Барбара Смит - Красавица и чудовище

Столь непочтительное высказывание привело его в бешенство. Не важно, слабая она или сильная, трусливая или смелая. Единственное, что ему нужно, – чтобы она убралась из его жизни.

Но кажется, это было уже невозможно.

Сделав шаг ей навстречу, Макбрут высказал свое самое мрачное предположение:

– Когда вы пришли вчера ко мне ночью, вы не учли одну вещь: я мог наградить вас младенцем.

Стало так тихо, что они слышали, как посвистывает ветер в кронах деревьев.

Наконец Хелен набрала побольше воздуха и выдохнула:

– Ребенка? Я не думала…

Он не понял, испугалась она или нет, зато испугался сам.

– Когда у вас в последний раз были месячные?

Она опустила голову.

– Думаю, это касается только меня…

– Нечего разыгрывать стыдливую девицу. Женщина обычно беременеет между двумя периодами.

Он не стал говорить ей, откуда это ему известно. Чем меньше она будет о нем знать, тем лучше.

– Мое… время кончилось три дня назад.

– Благодарите Бога за это.

Она стояла перед ним, скрестив на животе руки, словно от чего-то защищаясь.

– Возможно, я и правда сглупила…

– Ну так в следующий раз, когда будете искать любовника, не сделайте той же ошибки.

Прежде чем Хелен успела ответить, он быстро направился к замку и, ни разу не оглянувшись, исчез за воротами серой башни.

Ему не нужно было ее сочувствие – это Макбрут более чем ясно дал ей понять. И все же сердце Хелен ныло от жалости к тому одинокому, брошенному мальчику, который жил в душе этого большого сердитого человека. Как бы ей хотелось обнять его, прижать к себе и утешить, показать ему, что не все женщины жестоки и бессердечны.

Милорд смешно прыгал перед ней на задних лапах, и она взяла его на руки. Смахнув с него снег, она прижалась щекой к его шелковистому длинному уху. Возможность забеременеть одновременно и пугала, и удивляла ее. Хелен вдруг представила себе, как пеленает младенца, как кормит его грудью, и необыкновенная нежность разлилась по всему ее телу. Ей, конечно, пришлось бы нелегко, если бы ее сын или дочь не были приняты обществом. Как удачно, что все случилось сразу после того, как у нее были месячные…

Да, очень удачно.

Погрузившись в свои мысли, Хелен медленно шла к крепости; в душе ее пело чувство радостной свободы – ведь занятия любовью обошлись без последствий! Сегодня днем она больше не приблизится к Алексу ни на шаг.

А вот что будет ночью?

С чувством хорошо исполненного долга Алекс закрыл дверь спальни. Весь день он тачку за тачкой вывозил горы мусора из башни и сортировал ржавое оружие в оружейной комнате, стараясь при этом не сталкиваться с очаровательной гостьей. Избалованная аристократка, привыкшая к тому, чтобы ей во всем потакали и прислуживали, она не дождется, чтобы он вел себя, как ее комнатная собачка.

Однако голод оказался гораздо более сильным врагом, чем маленькая женщина. Окончив работу, Алекс направился в зал, откуда доносились восхитительные ароматы. В железном котелке томилось аппетитное рагу из остатков ветчины, и, хотя это вполне могла быть заслуга молодой англичанки, он засомневался в ее умении готовить. Обед скорее всего приготовила мисс Гилберт.

Казалось, Хелен с радостью согласилась с окончанием их отношений, она даже не флиртовала с ним, хотя время от времени он ловил на себе ее задумчивый взгляд. Но к его большой досаде, холодность и равнодушие делали ее еще более интригующей, загадочной и неприкасаемой.

Во время обеда Хелен уделяла куда больше внимания Эбботу и мисс Гилберт, чем ему, вспоминая веселые истории из своего детства и разговаривая с ними так, будто они были ее лучшими друзьями. К Алексу она обратилась всего один раз:

– Как вы думаете, к завтрашнему дню дороги расчистятся?

– Да. Мы отправимся рано утром.

В течение нескольких секунд она смотрела ему в глаза, и его охватило страстное желание поднять ее на руки, отнести наверх, задрать ей юбки и снова очутиться в раю. Но тут Эббот заговорил с ним о непредсказуемости погоды в Шотландии, и момент безумия прошел.

Теперь, оказавшись в своей спальне, Алекс нервно ходил из угла в угол по каменному полу. Презрительным взглядом он окинул комнату, некогда принадлежавшую его матери. Щетки для волос, оправленные в отполированное серебро, потускневшее от времени зеркало, перед которым она проводила много часов, восхищаясь своей красотой, широкий подоконник, у которого он однажды застал своего плачущего отца – сильного человека, которого погубила англичанка.

Как это глупо восхищаться белоснежной грудью женщины и ее зовущей улыбкой! Что ж, ему всегда удавалось держать себя в узде… до вчерашней ночи.

Алекс остановился возле смятых тюфяков. На светло-коричневом фоне он увидел красноватое пятно. Кровь девственницы.

Как его угораздило так рисковать? Ему ли не знать, что означает для ребенка отсутствие полноценной семьи? Как он может поддаваться похоти, ждать, что она снова к нему придет предлагать себя?

Проклятие! Макбрут пнул ногой тюфяки, чтобы скрыть следы своего промаха, затем, остановившись у кровати, откинул пыльное покрывало и пожелтевшие от времени полотняные простыни, от которых исходил слабый запах розы. Раздевшись, он схватил несколько одеял и, забравшись в холодную постель, закрыл глаза, пытаясь не думать об иллюзорном чувстве, которое испытал с Хелен. Лучше он сосредоточится на том, чтобы подыскать себе хорошую жену-шотландку.

Прошлая ночь недвусмысленно показала, что ему давно пора жениться. У него было на примете несколько подходящих кандидатур – вполне достойные горянки, которые не раз давали ему понять, что он их интересует. Алекс стал перебирать их в уме одну за другой…

Вскоре он задремал, и ему снилось, что его обнимают мягкие женские руки, гладят его грудь, талию, ноги. Это его жена. Она дразнит его стыдливыми прикосновениями, но отказывается дотронуться до того места, которое горит, а он никак не может схватить ее за запястье и направить пальцы туда, куда ему нужно, и поэтому разочарован сверх всякой меры…

Усилием воли Макбрут заставил себя проснуться и сонными глазами осмотрел темную комнату. Она лежала, закутавшись, рядом с ним, и он в самом деле до нее дотронулся: нащупал изящную руку и направил ее вниз, к невыносимо горевшему месту.

Блаженство обожгло его, возле самого уха раздался ее тихий вздох. Это не его жена – просто эротический сон наконец-то сбывается.

– Хелен, – пробормотал он.

– M-м? – Она придвинулась ближе и уткнулась губами ему в шею, продолжая пальцами изучать его тело.

Он была голая, как и он.

Боль в чреслах становилась невыносимой. Его сонный мозг пытался что-то сообразить, отбиться от натиска чувственности, но похоть взяла верх, и он опустил голову на ее нежную грудь.

– Тебе не следовало приходить сюда. – Алекс зарылся в душистую ложбинку между ее грудями.

– Я знаю, – шепнула она, – но мне было страшно оставаться у себя.

Ее нежный голосок проник в самую глубину его души. Она принадлежит ему. Стоит только захотеть…

Он провел ладонями по ее телу, упиваясь роскошными холмами, глубоко запрятанными долинами, и уже не мог вспомнить ни одной причины, по которой она ему не подходит. Он лишь хотел ее – до полной потери разума.

– Тогда оставайся со мной.

– Да, – выдохнула она.

В темноте их губы встретились. Алекс прижал ее к матрасу, а ее руки продолжали ласкать его, сводя с ума. Все это, верно, во сне, думал он, потому что ему еще никогда не было так хорошо. Она то слегка двигала рукой вверх-вниз, то обводила пальцем чувствительный кончик. Не в силах больше выносить эту игру, он лег у нее между ног.

Она была горячая и влажная, совершенно готовая, так что при малейшем движении он уже мог бы переступить за край. Стиснув зубы, Макбрут старался контролировать себя. Он просунул руки между их телами, наслаждаясь тем, как она отдается удовольствию, как вскрикивает от наслаждения.

Наконец Хелен выгнула ему навстречу спину, сотрясаясь всем телом, выкрикивая его имя в порыве экстаза.

Ночь окутала их. Положив голову ему на плечо, она удовлетворенно вздохнула, и его охватила неведомая ему дотоле нежность. Он снова был счастлив, занимаясь любовью с женщиной.

Постепенно волны усталости, набегая на него, увлекали его все глубже и глубже, пока он не перестал быть самим собой.

Хелен разбудил какой-то громкий звук.

Она открыла глаза. Был яркий день, но она не сразу поняла, где находится: видимо, в некоей зарубежной стране, в сельской гостинице.

Очнувшись окончательно, она огляделась. Потрепанные розовые занавеси по краям кровати, голый матрас. Спину обвевает прохладный ветерок, тогда как ее грудь упирается в твердое мужское тело. Сверху они оба накрыты мягким шерстяным одеялом.

Алекс.

Воспоминания выплывали в лихорадочном темпе. Прежде чем Хелен успела насладиться мыслью, что просыпается в его объятиях, он вдруг зашевелился. Она подняла на него глаза. Небритые щеки придавали ему вид опасного бандита, но смотрел он не на нее, а куда-то за ее спиной.

– Какого черта! – услышала она его голос.

Приподнявшись на локте, Хелен проследила за взглядом Алекса и в ужасе замерла. Это какой-то кошмар… Она сейчас проснется…

Ее губы беззвучно зашевелились.

– Папа.

Хотя маркиз Хатауэй был невысокого роста, он держал себя так, словно был королем. Его лицо выглядело бледным и серьезным. Боже милостивый, он, должно быть, приехал за ней из Эдинбурга, узнав от Кокса, что она здесь застряла.

Про себя Хелен отметила тот момент, когда шок от увиденного на лице лорда сменился бешенством. Он грозно нахмурил белые кустистые брови, заросшие щетиной щеки порозовели. От взъерошенных ветром седых волос до облепленных снегом сапог ее отец был воплощением благородной ярости.