Правда, будь она и в самом деле порядочной женщиной, вряд ли ей сейчас пришлось бы тратить столько сил, чтобы справиться с собственным желанием. Вместо этого она бы яростно защищалась, и огонь страсти, сверкавший в потемневших глазах Стивена, не имел бы над ней никакой власти. Даже в своем нынешнем жалком состоянии Белль отдавала себе отчет, что борется в первую очередь с собой — только для того, чтобы не сдаться немедленно.

Лицо Стивена придвинулось ближе, и Белль закрыла глаза. Ей показалось, что он колеблется, но в тот момент, когда она почувствовала, что напряжение стало уже невыносимым, губы его мягко и неожиданно нежно прикоснулись к ее обожженному плечу. Побежденная, Белль вздохнула и прекратила борьбу.

Он ласково поцеловал ее чуть выше ключицы, потом губы его неторопливо двинулись дальше, к аппетитной ямочке на шее, где беспорядочно трепетал пульс, спустились вниз. И вот он уже припал лицом к упругим полушариям груди, едва удерживаемой корсажем.

Белль конвульсивно сглотнула, сердце ее молотом стучало в груди. Ей казалось, еще немного, и она просто не выдержит. Она едва сознавала, что происходит, руки и ноги ее стали ватными, и когда рука Стивена пробралась ей под юбки и горячие пальцы стиснули ее бедро, Белль только вздрогнула.

— Неужели ты так и не подаришь мне улыбку, Белль? — спросил он, игриво пощекотав ее под коленкой.

Белль чуть слышно ахнула и судорожно дернулась под ним, изогнувшись дугой.

— Стивен! — вскрикнула она.

Она готова была поклясться, что он улыбался, пока его проворные руки поспешно поднимали ей юбки. Но так и не решилась открыть глаза, чтобы убедиться, что не ошиблась. «Да и зачем?» — подумала она. То, что она испытывала сейчас, было слишком прекрасно чтобы рисковать испортить все в одну минуту.

— Ах, Белль, — пробормотал он, нежно лаская ее кожу. Пальцы его осторожно продвигались вверх по ее ноге. — Сладкая моя, я знал, что смогу тебя убедить. Ну как, я прав — ведь именно этого ты ждала все это время? По крайней мере за себя я могу ручаться — как раз об этом я и мечтал!

«Убедить»?! Она совсем не чувствовала себя убежденной в чем-то. А что до того, чего она будто бы ждала все это время… нет, это невозможно! Не мог же он в самом деле Догадаться о той детской любви, при одном только воспоминании о которой ее сердце сжималось?! Конечно, нет! Наверняка он имеет в виду чисто физическое наслаждение.

И все же этот взрослый, возмужавший Стивен, казалось, обладал способностью читать в ее душе, знал все ее тайные желания, и к тому же… сейчас он возбуждал ее чувства куда сильнее, чем тот неловкий мальчуган много лет назад. Наверняка с того времени ему довелось разбить немало женских сердец! Белль была уверена только в одном: она ни в коем случае не должна признаваться, что он прав.

Из груди ее вырвался вздох. Нет, конечно, у нее язык не повернется сказать ему о горячей волне желания, властно поднимавшейся внутри ее, однако это и не обязательно. Разве она не может как-нибудь по-другому дать понять Стивену, что она чувствует? Забыв обо всем, Белль нежно коснулась ладонью его щеки и сама подставила ему губы для поцелуя.

Поцелуй потряс ее. Как он был не похож на те торопливые, неуклюжие ласки, которыми иной раз преследовали ее возможные претенденты на ее руку — в основном помощники ее отчима! Губы Стивена были нежными, а поцелуй — почти изысканным. Аромат бренди, оставшийся у них на губах, внезапно стал другим — мягче и нежнее. Удивленная, Белль без сопротивления позволила Стивену завладеть ее губами, и потом, когда он без слов попросил впустить его, она, не колеблясь, охотно приоткрыла губы и сама поцеловала его — тем дразнящим поцелуем, когда сливаются не только губы, но и души.

Скромность была забыта. Желание, которым горел Стивен, казалось, вместе с поцелуем передалось и Белль. Приоткрыв отяжелевшие веки, она наконец решилась взглянуть ему в лицо. И поразилась тому, какие красивые у него глаза — цвета самого лучшего шерри. Она вдруг почему-то вспомнила, как мать рассказывала ей, что эти глаза достались ему в наследство от бабки — надменной французской аристократки, так и не признавшей незаконного внука, хотя он и был единственным сыном герцога, ее сына.

Стивен молча ждал. Его взгляд обжигал ее, и Белль вдруг почувствовала, что ее воля, и без того не слишком твердая, плавится, словно воск в жарких лучах солнца. Осмелев, она позволила себе коснуться ладонями его лица, после чего со вздохом наслаждения зарылась ими в густой шелк его темных волос. Голова у нее кружилась, и у Белль даже не хватило сил протестовать, когда рука Стивена двинулась вверх по ее бедру вплоть до самого края шелковых чулок. Движения его были упоительно нежными. С каким-то благоговейным восторгом Стивен ласкал ее гладкие бедра и округлые ягодицы. Белль не стала протестовать, даже когда он, легко раздвинув ей бедра, попытался проникнуть внутрь. Вместо этого, согнув одно колено и обхватив его ногой, она сама притянула его ближе к источнику этого странного жара, который сжигал ее сейчас. Башмачок ее, соскользнув с ноги, бесшумно свалился на ковер, но она, казалось, даже не заметила этого.

— Закрой глаза, любовь моя, — попросил он. — Это просто сон. Не надо бояться, моя красавица. Все будет хорошо.

Успокоенная мягкими звуками его голоса, Белль закрыла глаза, позволив наслаждению унести себя в безоблачные дали. Ее сжигал неведомый до сих пор внутренний огонь, и то, что происходило с ней, было невообразимо прекрасно.

А он без устали ласкан ее, снова и снова повторяя ее имя, шептал на ухо о ее красоте, которая заставила его окончательно потерять голову. Как будто жидкое пламя опалило тело Белль, и глухой стон сорвался с ее губ. Руки Белль вцепились в его волосы, и она услышала, как дыхание со свистом вырвалось у него из груди. А вслед за этим будто что-то ослепительно яркое взорвалось у нее перед глазами, и новый вихрь наслаждения, закружив Белль, заставил ее конвульсивно содрогнуться в сладкой судороге.

— Белль, — услышала она шепот Стивена. Взрыв страсти, унесший ее под самые небеса, потихоньку улегся, но, подобно огненной птице Феникс, вместо того чтобы рухнуть на землю прежде, чем снова возродиться из пепла, Белль вдруг почувствовала, как легко, словно перышко, опустилась вниз — прямо и объятия Стивена.

— Как это прекрасно! — прошептал он. — Нет ничего в мире прекраснее, когда женщина сдается на милость победителя.

Ей пришло в голову, что она непременно должна что-то сказать, но те единственные слова, которыми она могла бы выразить то, что с ней происходит, все равно показались ей слишком бледными и ничтожными по сравнению с обуревавшими ее чувствами. Это было и страшно, и прекрасно одновременно. Так и не найдя что сказать, Белль страстно выдохнула его имя. С губ его сорвался торжествующий смешок. И этого оказалось достаточно, чтобы мир, воцарившийся в ее душе, вдруг разлетелся вдребезги. Нескрываемое ликование, переполнявшее Стивена, вмиг вернуло Белль к реальности.

«Сдается на милость победителя!» Белль с трудом заставила себя разлепить отяжелевшие веки и увидела по-прежнему прикованный к ней взгляд Стивена. Лицо его пылало, все черты его заострились, и сам он, со взъерошенными волосами и сбившимся на сторону галстуком, выглядел диковато.

Еще ни разу в жизни ей не доводилось видеть на лицах мужчин столь откровенного, неприкрытого желания, но сейчас Белль достаточно было только заметить полыхавший в глазах Стивена огонь, чтобы догадаться обо всем. В эту минуту он походил на дикого зверя, который только казался ручным и домашним, но вот он сорвался с цепи — и горе тому, кто встанет у него на дороге. И он хотел ее, хотел безумно, несмотря на кажущееся спокойствие его голоса.

— Белль, красавица моя, — нежно прошептал он, и зубы его сверкнули в улыбке. — Как бы я был счастлив, если бы мог сделать тебя своей любовницей, а не женой!

— Почему? — с трудом выговорила она, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее звучал как можно равнодушнее.

— Потому что тогда я мог бы овладеть тобой прямо сейчас. И все же я не жалею ни о чем. Боги и так были милостивы ко мне, бросив тебя в мои объятия. И я ни за какие сокровища в мире не откажусь от их щедрого дара.

— Не откажешься? — повторила она машинально, чувствуя себя окончательно сбитой с толку. Голова у нее все еще кружилась. Белль почему-то никак не могла взять в толк, как это можно жалеть — или не жалеть — о том, что только что произошло между ними.

Потрясенная новыми и необычными для себя ощущениями и стараясь собраться с мыслями, она заставила себя оторвать взгляд от его пылающих желанием глаз и принялась смущенно разглядывать шрам палевой щеке Стивена. Осмелев немного, Белль даже легко коснулась его кончиком пальца.

— Как это случилось? — чуть дрожащим голосом спросила она. — По-моему, раньше его не было.

Стивен застыл, лицо его потемнело и стало жестким. Отвернувшись, он легко поцеловал ее ладонь, а потом решительно отвел ее руку от своего лица.

— Это была дуэль, — ответил он.

Легкий вздох сожаления сорвался с его губ. Закрыв глаза, Стивен тряхнул головой и сел. Воцарилось молчание. Словно желая укротить бушевавшего в груди зверя, он несколько раз глубоко вздохнул.

— Дело чести? — осмелилась спросить она, дрожа от охватившего ее непонятного волнения. — Ты дрался на дуэли из-за женщины?

Теперь, когда Стивен уже не сжимал ее в объятиях, Белль, как ни странно, почувствовала себя одинокой.

— Дело чести? Нет, скорее просто идиотская выходка желторотого юнца. Да, я думал, что пытаюсь защитить честь женщины, только вот штука в том, что чести-то у нее как раз и не было.

Голос Стивена сразу стал не то чтобы холодным — скорее он звучал как-то на редкость сдержанно и сухо. В нем уже не было и следа той пронзительной нежности, от которой еще недавно трепетало сердце Белль. Похоже, ему все же удалось справиться с сжигавшим его желанием.

— Пошли, Белль. Думаю, лучше поскорее вернуться в дом.