— Правильно.

— Таким образом, — медленно произнес Спенсер, пытаясь упорядочить свои мысли, — они тоже не имеют права претендовать на ее имущество?

— Вот этого я не знаю. Полагаю, что да. Детектив О'Мэлли, вы меня извините, но какое это имеет отношение к смерти Кристины?

— Может быть, никакого, — ответил Спенсер, с большой неохотой отказываясь от следующей рюмки. — А может быть, в этом и заключена вся суть. На счету у Кристины имелась огромная куча денег, с вами она разведена… Ее единственные наследники — родители…

— Мать, — поправил Спенсера Говард. — Джон Синклер умер.

— …Родители от нее отказались. Это, конечно, нельзя считать нормальным. Но она умерла не просто так. Она оставила завещание. По счастливой случайности — видимо, это было совершено по наитию свыше — она оставила завещание, написанное ее собственной рукой и официально заверенное.

— А меня она там упомянула?

— О да, вас она упомянула. Она оставила вам дом своей бабушки.

— Кому же она оставила остальные деньги? — отважился спросить Говард после минутного молчания. Спенсер мог поклясться, что Говард в этот момент затаил дыхание.

— Своим троим друзьям. А кому, как вы думаете, она должна была их оставить?

Говард выдохнул. И, как показалось Спенсеру, с облегчением.

— Никому. Вы уже, конечно, успели побеседовать с ними?

— Можете не сомневаться. Но в любом случае это повисло в воздухе. Они не хотят принимать эти деньги.

— Не хотят их принимать?

— Они хотят передать их заведению «Красные листья».

Говард откинулся на спинку стула и охнул:

— Господи, это же просто идиотизм какой-то. Очень странно. — Он снял очки и потер глаза. — Это просто бессмысленно.

Спенсер подался вперед и в упор задал вопрос:

— А вы бы хотели получить эти деньги, Говард?

— Что вам на это ответить? Конечно, от некоторой части я бы не отказался.

Сейчас уже было очевидно, что Говард — это не тот человек, который нужен Спенсеру. По заведенному правилу, Спенсер должен будет проверить его алиби, но то, что там все в порядке, никаких сомнений не вызывало.

Они посидели еще немного. Пол был уже вымыт. Принесли счет, и они расплатились каждый за себя. Посуду с их стола давно уже убрали. «Он выглядит таким же измотанным, как и я», — подумал Спенсер, чувствуя болезненные уколы где-то там, позади глаз, такие чувствительные, что отчаянно хотелось их закрыть и заснуть, а проснуться на Лонг-Айленде, чтобы он был везде: и сзади и впереди. Везде Лонг-Айленд. Впрочем, какое это имеет значение, где он, лишь бы был. Спенсер мысленно поклялся, что, как только все это закончится, он поедет навестить родных. Может быть, на Рождество.

— Мне кажется, они все были из Коннектикута, — изрек вдруг Говард.

Спенсер вспомнил «Гринвич тайм», которую нашел в книжном шкафу Кристины.

— Спасибо, что приехали, Говард, — произнес он, вставая.

— Да, конечно. Как вы думаете, когда можно будет ее забрать?

— Завтра. Вы можете забрать ее завтра. А теперь я возвращаюсь в больницу, чтобы поговорить с медэкспертом.

Спенсер ожидал, что Говард тоже захочет пойти с ним, но тот не высказал такого желания. Он выглядел усталым, обессиленным. Спенсер и сам был таким же изнуренным, но ему нужно было идти. Это не то, что раньше, когда он патрулировал дороги Лонг-Айленда и штрафовал водителей за превышение скорости. В те дни водители не имели оснований на него обижаться, потому что он любил поспать. Теперь другое дело: хочешь не хочешь, надо топать, и не важно, как ты себя чувствуешь.

Он оставил Говарда в гостинице и сел в машину. Уже было далеко за полночь. Уилл сидел в больнице, ожидая, когда можно будет отправиться домой. Рей был дома, со своей семьей, но ему, наверное, хотелось присутствовать при вскрытии. Глупый старина Рей мечтал стать помощником коронера-и присматривать за искромсанными трупами. Сможет ли доктор Иннис ответить на вопрос: Кристина сперва умерла, а потом окоченела или наоборот?

— Да, — сказал доктор, отвечая на вопрос Спенсера. Хотя в передней комнате прозекторской было всего около восьми градусов тепла, доктор Эрл Иннис обильно потел и постоянно вытирал влажный лоб рукавом белого халата. Он уже не был совершенно белым, этот халат, но Спенсеру не хотелось думать об этом. Уилл ушел домой, как только Спенсер его отпустил.

— Вы говорите — да?

— Да, — сказал Иннис. — Таков мой ответ. Она умерла насильственной смертью.

— Доктор, а если человек замерз, это смерть насильственная или естественная?

— Но она не замерзла. То есть не это было причиной смерти. Она вначале умерла, а замерзла потом.

— Вот как?

— Да. Вы ожидали другого ответа?

— Нет, это именно тот ответ, какого я и ожидал.

— Хм, вы были правы. Поздравляю, у вас прекрасная интуиция.

Спенсер ждал. Они стояли в передней комнате прозекторской, в небольшом больнично-белом помещении с высокими окнами, стеклянными дверями и флюоресцентными лампами. В комнате было холодно.

Спенсер откашлялся и спросил:

— Доктор Иннис, что послужило причиной смерти?

— Ах да. Хотите удостовериться?

Спенсер решительно покачал головой:

— Нет.

— Прекрасно. — Доктор начал снимать перчатки, как будто измазанные чем-то маслянистым. Спенсера замутило.

Доктор не проронил ни слова, пока не снял перчатки и не бросил их в урну. Только после этого Спенсеру немного полегчало.

— Смерть наступила от асфиксии, — сказал доктор. — Ее задушили.

Это сообщение Спенсера не удивило. Отнюдь. Потому что эти слова проносились в его голове в течение последних двадцати четырех часов. Вердикт доктора только подтвердил его собственные предположения. Спенсер ничего не видел, ничего толком не знал. Чтобы сделать вывод о том, что смерть наступила от удушья, нужно было разрезать плоть этой мертвой красивой молодой женщины.

— Не могу сказать, что удивлен, — наконец произнес он.

Доктор Иннис вскинул брови и огрызнулся:

— Не удивлены? Может быть, вам следует переквалифицироваться, детектив О'Мэлли, и стать медицинским экспертом? Я думаю, эта работа сделала вас циником. Умирает молодая женщина, и вы немедленно подозреваете здесь что-то грязное и подлое. Надеюсь, вы ни с кем не поделились своими умозаключениями. Иначе, когда состоится суд, защита может выдвинуть претензии, что вы мной манипулировали, чтобы подтвердить свои версии.

Спенсер слабо улыбнулся, понимая его иронию и отвечая на нее:

— Неужели, доктор?

Доктор Иннис не нашел в этом ничего забавного и заворчал:

— Так вы хотите знать, что с ней произошло или нет?

— Да-да, конечно, — оживился Спенсер. — Пожалуйста.

— Части черепа, относящиеся к твердой лобовой оболочке вокруг мозга, обнаруживают признаки того, что мышечные волокна ослабли, и это произошло прежде, чем она замерзла. Если бы она упала в снег и просто заснула, ее мозг не начал бы разлагаться, до тех пор, пока температура тела не понизилась бы до такой степени, чтобы нельзя было поддерживать нормальное функционирование организма. Правда, к тому времени, когда она умерла, тело все равно уже почти окоченело. Но все же она умерла, а затем окоченела, причем быстро, то есть достаточно быстро, чтобы остановить разрушение сверхчувствительных мозговых тканей. При нормальных условиях, теряя полтора градуса в час, она бы охладилась до температуры окружающей среды за двадцать четыре часа и члены начали бы терять подвижность, то есть окоченевать, в течение следующих шести часов или около того. Но на дворе был настоящий мороз, вернее, пронизывающий ветер с морозом. Я помню ту ночь. В газетах писали, что это была самая холодная ночь за последние семьдесят лет. Значит, она теряла больше полутора градусов в минуту. В принципе она могла охладиться до температуры окружающей среды за час. Таким образом, никакого трупного окоченения, никакого разложения и изменения цвета кожи. На спине они есть, правда, незначительные, но если учесть, что она пролежала на ней ничком девять дней, то это вполне объяснимо. И все-таки окоченение замедлило развитие процесса умирания мозга, но не остановило его. За истекшие двадцать четыре часа тело ее оттаивало и начало разлагаться, а мозг достиг состояния скелетного разрушения, если можно так выразиться.

Иннис казался очень довольным, давая разъяснения Спенсеру, а тот вежливо кивал, хотя в этих объяснениях для него не было ничего нового, чего бы он прежде не знал. И он поддакивал:

— Понятно. Все действительно логично. Что-нибудь еще?

— Да. Есть признаки, свидетельствующие об удушении.

— Вы имеете ввиду ее глаза?

— Да. Но откуда это вам известно? Откуда вы знаете, куда надо смотреть в таких случаях?

— Да, обнаженная мертвая девушка в черных ботинках, владелица девяти миллионов долларов, оказывается в самом центре четырехугольника, пронизанного полем ревности высокого напряжения, и мне предстоит докопаться, что же там получилось. И это не так уж случайно, — покачал головой Спенсер. Ему не хотелось показывать, как он расстроен.

— Да, глаза, — сказал Иннис. — Капилляры полопались. Полопались от давления на голову, что, в свою очередь, явилось причиной острого давления на легочную артерию в области шеи и отсутствия поступления кислорода в область головного мозга на срок достаточный, чтобы это привело к прекращению функций парасимпатической системы и к последующей остановке сердца. Давление на глаза было настолько сильным, что началось кровотечение в височную часть. Вам действительно не хочется взглянуть на это самому?

Спенсер невыразимо страдал.

— Видимо, это был кто-то очень сильный? — спросил он срывающимся голосом.