нравиться?

Спенсер кивнул:

— Даже очень.

— Но неужели хоть что-то в ней не кажется вам неприятным?

— Самое неприятное, когда возникает какое-нибудь большое дело. Тогда из Конкорда [16] присылают целую банду. — Он увидел вопросительное выражение на ее лице и пояснил: — Ну, помощники окружного прокурора, их собственные детективы, а иногда и целый штат ребят из полиции. Вот это действительно меня раздражает до невозможности. Как будто я сам не могу выполнить свою работу. Квитанции о штрафе я могу выписывать не хуже любого из них, только дайте мне шанс.

Кристина засмеялась:

— А какое у вас было самое серьезное дело?

— Это когда слушатель подготовительного отделения из Эфиопии зарубил топором сначала свою подружку, а потом и девушку, которая жила с ней в комнате.

Кристина расширила глаза:

— О, это было ужасно?!

— Да, ужасно. Я был первым из полиции, кто прибыл на место происшествия.

На лице Кристины появилась гримаса отвращения.

— Вы обнаружили тела?

— Да.

— Боже мой! И это было страшно?

— Настолько, что вы не можете себе вообразить.

— Да, вообразить такое я просто не способна. — Она понизила голос: — Я ни разу даже не видела мертвого тела.

— В самом деле? Ни разу? — Спенсер просто не мог этому поверить. Ему самому пришлось принимать участие в похоронах родственников почти с двухлетнего возраста.

— Никогда. — Она откашлялась: — Моя бабушка… Она умерла только несколько месяцев назад, но на похоронах я не была.

— Почему?

Кристина пожала плечами:

— Меня не пригласили.

— Вас не пригласили на похороны вашей бабушки? — Настала очередь Спенсера удивляться. — Да что же у вас за семья?

— Не очень дружная, — призналась она, явно желая сменить тему. — Так вот, в случае с этим эфиопом, как вы думаете, что это было, проявление силы или страха?

— Там вот что было, — задумчиво произнес Спенсер. — Девушка не хотела выходить за него замуж, а у этого парня возникло желание дать ей понять, что он чувствует по этому поводу.

— Понятно. И что с этим парнем сейчас?

— Его упрятали за решетку пожизненно.

— Ага. Заслуженное наказание.

— Заслуженное? Не знаю. Он хладнокровно убил двух человек. Возможно, он должен был умереть тоже.

— Вы думаете, Спенсер?

— За умышленное убийство? Конечно.