Она открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но я поворачиваюсь и ухожу.

Если бы мы были в Нью-Джерси, я бы уже выбивала из нее всё дерьмо, но мы в колледже. И потому что её друзей больше, чем моих, в соотношение 6-0, я должна выработать стратегию...

Я пробегаю все пять миль до студгородка, позволяя непривычным влажным дорожкам бежать по моим щекам. Мое горло горит, и телу хочется остановиться, потому что очень тяжело бегать, когда твой организм полон алкоголя.

Но я не останавливаюсь.

Я бегу быстрее и быстрее, пока не оказываюсь в своей комнате.

Стягиваю платье и надеваю халат. Я спешу в общий душ, который находится дальше по коридору.

Больше в душевых никого нет, но проверяю кабинки дважды, чтобы убедиться. Захожу в душ и включаю горячую воду до самой терпимой температуры.

Подставляю лицо под струи и приказываю себе собраться. Слезы тут не помогут, но я не могу остановиться, мои слезы текут так же быстро, как и струи. Я так сильно дрожу, что еле стою на ногах.

Меня поразило то, как Эми поступила со мной- заманила на вечеринку с целью унизить меня. Всего лишь несколько дней назад она пригласила меня провести выходные с её семьей в их загородном доме.

Я не вижу в этом никакого смысла...

Тот факт, что сделанное Эми было жестоко, не имело ничего общего с тем, что секс с другом Паркера был просто ошибкой. Пьяной, бестолковой ошибкой.

После собрания первокурсников, он пошел за мной в общежитие. Я могу поклясться, что попросила Эми не оставлять нас в комнате одних. Но так как она была тоже пьяна (как я тогда думала) она все равно ушла.

Я была возбуждена и отчаянно одинока, поэтому и решила ответить на его поцелуи, в надежде, что секс с ним будет таким же приятным. Но я ошиблась. Он только целовался хорошо.

Только утром я сообразила, что произошло. Но я не позволила себе думать об этом. Я переварила это, объясняя тем, что это просто ошибка, и забыла об этом.

Через несколько недель я познакомилась с Паркером – приятным мальчиком из братства и заставила его поверить, что он мне нравится.       Несмотря на то, что секс с ним никогда не приносил мне удовольствия, и мне никогда особенно не нравилось валяться и обниматься с ним после этого, он всегда был добр ко мне. Мне даже казалось, ему действительно хочется узнать меня поближе, но я не позволяла ему.

А может, надо было...


Сбитая с толку, сморю вниз и замечаю, что моя кожа покраснела от горячей воды. Делаю несколько вздохов, чтобы восстановить своё дыхание, всхлипывания прекращаются, и я начинаю ровно дышать.

Когда, наконец, я успокаиваюсь, и в душевой слышен лишь шум бегущей воды, я начинаю думать.

Мне нужно придумать, как справиться с этим, но алкоголь и сон больше не подходят для этого. Знаю, что следующие несколько дней мне не стоит появляться в студгородке. Но я понимаю, что не могу вести себя так, как будто видео задело меня. Я должна дать им понять, что я не слабая и меня не так легко запугать. Для начала, мне надо избавиться от Эми.

Я выключаю душ. Перед тем как пойти в комнату, проверяю, чтобы в коридоре никого не было.

Качая головой, оглядывая нашу комнату - её непристойно богатые родители обставили комнату дорогущей мебелью и картинами. Над нашим зеркалом висит Пикассо, гребанный Пикассо! Подойдя к зеркалу, снимаю картину и бросаю на пол, разбивая вдребезги.

Я открываю свою тумбочку, чтобы достать оттуда полупустую бутылку текилы. Это моя заначка на черные дни. Я готовлюсь к тому, что будет дальше.

Теперь, я точно знаю, как избавлюсь от этой сучки...


В 4 утра дверь нашей комнаты открывается и Эми вваливается в комнату. Она смеется вместе с одной из своих подружек.

Как только она включает свет, её глаза встречаются с моими.

– Ну-ка! Неужели это шалава номер 1 Нью-Йоркского университета! Эмерланд - «я трахнула двух парней из братства» Андерсон! – невнятно произносит она. – Вот что случается, если перейти мне дорогу. Я Эми Хьюстон! Гребаная Эми Хьюстон! И помни это, пока трахаешься со всеми подряд.

Ее подруга помогает ей стоять на ногах. Когда Эми делает несколько шагов в мою сторону, она оборачивается и смотрит на свою часть комнаты, делая несколько вдохов.

Я жду, пока до неё дойдет реальность происходящего и то, что я сделала с её вещами. Теперь она узнает, кто из нас настоящая сучка.

Все её дизайнерские шмотки и постельное белье свалены в кучу на полу. Это все забрызгано моей черной несмываемой акриловой краской. Её матрас разрезан и распотрошён, что автоматически влекло за собой штраф в 750 долларов. На её 15 дюймовом экране, висевшем на стене нашей комнаты, проигрывалось видео, на котором она отсасывает ассистенту нашего учителя по этике, на прошлой неделе, здесь, в нашей комнате.

Она была на коленях, а он поглаживал её шею, прося взять его член всё глубже и глубже в рот.

– Я случайно записала это, пока меня не было в комнате, – скучным голосом сообщила я. – Оставила свою камеру включенной. Думала, потом, когда мы будем пить водку, мы посмеемся. А после, я собиралась удалить это.

– Это не я... – она тяжело сглатывает.

– «Ах...Эми.. Черт...» – стонет на экране ассистент. – «черт...»

– Ага, – я закатываю глаза и делаю тише звук. – Сейчас я тебе скажу, что ты сделаешь в следующие 24 часа, Эми Ебаная Хьюстон. Ты заберешь из моей комнаты все свое дерьмо и съедешь к утру. Мне плевать, что ты скажешь коменданту общежития, но мое имя упоминаться не должно. Если нет, то я буду такой же сучкой, как и ты и после того как разошлю несколько копий коллегам твоих родителей, я выставлю этот замечательный ролик на Фэйсбук. Я уверенна, дочка первого советника губернатора...

– Ты кем, черт тебя возьми, себя возомнила?

– Я не закончила, – перебиваю её и замечаю, что глаза её подруги округлились. – Сегодня ты спать здесь не будешь. Я не желаю, чтобы ты когда-нибудь даже попыталась посмотреть мне в глаза в студгородке. Я тебе клянусь, если мне вдруг покажется, что ты даже шепотом произносишь моё имя, я сделаю все, чтобы это были твои последние слова.

Она моргает и внезапно начинает истерически смеяться.

– Трэйси, – она смотрит на свою подружку. – Ты можешь в это поверить? Она действительно пытается меня запугать? – она смеется еще громче и сжимает губы. – Сначала, ты - потаскуха, а теперь ты кто? Ты что из какой-то банды? Ты что, заставишь меня исчезнуть, если я не съеду?

– Давай узнаем.

Она перестает смеяться и поднимает брови.

Я не отступаю и не моргаю. Я не блефую. Если она сейчас же не выйдет из комнаты, я поставлю ей добросовестно заслуженный синяк.

 – Я…эм.. – она колеблется. – Я вернусь... Я вернусь к семи.

Скрещивая руки на груди, жду, пока она выйдет. И, как только за ней закрывается дверь, я нажимаю кнопку «опубликовать» на своей странице в Фэйсбуке. К полудню все уже ознакомятся с 15 секундным роликом, в котором она снимает с кого-то штаны.

Эми должна понять, что я не шучу. Я выставлю весь ролик, если она только попытается дыхнуть в мою сторону.

И пусть это приятное ощущение, поставить её на моё место, я прекрасно понимаю, что это временно. В тот момент, когда алкоголь выветрится из моей крови, я снова осознаю всю тяжесть ситуации.

Даже не пытаюсь заснуть. В этом нет смысла.

Я направляюсь туда, где мне всегда спокойно – в библиотеку. Нахожу диванчик в укромном уголке, сажусь на него и прижав колени к груди закрываю глаза. Я мечтаю, чтобы этот семестр закончился, и мне не пришлось разгребать последствия.

Понятия не имею, как мне заставить всех забыть об этом ролике, и как прийти в себя.

Никогда не знаю, что мне делать.

Я хожу только лишь на уроки изобразительного искусства. Мой мини-холодильник забит только едой из бакалеи студгородка, в которой я закупаюсь по ночам: вермишель, йогурты и консервированные равиоли, чтобы мне не приходилось обедать в университетской столовой.

Часами сижу в своей комнате и пишу. Когда мне становится невыносимо читать то, что я написала, я рисую абстракцию.

Я очень редко появляюсь в студгородке. Все глазеют, шепчутся и ухмыляются. Иногда, они даже не слишком учтивы, чтобы шептаться. Они просто выкрикивают: «Эмерланд, хочешь трахнуться с кем-то, кто умеет это делать?», «Хочешь, запишем секс ролик?» или «Паркер был слишком хорош для тебя!».

Бывает я вижу Эми и её прихлебателей, но она никогда не смотрит мне в глаза и уходит, как только я приближаюсь.

Случается, я впадаю в уныние, все дни сливаются в один, и я все никак не могу забыть про этот ролик, он все время преследует меня. Вновь и вновь пытаюсь справиться с этим, как справлялась до этого: водкой, сигаретами, горячим душем и травкой.

Каждый семестр я игнорирую бесчисленные письма об «испытательном сроке» и «рекомендуемой консультации с психологом». Я записываюсь на новые курсы, на которых я не появляюсь. Я посещаю только ИЗО. Я всегда хожу на ИЗО.

Каждый раз, когда мой наставник присылает мне мейл о необходимости встретиться, я отвечаю, что занята или вообще игнорирую.

Так продолжается до последней недели зимних экзаменов моего второго курса. Я получаю письмо с извещением, что меня отчисляют. Мне нужно освободить общежитие до начала весеннего семестра.

С тяжелым сердцем, я звоню единственным людям, которые мне приходят на ум, и не успеваю оглянуться, как уже пакую вещи в бабушкин пикап.

Она плачет, пока мы едим по суетливым улицам Нью-Йорка, направляясь к грязным дорогам Блайта.