— Как пожелаете. Стало быть, играем вдвоем и только до одиннадцати очков, вы согласны? — Белль, перетасовав колоду, сдала каждому по шесть карт. — Какие ставки? Впрочем, предупреждаю честно: у меня при себе ничего нет. То есть ничего из того, что могло бы представлять для вас хоть какой-то интерес. Разве что сапоги для верховой езды… но, боюсь, вряд ли они придутся вам впору.

— Мне кажется, где-то наверху я видел бумагу и чернила, — проговорил Стивен. — Могу принести их, если хотите. Думаю, они нам пригодятся.

— Неужели вы согласитесь принять от меня вексель? — удивилась она, польщенная и одновременно сбитая с толку.!

Белль никогда прежде не доводилось играть на слово, ! Подумав немного, она неожиданно решила, что идея ей нравится.

— Конечно, соглашусь, — кивнул он. — Но это будет не: совсем обычный вексель. Не такой, как вы думаете.

— Тогда на что же вы предлагаете играть? — спросила заинтригованная Белль.

— Думаю, сделаем таким образом: возьмем листок бумаги и разорвем его на четыре части. Каждый из нас возьмет! себе две половинки. На одной напишет то, что хочет получить в случае выигрыша — естественно, договоримся сразу, что в данном случае речь не пойдет о чем-то оскорбительном! для партнера или же незаконном. А на другом каждый из нас напишет, что он сам может предложить в случае проигрыша. Это может быть все, что угодно, какой-нибудь пустяк — безделушка, песенка… — взгляд Стивена остановился на губах Белль, и он добавил: — или поцелуй.

— А потом? — спросила Белль.

Сейчас она была даже рада, что в комнате царит полумрак, а слабый красноватый отблеск огня в камине скроет от пытливого взгляда Стивена предательский румянец на ее щеках.

— А потом начнем игру. Тот, кто выиграет, выберет любую из четвертушек бумаги, на которой записаны ставки, а проигравший заплатит проигрыш — в точности как по векселю.

Белль немного подумала. Ей страшно хотелось сыграть, но она почему-то подозревала, что тут наверняка кроется ловушка.

— А если там будет что-то такое, что проигравший не сможет выполнить? — спросила она.

Стивен пожал плечами. Лицо его было бесстрастным.

— Условия есть условия. А долги надо платить. Тем более карточные. Это, так сказать, вопрос чести.

Задумчиво покусывая нижнюю губу, Белль смотрела на разбросанные на столе карты. Сказать по правде, в картах она давно уже не имела себе равных. Ну а Стивен… Стивен и в самом деле отвратительно играл в шахматы.

«И потом, — ехидно добавил тихий голосок, который она уже не раз слышала раньше, — ты ведь не будешь возражать, если он вновь поцелует тебя, верно, дорогая?»

— Что ж, очень хорошо, — решилась она. — Несите перо и бумагу. Будем играть по вашим правилам!

Торжествующий огонек, сверкнувший в его глазах, подтвердил, что ее подозрения не напрасны, однако Белль зашла уже слишком далеко, чтобы отступать. Вместо того чтобы попусту тратить время и волноваться заранее, она поворошила поленья в камине, чтобы разжечь пожарче огонь, а потом поставила на столик еще один канделябр — так, чтобы каждому из игроков хватало света.

Нефигурные карты отложили в сторону. Белль проводила их задумчивым взглядом. Вот и еще одна сторона его жизни, которая так неожиданно приоткрылась перед ней — будто украдкой приподняли край театрального занавеса. Вначале этот шрам на щеке, напоминание о давнишней дуэли, а вот теперь и эта пробитая пулей карта — подтверждение того, что Стивен так же ловко владеет пистолетом, как и шпагой. «Да, — подумала она, — с тех пор как мы расстались, его жизнь была явно богата приключениями».

Стивен вернулся и, усевшись в кресло, быстро и ловко разорвал лист на четыре части. После этого он галантно поднес Белль перо, чтобы она могла первой написать свою ставку.

Старое гусиное перо было плохо отточено и страшно царапало бумагу, но ей все-таки с грехом пополам удалось написать несколько коротеньких слов.

Белль почти сразу пожалела, что поторопилась. «Нельзя быть такой легкомысленной!» — упрекнула она себя. Но потом махнула рукой: что зря терзаться, раз она все равно выиграет! И решилась написать о том, что ей давно хотелось получить — миниатюрный портрет Стивена. Скорее всего портрета у него при себе нет, зато при желании его достаточно легко достать. Белль не решилась задать себе вопрос, с чего ей вдруг взбрело в голову попросить на память его портрет, но она предпочла не думать об этом. Решив, что будет играть честно, в качестве проигрыша она предложила именно то, чего хотел Стивен, — поцелуй.

Нацарапав последнюю букву в слове «поцелуй», Белль отдала чернильницу и перо Стивену, постаравшись принять при этом самый непринужденный вид, какой только могла. Потом подула на бумагу, чтобы чернила высохли, и, убедившись, что все в порядке, сложила листок и принялась ждать, пока Стивен сделает то же самое.

— Вы сказали — до одиннадцати? — переспросил он, взяв в руки карты и поудобнее усаживаясь в кресле.

— Да, как обычно, — кивнула Белль, разглядывая карты и прикидывая, сколько у нее на руках козырей.

Партия обычно не занимала много времени, поскольку ни особенного хладнокровия, ни умения трезво взвешивать шансы тут не требовалось. Они еще не успели доиграть до конца, как вдруг усталым умом Белль овладело какое-то безумие. Соглашаясь играть, она нисколько не сомневалась, что выиграет, и была твердо намерена сделать все, чтобы добиться победы: во-первых, потому, что терпеть не могла проигрывать, а во-вторых, ей страшно хотелось иметь портрет Стивена. Но, разглядывая великолепный набор карт, который она держала в руках — полный комплект козырей, дававший несомненную уверенность в том, что победа у нее в кармане, — она вдруг почувствовала внезапное и неизъяснимое желание узнать, что же поставил на кон Стивен. Впрочем, не было нужды гадать, чего он хотел от нее — вернее, она была абсолютно уверена, что угадала, — просто Белль сгорала от любопытства увидеть своими глазами, что именно он счел вполне приемлемым штрафом в случае, если она проиграет.

Кроме этого, было еще одно препятствие, мешавшее ей ответить на вопрос, какой же листок бумаги выберет сам Стивен в том случае, если она слукавит и победа достанется ему. Вначале Белль нисколько не сомневалась, что тогда уж он наверняка развернет свой собственный листок, чтобы потребовать от нее поцелуй. Но тут вдруг ею овладели сомнения. Что, если она ошиблась? В конце концов, получить поцелуй можно каким-нибудь другим способом. А что, если и его сейчас тоже снедает жгучее любопытство? Что, если и Стивен сгорает от желания узнать, что написано на ее половинке листка? Возможно ли, чтобы неизвестность оказалась более заманчивой, чем неприкрытое желание, ясно читавшееся на его лице?

Глядя, как Белль задумчиво покусывает нижнюю губу, Стивен, в свою очередь, гадал, о чем она думает. Девушка явно пребывала в растерянности, и это сбивало его с толку, потому что в самом начале игры уверенности ей было не занимать. Она явно предвкушала, как выиграет эту партию, разбив его в пух и прах, — это было просто написано у нее на лице. Даже сейчас она, пожалуй, не столько боялась проиграть, сколько просто обдумывала какую-то хитрость.

Пришло время выложить карты на стол. Стивен начал первым, но на карты он не смотрел — взгляд его ни на секунду не отрывался от лица Белль. А та, затаив дыхание, не спускала глаз с его рук. У Стивена на руках оказалось девять козырей.

— Вы выиграли, — выпалила она, даже не взглянув на карты.

Потом небрежно сбросила свои — рубашкой вверх. И только потом подняла на него глаза. Лицо ее сияло таким простодушием, такой невинностью, что Стивен насторожился. Заподозрив, что дело нечисто, он подозрительно разглядывал Белль, гадая, зачем ей понадобилось врать.

— Неужели выиграл?

Поколебавшись немного, он наконец решил оставить все как есть. К чему ловить ее на заведомой лжи и выпытывать у девушки, почему она вдруг так неожиданно прекратила игру.

— Да… так что можете выбрать бумажку со ставкой… любую, какую хотите.

Ему внезапно показалось, что она нервничает. Рука Стивена ненадолго задержалась над одним из двух клочков бумаги, которые писал он сам. Но потом вдруг, повинуясь неясному импульсу, он взял расписку Белль.

— Тут написано, что бы я хотела от вас в случае выигрыша, — предупредила Белль.

Стивен, ни на мгновение не спускавший с нее глаз, заметил, что она буквально просияла от радости, и сообразил, что сделал правильный выбор. Улыбнувшись, он весело бросил:

— Признаюсь честно, именно это я как раз и хотел узнать. Любопытство — это недуг, которым я страдал с самого детства.

Белль, опустив глаза, ждала, пока Стивен, развернув записку, поднес ее к свету. Как ни странно, он так ничего и не сказал. Убедившись, что ждать ответа бесполезно, Белль подняла на него глаза.

— Думаю, если вам не терпится получить мой портрет, мы без труда найдем в Йорке кого-нибудь, кто напишет его для вас лениво проговорил Стивен. Его взгляд, по-прежнему прикованный к лицу девушки, завораживал. — Ну а если особой срочности нет, то я немного знаком с Элизабет Ле Брюн. Я могу попросить ее написать для вас мой портрет — когда мы вернемся в Лондон после свадебного путешествия.

— Я подожду, — заверила его Белль, улыбнувшись такой ослепительной улыбкой, что Стивен зажмурился. А потом, видимо, припомнив, что это будет только после их медового месяца, вдруг спохватилась: — Но вы даете слово, что закажете для меня миниатюру, да, Стивен? Что бы ни случилось!

— Конечно. Уверяю вас, я ни в коем случае не забуду это сделать, я всегда привык платить свои долги.

— Спасибо, Стивен. Так помните, вы обещали!

Стивен в знак согласия молча кивнул, но что-то в ее словах не давало ему покоя. Смутное чувство подсказывало ему, что в этом непонятном желании получить его портрет явно крылся какой-то подвох. Но Белль так сияла и казалась такой счастливой и довольной, что Стивен постарался отогнать от себя подозрения и тоже развеселился. Конечно, улыбка Белль была прекрасна, но она не могла заменить поцелуй, а именно о поцелуе он мечтал. Но почему-то он не чувствовал себя обманутым. Да и с чего бы, раз ему преподнесли другой, не менее ценный подарок. Похоже, Белль не совсем уж равнодушна к нему — иначе с чего бы ей вдруг захотелось получить его портрет? Возможно, она собирается даже носить его на груди. Разве это не говорит о том, что его дела идут на лад?