—Я знаю, мама. А как ты поняла с Митчем?

—Думаю, я стала слишком циничной для тех звезд, во всяком случае, поначалу. В этот раз все происходило медленнее и тревожнее. Но он заставлял меня смеяться и думать, мечтать и дрожать. Потом — прошло уже довольно много времени — я взглянула на него, и мое сердце снова согрелось. А ведь я успела забыть это тепло в сердце.

—Митчелл хороший человек. Он тебя любит. Он смотрит на тебя, когда ты входишь в комнату, провожает взглядом, когда выходишь. Я рад, что ты нашла его.

—Я тоже.

—А с папой... Под какой ивой вы сидели?

—О, под большим прекрасным старым деревом за конюшнями. Джон хотел вернуться утром и вырезать наши инициалы, но на следующую ночь в дерево ударила молния и расколола его надвое, и... — Розалинд остановилась. — О боже!..

—Амелия, — прошептал Харпер.

—Наверняка. Мне раньше это не приходило в голову, но я помню, что не было никакой бури. Слуги говорили о дереве и ударившей в него молнии, хотя грозы не было.

—Значит, даже тогда она пробовала свои силы.

—Как это мелко, как подло!.. Я плакала из-за того дерева... Я влюбилась под ним и плакала, когда садовники распиливали и вывозили его.

—Тебе не кажется, что были и другие эпизоды? Мелкие проявления насилия, которые мы не связывали с нашим призраком, поскольку считали его благодушным и безобидным?

—Вся эта ненависть и гнев копились в Амелии, не в силах вырваться наружу.

—Иногда сочились потихоньку, как вода сквозь трещину в плотине, а потом ручеек становится все более быстрым и бурным. Мама, мы не можем загнать обратно ее чувства, как тот ручеек, но должны каким-то образом дать им выход, иссушить их до последней капли.

—Как?

—Думаю, молот в наших руках и мы должны разбить плотину.


В сгущающихся сумерках Хейли бродила по саду. Дочка спала, вахту у монитора несли Роз и Митч. Перед домом стояла машина Харпера, значит, и он где-то здесь. Не в своем домике. Она ходила туда, постучалась, приоткрыла дверь, просунула голову, позвала...

«Мы же не сиамские близнецы», — напомнила себе Хейли.

Однако Харпер не остался на обед, сказал, что у него дела, но до темноты, мол, вернется. Так уже почти темно, а она даже не представляет, куда он подевался.

Ничего страшного. Она любит гулять по садам Харпер-хауса в сумерках. Даже при сложившихся обстоятельствах. Прогулка обычно успокаивает, успокоит и сейчас, пока она снова и снова прокручивает в голове историю браслета, рассказанную Харпером.

Они все ближе подбираются к ответам, в этом-то она уверена. Но она больше не уверена, что найденные ответы приведут к счастливому концу.

Вдруг Амелия не захочет порвать последние нити, связывающие ее с этим миром и перейти... наверное, так говорят, перейти в мир иной.

Амелии нравится обитать в теле живого человека. Обитать в теле? Или разделять тело? Или проникать в тело? Ну, как ни говори, Амелии это по вкусу. Без всяких сомнений. Как несомненно и то, что для Амелии это столь же новое состояние, как для нее самой.

Если когда-то— приходится смотреть правде в глаза — это случится снова, надо попытаться сохранить ясное сознание и контроль над происходящим.

Хватит притворяться. Она осознанно вышла в сад. Вроде как бросила вызов. Давай, стерва! Посмотрим, кто из нас сильнее, справлюсь я с тобой в одиночку или мне не поздоровится.

Но ничего не происходило. Хейли чувствовала себя совершенно нормально.

И чувствовала себя самой собой, когда чуть не подпрыгнула, услышав из полумрака странные звуки. Она замерла, прислушиваясь, еще не решив, бежать прочь со всех ног или посмотреть, в чем дело. Звуки повторялись через определенные промежутки времени, и Хейли нахмурилась.

Как будто... Нет, не может быть! Она кралась к источнику странных звуков, дрожа от страха, почти уверенная в том, что увидит призрачную фигуру, копающую могилу.

Могилу Амелии.

Если Реджинальд убил Амелию и похоронил здесь, в своем поместье, может, жертва хочет показать свою могилу... в неосвященной земле. Но ведь можно освятить эту землю... или как-то отметить место захоронения... ну, надо почитать, что делают в подобных случаях.

И с привидением Харпер-хауса будет покончено.

Судорожно дыша, Хейли тихонько пробралась вдоль полуразрушенной стены конюшни, держась к ней как можно ближе, свернула за угол... и увидела Харпера, действительно копающего яму. Его футболка валялась рядом.

Воздух с шипением вырвался из легких Хейли.

—Харпер! Господи, как же ты меня напугал! Что ты делаешь?

Не обернувшись, он воткнул лопату в землю на полный штык и отбросил срезанный дерн в кучу. Еще не оправившись от страха, Хейли воздела глаза к небу и решительно зашагала к землекопу.

—Я сказала...

Хейли ткнула его в спину. Харпер отскочил не меньше чем на полметра, резко обернулся, вскинув лопату, как бейсбольную биту. Хейли взвизгнула, попятилась, споткнулась и плюхнулась на попу. Харпер еле сдержал замах.

—Боже милостивый! — Он выдернул из ушей наушники-пуговки. — Какого черта ты подкрадываешься в темноте?

—Я не подкрадывалась! Я тебя окликнула. Если бы ты не врубал музыку на полную катушку, то слышал бы, когда с тобой разговаривают. Я уж подумала, что ты треснешь меня лопатой. Я подумала...

Хейли захихикала, но спохватилась.

—Видел бы ты себя! Во-от такие огромные глаза. — Она вскинула руки, сомкнув кончики больших и указательных пальцев, и все-таки расхохоталась, когда Харпер сердито заворчал на нее.

—Ой, ой, уже дрожу от страха... Погоди, — Хейли закрыла глаза, крепко сжала веки, старательно подавляя смех. — Ладно, ладно, проехали. Помоги мне подняться, ведь это ты меня сшиб.

—Я тебя не сшибал. Но мог. — Харпер протянул ей руку, поднял с земли.

—Я подумала, что Реджинальд в неурочный час роет могилу для Амелии.

Качая головой, Харпер оперся на лопату.

—Так ты явилась... помочь ему?

—Ну... Я должна была посмотреть, верно? Зачем ты все-таки копаешь тут яму в темноте?

—Еще не темно.

—Это ты орал про темноту. Так что ты делаешь?

—Играю на третьей базе за «Атланта Брейвз».

—Не понимаю, чего ты злишься. Это я упала, и это я чуть не описалась от ужаса.

—Прости. Ты не ушиблась?

—Нет, — Хейли наконец заметила тонкую молодую иву. — Ты сажаешь дерево? Почему здесь и в такое время?

—Это для мамы. Она сегодня рассказала мне, как однажды ночью выбралась тайком из дома, чтобы встретиться с моим отцом. Они сидели под ивой, которая когда-то росла здесь, и разговаривали. Тогда она в него и влюбилась. А на следующий день иву поразила молния. Амелия, — уточнил Харпер, снова вонзая лопату в землю. — Мама раньше не связывала эти события, но теперь все ясно. Вот я и сажаю новую иву для нее.

Харпер примерил корневой ком к вырытой яме, раскопал немного вширь.

—Очень трогательно, — наконец заговорила Хейли. — Безумно трогательно. Мое сердце просто тает. Можно я тебе помогу или хочешь закончить сам?

—Яма готова. Давай посадим вместе.

—Я никогда не сажала деревья...

—Яма должна быть раза в три шире корневого кома, чтобы корням было куда расти, но не глубже.

Харпер поднял деревце, поместил его в яму.

—Как смотрится?

—Нормально.

—Теперь разверни мешковину. Найдем метку уровня почвы. Только сначала включи фонарик, уже почти совсем стемнело. Кстати, твоя помощь не лишняя.

Хейли включила фонарик, присела на корточки, нацелила луч на ствол.

—Так?

—Да. Видишь? — Харпер похлопал пальцем по метке. — Глубина нормальная. Осталось немного подрезать корни. Подай-ка мне ножницы.

Хейли передала ему садовые ножницы.

—Знаешь, на слух рытье ямы для дерева точно как рытье могилы.

Харпер покосился на нее.

—Ты когда-нибудь слышала, как роют могилу?

—В кино.

—Понятно. Теперь потихоньку засыпем яму и утрамбуем землю. Только я не захватил вторые перчатки. Держи.

Харпер начал стаскивать свои перчатки.

—Не надо, — отмахнулась Хейли. — Немного грязи мне не повредит. Я правильно делаю?

—Да, молодец. Понемногу засыпай и уплотняй холмиком к основанию ствола, оставляя мелкую канавку по краю ямы.

—Земля на ощупь такая приятная...

—Я понимаю, о чем ты. — Удовлетворившись наконец результатом, Харпер достал нож, подровнял торчащую мешковину, поднялся. — Теперь нужно как следует полить.

Он поднял одно полное ведро, кивнул, когда Хейли подняла второе.

—Вот ты посадила дерево.

—Во всяком случае, помогла посадить. — Хейли отступила, взяла Харпера за руку. — Чудесная ива. Для Роз она много значит.

—Для меня тоже. — Харпер сжал ее пальцы, отпустил, наклонился собрать свои инструменты. — Может, следовало подождать до следующей весны, но мне хотелось сделать это сейчас. Вроде как утереть нос Амелии. Мол, давай, ломай, а мы снова сделаем по-своему. Я и сделал.

—Ты так сильно злишься на нее...

—Я давно не ребенок, очарованный колыбельными. Я видел, какая она на самом деле.

Вечер оставался таким же душным, как день, но Хейли задрожала.

—Боюсь, ни один из нас не видел, какая она на самом деле. Пока еще не видел.


13

Прививочная теплица значила для Харпера гораздо больше, чем место работы. Это был и его домик для игр, и храм, и лаборатория. В теплом, пронизанном музыкой помещении он, единственное живое существо среди множества растений, забывая на долгие часы обо всем, что творится за стенами теплицы, работал, экспериментировал или просто наслаждался.