А паук – вот он, рядом с ней… Мама, Софья Михайловна, обманная нежная беззащитность. Странная женщина. Не от мира сего. Марсианка-манипуляторша. Смотрит своими близорукими глазами, будто помощи просит. Ах, какая я нежная, маленькая и слабенькая, беззащитная вся такая!

Самое обидное, что получается у нее все как надо. На этих провокациях и жарится Мишка, как рыба в подсолнечном масле. Еще и повторяет как попугай, что ее мамочка якобы от природы такая, малочеловеческая.

Нет, в самом деле, ерунда получается! Если даже и допустить, что она действительно такая – малочеловеческая. То есть летает между небом и землей и к нормальной человеческой жизни притяжения не имеет. Так и летай себе на здоровье, но родной дочери судьбу не калечь! Не поджаривай ее на жалости и долге! Не страдай нежным лицом, не смотри печально поверх голов, не щурь глаза беззащитно!

Он, кстати, спросил как-то Софью Михайловну, почему она очков не носит при такой сильной близорукости. Она, снисходительно улыбаясь, принялась огород городить в своем духе – о том, что вещи, не имеющие четких границ, кажутся ей более доступными, что мир становится более красивым, расплывчатым и струящимся, что без очков не видно грязи и злобных людских взглядов…

Черт его знает, может, и впрямь в таком восприятии что-то есть. Но лично он предпочитает видеть мир в его многообразии, со всем хорошим и плохим. И вообще не так уж он и плох, этот мир, чтоб отгораживаться от него своей слепотой, чтобы прятаться от него, манипулируя близкими! А в том, что многоуважаемая Софья Михайловна сознательно (а главное – очень удачно!) манипулирует своей старшей дочерью, Димка был стопроцентно уверен.

Жаль, жаль было Мишку. Он ужасно привык к ней. Она надежная, добрая и спокойная, умная и рассудительная, верная и преданная подруга, понимающая его с полуслова. Далеко не красавица, но это и слава богу. Он с детства не любил красивых девчонок. Не понимал, как можно любить просто за красоту. А жить как? И вообще красота – это не что иное, как провокационный и отвлекающий от самой человеческой личности фактор. Потому что человек гораздо больше и объемнее, чем его внешняя оболочка. Не раз он наблюдал, как его однокурсницы, умные и интересные девчонки, начинали озабоченно худеть, сантиметрами обмеряли друг друга и бесконечно подсчитывали калории и килограммы, потом ходили вялые, с голодными несчастными глазами. В общем, пропадали душами в этом стремлении к похуданию, как в какой-нибудь ортодоксальной религиозной секте. Слава богу, Мишка не такая! И он будет любить ее любую, даже если она будет весить сто килограммов! Всю жизнь любить. В горе и в радости. Так же, как его отец любит его мать.

Они совсем простые люди, его родители. Обыкновенные, по-хорошему человеческие. В небесах не летают, на земле живут, причем в самом прямом смысле слова. Много лет они строили себе большой и просторный дом, такой, чтоб спустился с крыльца и босой ногой на землю ступить можно было. С любовью и интересом строили, успев за это время родить троих детей.

В семье он был самым младшим, «поскребышем», как говорила мать. Вместе с братом и сестрой рос в ненавязчивой родительской любви, как в теплом коконе. По весне все они дружно выходили в сад и огород на полевые работы, дружно садились за стол с простой и сытной едой, парились в бане с веником, с холодным квасом, жарили шашлыки, иногда баловались пивком. И никогда не оценивали свою жизнь с точки зрения правильности или, не дай бог, амбициозной перспективности. Все дружили и берегли друг друга, и вся жизнь у них, у детей, складывалась незаметно и благополучно, сама собой, как продолжение их счастливого семейного бытия.

В Мишкиной же семье все ему казалось неправильным. Здесь все было устроено соотносительно с привычками Софьи Михайловны. Каким-то странным образом они все жили не вместе, а вокруг этой женщины. Ходили цугом, как цирковые лошади по арене, а она, как слепой укротитель, даже без помощи кнута и пряника спокойно управляла ими, оставаясь одновременно и в одиночестве, и в центре внимания. Из общего строя выделялась только Мишкина сестра, Сашка. Красивая девчонка. Очень сексапильная. И злая. Видимо, природа решила в данном случае схалтурить, не делить все поровну, и одной сестре отдала всю красоту, а другой – доброту и душевность…

И вообще, какое ему до них дело, в конце концов? Ему надо вырвать из этого злополучного круга Мишку, увезти с собой в Мариуполь. Но как?

Давить на Мишку, конечно, нельзя. Бесполезно на нее давить. Наверное, придется звать на помощь отца с матерью. А что? Пусть приезжают. Пусть завалятся к Веселовым просить руки их дочери – такие простые, провинциальные, про их странный уклад ничего не знающие… И пусть попробует уважаемая Софья Михайловна им отказать! Вот что, что она будет им говорить? Что она такая вся неземная? И потому не желает счастья своей дочери?

Да. С родителями – это хороший выход. Не бывает безвыходных положений. Он обязательно, обязательно что-нибудь такое придумает…

Соня

Уже долго звонил телефон. Вставать не хотелось. Она лежала, слушала навязчиво-требовательные, даже какие-то хамские телефонные звонки, гадала, кто может так настойчиво звонить ранним утром. Оно, конечно, было не такое уж и раннее, но если учесть, что она легла спать в три часа ночи, да еще два часа плакала в подушку… А вдруг это Игорь? Вдруг он одумался и решил вернуться?

Подскочив с постели как ужаленная, она схватила телефонную трубку. Нет. Не Игорь. Зря вставала. Это всего лишь Дима, Мишкин приятель. Хороший, конечно, мальчик, но зачем будить в такую рань?

– Доброе утро Софья Михайловна.

– Здравствуй, Димочка. А Мишели нет дома, она только вечером придет…

– Да, я знаю, – деловито произнес Димка. – Я, собственно, с вами хотел поговорить, Софья Михайловна! Даже не знаю, как сказать… Вы ведь в курсе, что мы решили пожениться? Мишель вам сказала?

Соня оторопела. Как – пожениться? Зачем? Как-то она вообще Мишкиного мальчика с этой стороны не рассматривала… И что нужно говорить в таких случаях?

– Нет, Дима, она мне ничего не говорила, я впервые об этом слышу. Погоди, ты же собирался домой уезжать? В этот, как его… В Мариуполь? Или передумал?

– Нет, не передумал. Мы же с Мишкой одновременно дипломы получаем, вот вместе и уедем ко мне домой. Там и свадьбу сыграем. Мои родители на днях сюда приезжают, хотят с вами познакомиться. Все обговорить. Ну, насчет свадьбы там и все такое прочее… Так мы к вам придем, Софья Михайловна? Вы не возражаете?

– Да, Дима, конечно… – потрясенная Соня с трудом подбирала слова. – Конечно, приходите… Только… Слишком уж неожиданно все это! И вообще… Я не готова к таким обстоятельствам, у нас тут семейные проблемы…

– Спасибо, Софья Михайловна, – не внял намеку на семейные проблемы Димка. – Мы придем. До свидания.

Соня положила трубку, села в кресло. Что ж это такое? Мишка уедет, бросит ее здесь одну? С Сашкой? С Машкой? Со всеми проблемами? Да нет, она не сможет, она не такая…

И сразу в ушах рефреном зазвучал Сашкин обвиняющий голос: «…Ты нас не любишь! Ты сделала нас заложниками своих комплексов…»

Снова зазвонил телефон. Соня вздрогнула – господи, чего еще от нее хотят?

С опаской взяла трубку. На сей раз звонила Сашка. Голос ее звучал веселой легкой скороговоркой, как будто и не было давеча меж ними никакой ночной ссоры:

– Мам, если ты сердишься, то извини, конечно, только у меня к тебе огромная просьба! Майя очень сильно заболела, может, ты съездишь к ней? Надо лекарства купить, жаропонижающее или еще какое-нибудь, я не знаю. Может, ей надо «Скорую» вызвать. Я ну никак не смогу, у меня целый день занят. И продуктов купи каких-нибудь, хлеба, молока… Запиши адрес!

Соня автоматически порыскала глазами вокруг, ища, на чем записать, не сопротивляясь и не возражая, как робот, принявший программную установку. Она всегда терялась в такие минуты, когда получала чей-то категорический приказ. Да и Дима своим объявлением о сватовстве и приезде родителей совсем сбил ее с толку.

– Записала? – нетерпеливо переспросила на том конце трубки Сашка.

– Да, Саш…

– Ну, вот и хорошо! Ты прямо сейчас поезжай, ладно?

– Саш, но мне же Машку оставить не с кем!

– Так с собой возьми!

– Да? Ну, хорошо…

Положив трубку, Соня сидела еще несколько минут, устраиваясь мыслями в странной Сашкиной просьбе. Просьба действительно была странной – даже имени Майи Сашка при матери никогда не произносила. Соня, конечно же, знала о существовании Сашкиной взрослой подруги, но относилась к этому знанию настороженно. Можно даже сказать, боязливо. Отстранялась от него, как от опасного фактора. Неуютно было анализировать этот фактор. Ну, дружит девочка с женщиной, которая ей в матери годится, и пусть дружит, если ей так хочется. Мать-то у нее все равно одна…

И сейчас тоже – не хочется ничего анализировать. Надо просто съездить к этой самой Майе, и все. Отвезти лекарства и продукты. Надо умыться, собраться, покормить Машку и поехать. И вообще полезно в ее нервном и неустойчивом положении совершать какие-то действия. Отвлечься надо. Просто выйти на улицу наконец!

Машка спала крепко, будить ее совсем не хотелось. Она же простыла, Мишка вчера говорила! Вроде с вечера даже температура небольшая была… Нет, нельзя ее с собой тащить, придется одну дома оставить. И Нади с Лизкой, как назло, дома нет. Они на выходные всегда в деревню к родственникам уезжают.

– Машенька, – затормошила дочь Соня, – проснись на минутку…

– Ммм? – слегка скривилось в полусне бледное личико девочки.

– Я ненадолго уйду, а ты поспи еще, ладно? Там на столе булочки есть и молоко. Поешь, когда встанешь. Никому не открывай. Я скоро.

Снова промычав, Машка перевернулась на другой бок, заснула. Наскоро умывшись и одевшись, Соня тихо закрыла дверь, вышла из дома. Судя по записанному на бумажке адресу, ехать ей предстояло долго, на другой конец города, с двумя пересадками.