– Подумать только, они выжили в течение тысячелетий! – Надеясь, что смиренная мольба смягчит Эйлуина, Белла сплела пальцы прямо под грудью. – Могу я получить ваше разрешение посмотреть… на папирусы… как-нибудь?

Его угрюмый взгляд устремился на ее грудь, прикрытую скромным платьем с высоким вырезом. Кстати, выражение его лица стало еще более враждебным, когда он снова посмотрел Белле в глаза.

– Ни в коем случае! Эти бумаги крайне хрупкие. Никто, кроме меня, к ним не прикасается.

– Я не собираюсь к ним прикасаться, ваша светлость. Отец научил меня быть осторожной, имея дело со старыми документами. И простое созерцание папирусов стало бы для меня важным уроком древнеегипетской истории. Где они хранятся?

Герцог приподнял брови, словно ее настойчивость показалась ему подозрительной.

– В кладовой западного крыла. Это часть дома, куда вам строго запрещено заходить.

– Запрещено?

– Вы меня слышали.

Эйлуин сделал шаг вперед, так что теперь их разделяло расстояние не шире волоска. В его темных глазах вспыхнул такой яростный огонь, что Белла была ошеломлена. В ответ ее сердце бешено забилось, у нее перехватило дыхание и тут же закружилась голова. Она убеждала себя сделать шаг назад, но ощутила такое оцепенение, что не могла двигаться. Особенно когда он поднял свою большую руку, взял ее лицо в ладонь и погладил ее щеку большим пальцем, отчего все ее тело затрепетало.

Майлз нежно провел кончиком пальца по изгибу ее губ.

– Герцогские апартаменты расположены в западном крыле. Это мои владения. – Эйлуин понизил голос до вкрадчивого рычания. – Слушайте и запоминайте, Изабелла Джонс. Если вы посмеете хотя бы одним своим красивым пальчиком ступить в мои личные покои, я сочту, что вы пришли, чтобы разделить со мной постель.

* * *

Поздним утром следующего дня Белла извлекла из ящика осколок керамики, хранившийся в соломенном гнезде. Держа черепок на ладони, она изучала его в лучах солнца, проникавшего в комнату сквозь оконное стекло. Потускневшие черные линии раскрашенного рисунка позволили ей сопоставить его с определенной группой предметов.

Белла наклонилась, чтобы положить осколок в одну из маленьких куч, усеивавших пыльный деревянный пол. Систематизация беспорядочной смеси разнообразных осколков была похожа на сборку головоломки, и Белла сочла эту работу приятной задачей. Перебрав содержимое множества ящиков, она обнаружила всего пятьдесят два разбитых терракотовых сосуда. Когда все кусочки какого-нибудь горшка или кувшина были собраны, она осторожно переносила их в ящики поменьше – на случай, если Эйлуин когда-нибудь захочет их склеить.

Эйлуин…

Одна лишь мысль о нем заставляла ее содрогаться… от праведного негодования. Она не видела герцога с прошлого утра, когда он привел ее сюда, в эту комнату только лишь для того, чтобы ошеломить своей звериной угрозой. Белла изо всех сил старалась забыть этот инцидент. Он не прогонит ее из этого дома, даже если заставит выполнять самую грязную работу.

Весь день она старательно занималась сортировкой керамики, обедала с подноса в своей комнате, а вечер провела за изучением книги о Древнем Египте. Но как только она задула свечу у своей кровати, мучительные воспоминания вернулись: плотский жар в глазах Эйлуина, его большое тело, прижавшееся к ней, когда он протискивался мимо нее к двери, тепло его мозолистой руки на ее лице и особенно на губах.

И самым возмутительным был его ультиматум. «Если вы посмеете хотя бы одним своим красивым пальчиком ступить в мои личные покои, я сочту, что вы пришли, чтобы разделить со мной постель».

С этими словами он неспешно вышел из гостиной. С ее языка уже были готовы сорваться многочисленные реплики ему в ответ, но Белла вовремя спохватилась. Забросать его удалявшуюся спину оскорблениями означало бы подвергнуть риску ее работу. Герцог Эйлуин не тот человек, который стал бы терпеть неуважение служащего. Даже если оно было вполне заслуженным.

– Грязный пес, – пробормотала Белла, направляясь к ящику, чтобы выбрать очередной фрагмент керамики.

Она приняла решение трудиться с усердием несколько дней, чтобы доказать, что с ней стоит иметь дело, и унять любые подозрения, которые могли появиться у него в результате ее вопросов. Не стоит слишком быстро начинать свою игру. Но ей безумно хотелось обыскать кладовую, где он хранил коллекцию древних папирусов. Это было самое логичное место, чтобы начать с него поиск карты сокровищ. Беда в том, что герцог категорически запретил ей входить в западное крыло.

«Если вы посмеете хотя бы одним своим красивым пальчиком ступить в мои личные покои, я сочту, что вы пришли, чтобы разделить со мной постель».

Неужели он в самом деле счел ее привлекательной?

Нет. Нет, конечно, нет. Да и разве это должно иметь какое-то значение? Эйлуин был грубияном, который любил издеваться над женщинами. Это был его способ поставить женщину на место, низвести ее до низменного положения рабыни, которую можно обобрать по воле господина.

Но была ли его угроза реальной? Если герцог поймает ее, когда она будет пробираться в комнату, где лежат документы, он действительно ее изнасилует? Утащит в свою постель и силой заставит удовлетворить его похоть? Что он почувствует, заключив ее в свои объятия и страстно ее целуя?

При мысли об этом Белла ощутила напряжение в лоне и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Эйлуин доказал, что угрызения совести ему не знакомы. Он без колебаний прикасался к ней, как хотел, и когда ласкал ее лицо, и когда задирал ей юбки, чтобы осмотреть ее ногу. Поэтому ей следует верить, что он действительно выполнит свою подлую угрозу.

Но она не пойдет на попятную. Она не могла бросить поиски. Ей попросту придется перехитрить его…

– Хм!

Белла подскочила, услышав, как кто-то откашливается. У порога стоял безупречный дворецкий в черном костюме, белоснежном галстуке и белых перчатках. Это был пожилой мужчина с редкими седыми волосами и абсолютно безучастным лицом, если не считать сморщенных губ, из-за которых казалось, что он постоянно что-то не одобряет.

Дворецкий поклонился.

– Прошу прощения за вторжение, мисс Джонс.

Положив осколок, Белла стала прокладывать себе дорожку между куч на полу.

– Прошу вас, входите, Пинкертон. Вы ничуть меня не побеспокоили, – заверила она дворецкого.

– Я обнаружил еще несколько пустых ящиков в винном погребе. Если они вам все еще нужны, то вот они.

Два крепких лакея внесли в комнату по стопке небольших деревянных ящиков, и Белла наградила дворецкого сияющей улыбкой.

– О да, благодарю вас, это очень предусмотрительно. Как мило с вашей стороны помнить о моей просьбе!

Румянец разлился по лицу дворецкого – от накрахмаленного воротничка до впалых щек. Белле пришло в голову, что никто и никогда раньше не хвалил его. Она была уверена, что его кислый вид – всего лишь маска, а на самом деле в его груди бьется сердце старого мягкотелого человека. Она пришла к этому выводу прошедшим утром, когда, стоя у кухонной двери, увидела, как он бросает объедки бродячей собаке.

Пинкертон снова откашлялся.

– Если позволите, я также хочу сообщить, что внизу вас ждут два гостя. Мистер и миссис Оскар Грейсон.

– Должно быть, это какая-то ошибка, – промолвила Белла. – Я не знаю никого с таким именем.

– Мистер Грейсон – кузен герцога и наследник титула.

– О! – Заинтригованная, Белла склонила голову набок. – Но… почему они хотят видеть меня, а не Эйлуина?

– Не мое дело судачить о тех, кто выше меня по статусу. – Пинкертон повел своими слезящимися голубыми глазами взад-вперед, а потом заговорил, понизив голос до хриплого шепота: – Однако я подозреваю, что им любопытно взглянуть на гостью его светлости. Могу я предложить вам чай в утренней комнате?

У Беллы не было ни малейшего желания терпеть часовую болтовню с любопытными аристократами. У нее слишком много работы. Возможно, они не задержатся, если им будет некуда сесть.

– Нет, пришлите их сюда, пожалуйста.

– Как пожелаете, мисс Джонс. – И, отвесив скрипучий поклон, Пинкертон исчез за дверью в сопровождении свиты лакеев.

Если бы и она могла исчезнуть так же!

Раздосадованная вынужденной задержкой работы, Белла стряхнула пыль с синей юбки. Затем она поспешила к большому зеркалу в позолоченной раме – остатку былого убранства Голубой гостиной, впоследствии превратившейся в складское помещение. Зеркало до половины закрывала гора обломков статуй, и ей пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть свое отражение.

Ее прическа выглядела устрашающе. Бесчисленные пряди спадали ей на лоб, и ей пришлось подуть наверх, оттопырив нижнюю губу, чтобы смахнуть их. Когда это не удалось, Белла потерла лицо, но ее пальцы оставили грязную полоску на щеке, поэтому пришлось оттирать ее рукавом.

Боже! Ей надо было сбегать в спальню и умыться, прежде чем принимать гостей. Хотя какое ей дело до их мнения? Она здесь вовсе не для того, чтобы заслужить признание высшего света.

Спустя несколько мгновений в гостиную ворвались джентльмен и леди. Едва переступив порог комнаты, они остановились с одинаковым выражением отвращения на лицах и оглядели нагромождение артефактов. Белле пришло в голову, что в природе не может быть большего контраста, чем между этим беспорядком и этой ухоженной парой. Они выглядели так, будто не работали ни мгновения в своей изнеженной жизни.

У опиравшегося на черную полированную трость мистера Оскара Грейсона были темные вьющиеся волосы, искусно уложенные вокруг весьма ординарного лица с бакенбардами. Словно для того, чтобы компенсировать свои невыразительные черты, он облачился в яркую одежду: золотой жилет под нефритово-зеленым сюртуком, галстук, завязанный в какие-то немыслимые петли, и черные брюки с тонкими золотыми полосками. Рядом с ним стояла его жена – стройная, как ива, в бледно-персиковом платье, которое подчеркивало сливочный цвет ее кожи и светлые волосы. Ее сияющие янтарные глаза обводили Беллу критическим, оценивающим взглядом.