Что за чертова ирония, ей богу. Я люблю женщин, и это правда. Но я никогда не был заинтересовал в целом "пакете", предпочитая своих женщин по частям. Смахивает на маньяка, но это вовсе не так. Мне нравятся их глаза, смех. Симпатичное личико и милая улыбка, и мне нравится их интеллект почти в той же мере, как и то, что у них между ног. Но остальное? По правде говоря, мне это не интересно. Я не хочу знать об их мечтах и амбициях, об их прошлом, семьях или кличке любимого кота. На самом деле, мне на всё это наплевать. Но с Фин я могу представить тот день, когда шалостей в постели будет недостаточно. И это время уже наступило.

Я не смогу довольствоваться отдельными частями, мне будет нужна она вся, целиком. Это не только неправильно, но и опасно, потому что Фин недоступна, и я не уверен, что она на самом деле это понимает.

Черт побери, мне везет как утопленнику! Первую женщину, к которой я когда-либо испытывал сильные чувства, можно заполучить только по частям. Конечно, я могу завладеть ее телом.

Но ее головой?

Ее мыслями?

Сердцем?

Ясное дело, я не могу себе позволить ввязаться в это.

Подъезжая к дому с задней стороны, я испытываю облегчение, что скоро уеду. Решение принято - я возвращаюсь домой. К черту сады и прилегающую к ним территорию, к черту Кита. Так будет лучше, но мне по-прежнему придется провести еще одну ночь в кровати Фин. Еще одну ночь я буду окутан ее запахом.

Гравий хрустит под ногами, пока я отхожу от машины и нажимаю на брелок, направляя его через плечо на пикап, и останавливаюсь в неуверенности, когда понимаю, что аварийные фонари не мигнули, а значит замок не заблокирован, и сигнализация не включилась. Конечно вряд ли такую машину украдут, мало того, что дом расположен в глуши, но и автомобиль довольно приметный. Не так много "Фордов F-150" встретишь на дорогах Шотландии. Для Штатов может быть это и вполне заурядный автомобиль, но здесь - он здоровенный грузовик. Не говоря уже о кошмаре с парковкой. «Если его украдут, то так Киту и надо», - думаю я, все же разворачиваясь, чтобы проверить водительскую дверь. И тут вижу, что горит свет. Не в машине, а в доме - в главном особняке. Устало проведя рукой по лицу, я направляюсь к задней двери дома, чтобы разобраться, в чем дело.

Дверь в старую моечную открыта, как и дверь на кухню. Только я начинаю думать, что Фин уехала в спешке (и я ее не виню, не после того, как сам выскочил, как ошпаренный), как слышу отдаленные звуки музыки, доносящиеся откуда-то из глубины дома. Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать, когда мой пульс ускоряется от мысли, что она все еще где-то здесь, в здании.

Я следую за тихой мелодией и начинаю улыбаться, когда понимаю две вещи. Во-первых, музыка раздается со стороны тренажерного зала, и во-вторых, чем ближе я подхожу, тем больше она похожа на кантри-музыку. Может, за этой великолепной внешностью скрывается сердце деревенской девчонки? Я на самом деле подавляю смешок от этой мысли. Как бы там ни было, я надеюсь, что Фин занимается в зале в коротеньких шортиках, что бы она там не слушала. Я ни на что не рассчитываю, но такое зрелище всегда будет усладой для моих глаз.

И кто бы подумал, мои надежды оправдываются, когда я достигаю частично матовых стеклянных дверей. Скажем, отчасти оправдываются. Фин занимается на беговой дорожке. Никаких шорт. Леггинсы до колен и черный спортивный топ-бра. Возможно, я и не собирался с ней связываться, и, может быть, пообещал себе, что отступлю, но как можно игнорировать такую попку?

Она же как чертов персик.

Я могу посмотреть.

И я определенно могу понаблюдать.

Это никому не навредит, особенно Фин.

Я не буду шуметь, даже дверь не открою. Помимо того, что я не хочу напугать ее или сбить с убийственного темпа (бог ты мой, эта женщина умеет бегать), я не хочу давать ей никаких идей, тем более, что я, похоже, не могу вести себя рядом с ней нормально. Очевидно, я способен только на пререкания с двусмысленными намеками. И почему это безумное сексуальное напряжение служит нам ориентиром?

Ее ступни стучат по беговой дорожке, и я задумываюсь о таком странном выборе музыки для бега. Я сам тоже бегаю, обычно вдоль Кэнери Уорф (Canary Wharf - деловой квартал в восточной части Лондона. Прим.пер.), где расположен офис нашей компании. По сути, я не люблю отвлекаться во время пробежки. Бег дает мне ценное время для размышлений, и, если бы у меня сегодня с собой была одежда для бега, я, возможно, пробежался бы вместо того, чтобы брать грузовик. Суть в том, что я не бегаю под музыку, но если бы бегал, то не выбрал бы эту песню. Это - старая песня и, как оказалось, не в стиле кантри. Вероятно, из восьмидесятых. И звучит с музыкального канала на одном из нескольких телевизоров, установленных на стенах зала.

Не открою дверь, ага, как же.

Игнорируя последствия, я толкаю дверь ногой и проскальзываю внутрь.

Только одна сторона помещения освещается, отбрасывая тень на вход. Благодаря этому и углу обзора, Фин вряд ли заметит меня, а я вот могу ее видеть.

И наблюдать. Как долбанный извращенец.

Ее поясница, плечи и шея блестят от пота, и волосы на затылке завиваются. Я вижу отражение Фин в зеркале, и мое внимание притягивает ее рот - ничего удивительного - он приоткрыт, потому что она тяжело дышит. Мои мысли приобретают чертовски неприличное направление, и звуки, которые она издает, только ухудшают ситуацию. Бег. Думай о беге. У нее хорошая техника, хороший темп и шаг. Я стараюсь сосредоточиться на этом, а не на том, что ее рот открыт, и что в зеркале его отражение больше похоже на своего рода восхитительно непристойный вздох.

Повторяющийся ритмичный стук. Подернутые пеленой глаза. Приоткрытый рот.

Черт.

Ага, это определенно песня восьмидесятых, убеждаюсь я, взглянув на экран телевизора.

Продолжай смотреть на экран. Не пялься на ее рот или задницу.

Дело, должно быть, в телевизоре или розовой подошве ее кроссовок, потому что я понимаю, что ни за что не сдвинусь с места. Я не смог бы заставить ноги передвигаться даже если бы захотел. Наклонив голову, я прислушиваюсь к словам песни. Насколько понимаю, она о девушке, которой нравится шоколад. Типичные восьмидесятые; песня с историей. Банальная и оторванная от реальности, хотя мотив привязчивый, и удерживает мое внимание, пока краем глаза я не замечаю, как Фин сбивается с ритма. Я уже двигаюсь к ней, когда ее ноги подкашиваются, и, словно в замедленном действии, она вскидывает руку, срывая ключ безопасности.

Тренажер останавливается, и Фин тоже, ее маленькие стопы с грохотом опускаются на край бегового полотна, а мозг старается угнаться за изменением скорости. Ей, как и мне, требуется доля секунды, чтобы переварить это, и она падает с дорожки, как подкошенная.

Не успев опомниться, я сижу на полу и держу ее на коленях, опираясь спиной о тренажер. Я осматриваю ее колени и лодыжки в поисках ссадин и отеков.

- Ты бежала с хорошей скоростью. Ты всегда так быстро бегаешь? - Я стараюсь сохранить беспечность в голосе, проводя рукой по ее бедру и резко одергивая ее. Смотреть - это одно, а трогать - совсем другая история.

- Шоколадная девчонка, - тяжело дыша, произносит она и прижимается к моей груди.

- Думаю, «Пауэрэйд» будет полезнее. Электролиты, никакого сахара. - Она конечно же должна это знать?

- Нет, это я. Я... я была шоколадной девчонкой. Когда... когда была замужем, до того... - Сквозь взволнованное возбуждение, вызванное близостью ее тела, я осознаю, что в ее словах сквозят слезы. Замолкая, Фин делает резкий вздох, ее плечи начинают подергиваться, и я понимаю, что это был больше всхлип, чем вздох. - Ра... расстались... - заикаясь, продолжает она, припев песни вырывается из динамиков телевизора, певец договаривает слова Фин.

Песня с историей. Об очень несчастной девушке.

Обняв Фин за талию одной рукой, я притягиваю ее к себе ближе и свободной рукой убираю волосы с ее лица.

- Ш-ш-ш. Все хорошо. Теперь ты со мной. - Не уверен, что это безопаснее, но все же я попробую.

Она тихо плачет, свернувшись калачиком и уткнувшись мне в грудь.

- Извини, - шепчет она. - Я не хотела так расклеиться, н... но иногда прошлое накрывает, словно волна. Душит меня.

- Успокойся сейчас же. - Мне становится не по себе уже сейчас, когда я заставляю себя произнести эти три слова, но, по крайней мере, мой тон остается спокойным, и от этого уже легче. Меня вовсе не радует видеть ее такой расстроенной из-за своего бывшего. Мне не свойственна забота о других, и я не любитель привязанностей, но по какой-то причине я не хочу выпускать ее из своих объятий. - Все в порядке, - тихо произношу я, стараясь успокоить Фин, и глажу ее по волосам. В то же время я чувствую, как наши тела соприкасаются кожа к коже в том месте, где влажная от пота резинка ее леггинсов задрала вверх мою футболку. Это игра с огнем, но ничто не останавливает меня, когда я крепче прижимаю Фин к себе, усаживая ее поудобнее на своих коленях. Не знаю, как долго мы так сидим. Да и существуют ли временные рамки, чтобы унять судорожные рыдания? Ее вес на моих коленях, то, как она прижимается ко мне - это кажется правильным и лишь больше убеждает меня, что я должен уехать. И как можно скорее.

Просто, может быть, не прямо сейчас.

- Детка, - слово звучит как-то не так, неправильно. - Эй, крошка, - шепчу я, наклоняя голову, чтобы взглянуть ей в лицо, и, когда она двигается вместе со мной, понимаю, что Фин заснула.

Душераздирающие. Вот какие чувства я сейчас испытываю. Провожу рукой по затылку и стараюсь взять под контроль свое дыхание. Мне хотелось оторвать руки этому придурку, приезжавшему днем, за то, что он прикасался к ней, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я думаю о члене, который довел Фин до такого состояния. Я качаю головой - разочарованно - прекрасно понимая, что такие мысли не для меня. И вместо того, чтобы злиться, одной рукой я обхватываю ее бедра, другой придерживаю ее спину и встаю на ноги.