— Что ж, уже почти обед.

— Что? Так ты теперь говорящие часы? — не принимая его руки, я вылезаю из машины. — Еще нет и десяти... — я хватаю его запястье, намереваясь посмотреть точное время, следующие слова срываются с языка почти визгом — Это что Patek Phillipe? (Patek Phillipe — Швейцарская компания — производитель часов класса «люкс». Часы этой марки — одни из самых дорогих серийных часов в мире. Символ фирмы — крест испанского ордена Калатравы. Прим.пер.)

Я понимаю, что это они, когда наклоняюсь ближе, всматриваясь в часы. Я знаю, потому что Маркус носил ту же марку, только у этих мужской кожаный ремешок, а не безвкусный золотой, к которому я больше привыкла. Интересно, что стало с его часами. Как бы там ни было, за одни такие можно купить целый дом в большинстве мест планеты. И почему, черт побери, Рори носит такие? В сад?

— Это подделка, — говорит он, отнимая руку. — Я купил их в прошлом году на Ибице. Честно говоря, удивлен, что они все еще работают.

— О, — я опускаю руки по бокам, гнев сменяется облегчением.

— Итак, работа? — спрашивает он, теперь уже улыбаясь во весь рот, и засовывает руки в карманы джинсов.

— Да. Полагаю. — Я скрещиваю руки на груди, отводя взор в сторону, что-то — и я уверена, не в его часах дело — беспокоит меня.

— Давай, дорогуша, — он почти рычит. — Я знаю, что ты можешь это делать с энтузиазмом. Я видел.

И если его слова звучат недостаточно двусмысленно, то взгляд не оставляет никаких сомнений о том, что именно он имеет в виду. Затем его глаза спускаются вниз от моих губ и задерживаются на груди, соски напрягаются от его взгляда, который ощущается практически как настоящее прикосновение. Его губы подрагивают, и он намеренно не отводит глаз, явно наслаждаясь реакцией, которую во мне вызывает. Он давит на мои слабые места — да, как в прямом, так и в переносном смысле — и прекрасно знает об этом. И это ужасно раздражает. Пусть, он и хорош, и пусть, он сам об этом знает, но это не дает ему право заставлять... заставлять меня чувствовать такую злость!

Приятель, всему свое время и место, но не прямо сейчас.

Другими словами, я огрызаюсь. С большой злостью.

— А в чем дело? Чем я занимаюсь, тебя вообще никак не касается. — Эта проклятая улыбка снова появляется на его губах, и несмотря на то, что я представляю себе, как хватаю его за волосы и притягиваю его рот к своим губам, мое кровяное давление вот-вот подскачет до высшей отметки, и не в приятном, сексуальном плане. — К твоему сведению, по договору я работаю двадцать часов в неделю, а на прошлой неделе я провела здесь втрое больше времени. Я не обязана отчитываться перед тобой, но даже если и должна, я бы сказала, что мне не было необходимости появляться сегодня на объекте раньше полудня, потому что тренажерное оборудование доставят после обеда, а еще я могу не возвращаться сюда до среды, когда я встречаюсь с новыми строителями. Понятно?

— Строители?— сведя брови, повторяет он, его голубые глаза темнеют.

— Именно. — Обнаружив, что положила руку на бедро — вызывающе — я быстро меняю позу и скрещиваю руки на груди. — Вижу, со слухом у тебя все нормально.

— Я думал строительный объект законсервировали или что-то вроде того.

— Возможно. — Произношу я чересчур язвительным тоном, надеясь, что он отстанет, может быть, уйдет, а не будет стоять и смотреть на меня... в ожидании ответа. Чуть позже становится ясно, что мне не выиграть это противостояние, поэтому я отворачиваюсь, открываю дверь машины и вытаскиваю свою сумочку. — Насколько я понимаю, стройка приостановлена из-за каких-то договорных споров, но мне кажется нелепым терять время и не закончить тем временем хоть что-то. — С сумочкой в руке, я с силой захлопываю дверь и разворачиваюсь к нему. — Я спросила одного друга, кого бы из местных он порекомендовал для завершения кое-каких работ.

— Каких работ?

— Ну... — Я откидываю челку со лба. — Должен прийти плотник, занимающийся реставрационными работами, чтобы взглянуть на лестницу второго этажа, потому что она абсолютно не внушает доверия в ее нынешнем виде. А второй парень, он своего рода оформитель торговых помещений, и я попросила его рассчитать стоимость завершения работ в зоне регистрации постояльцев и баре на первом этаже.

— А тебя кто-нибудь просил это делать?

— Нет. Я просто навожу справки. Как раз собиралась переслать эту информацию начальству. — Я делаю глубокий вдох, хотя не совсем понимаю, почему. — Это называется инициативой, если ты не в курсе.

Он выглядит потрясенным, хотя мгновение спустя, выражение его лица снова меняется.


— Да, — он почти мурлычет. — Об инициативе я знаю всё.

Опять эти короткие предложения с глубоким смыслом.

— Пфф. — Потому что на самом деле мне особо нечего сказать на это, не заняв его рот чем-то другим. Например, притянув к себе. — П-почему ты еще не закончил? — я машу рукой в сторону сада, расположенного за домом. — Я думала, что ты пробудешь здесь всего пару дней.

— А что такое, Фин? Пытаешься от меня избавиться?

Упаси меня боже от мужчины, который умеет грассировать "р", потому что я знаю, как ощущается эта самая вибрация — что она вызывает — в определенных чувствительных местах.

Рори подходит ближе, и я делаю шаг назад. Сердце замирает, когда моя задница упирается в дверь машины. Всё происходит словно в замедленном действии, он вынимает руки из карманов, упираясь ладонями в крышу автомобиля, тем самым зажав меня.

— Я собираюсь задержаться на какое-то время. — Он так близко, что его чувственная угроза опаляет разгоряченную кожу на моих щеках. Рори скользит взглядом по моему телу; оно оживает под его вниманием. От его намерений. — Как думаешь, сможешь с этим смириться? — Его глаза опускаются на мои губы, когда я делаю вдох, пытаясь ответить, хотя и не в состоянии найти слова. — Видишь ли, у меня были планы на ту субботу. Большие планы. К сожалению, все пошло не так, как мне хотелось бы... — Пока он медлит, я перестаю дышать. Я почти уверена, что сейчас услышу, как он прошепчет "крошка", потому что у него именно такой тон. Когда этого не происходит, я испытываю сильное разочарование.

— О? — представляю, как мои брови смешно ползут вверх, пока я пытаюсь обуздать свои чувства.

— Да. — Одно слово, произнесенное едва уловимым шепотом, может означать что угодно. Но когда он наклоняется ближе, я думаю, это значит, что он собирается поцеловать меня. И что я разрешу ему, несмотря на мое позерство. И что я, вероятно, позволю ему нагнуть себя над капотом пять минут спустя.

У меня бешено колотится сердце, и я на самом деле взвизгиваю, когда он наклоняется еще ближе, едва касаясь моих губ и затем уха, отталкивается от машины... и выпрямляется. А потом немного отходит, что мне не очень нравится.

— Но, как ты говоришь, мне есть чем заняться. Полагаю, пора приняться за работу.

У меня нет слов, ничего умного не приходит в голову. Все мысли поглощены тем, что он сказал. Приняться за работу. Предпочтительно за меня.

— Тебе что-то в глаз попало? — улыбаясь, спрашивает он.

— Что? Н-нет. Почему ты спрашиваешь?

— Просто ты очень часто моргаешь.

— Я просто думала, — отвечаю ему немного резко, надеясь отвлечь его от хода моих мыслей.

— Надеюсь, о чем-нибудь хорошем. — И опять этот чертовски сексуальный хриплый тон.

— Всего лишь о работе, — огрызаюсь я.

— Полагаю, это намек, что мне пора, — на это раз улыбаясь, говорит он. Снова засунув руки в карманы, он начинает разворачиваться.

— Подожди... — Я протягиваю руку, но быстро опускаю ее. — Что ты там делал? — жестом указываю на конюшни позади него, а точнее, на маленький домик, в котором я ночевала.

— А вот и вопрос, — говорит он с ухмылкой, и мне хочется поцеловать — то есть пнуть — его за это.

— Да, я в курсе, что это вопрос. Так и предполагалось. — Я скрещиваю руки на груди, словно защищаясь от этой ухмылки. — Общественные условности предписывают, что за ним обычно следует ответ.

Рори делает глубокий вдох, его плечи приподнимаются и опускаются. Он склоняет голову, глядя на землю, как будто размышляет об обоснованности моих слов. Но я особо не обращаю на все это внимание; его движения едва регистрируются в моем сознании, которое занято совершенно другими вещами.

Например, тем, как при вдохе футболка под клетчатой рубашкой плотно облегает его грудь, выставляя на показ накаченные, твердые мышцы под ней. Как прямо сейчас мне очень хочется провести руками по его телу под этой одеждой. Как я провела бы языком по его коже, опускаясь ниже. Я уже знаю, что его тело загорелое, теплое и твердое, и я в курсе, что его рубашка будет пахнуть божественно, когда уткнусь носом в изношенную ткань. Стиральным порошком. Сандаловым деревом и мужчиной.

Его хриплый, низкий смех вызывает трепет между ног и одновременно заставляет меня поднять взгляд от его груди. Мой мозг, должно быть, завис, пока я наслаждаюсь его напряженным, сверкающим взглядом и в конечном итоге, замечаю улыбку у него на губах.

Я была знакома с красивыми мужчинами. Мужчинами, чья привлекательная внешность обеспечила им безбедное существование, позволив расхаживать по подиумам от Нью-Йорка до Милана. Мужчинами, с так называемыми сокрушительными улыбками, которые благодаря своему телосложению могли конкурировать с греческими богами. Но ни один из них не мог сравниться с Рори, потому что то, как прямо сейчас он смотрит на меня, практически убивает.

С неистово колотящимся сердцем, я закрываю глаза, стараясь молча принять несколько истин. Например, то, что он ужасно бесит, и уже по одной этой причине мне не следовало бы желать раздвинуть перед ним ноги.

И еще небольшой пустячок — сегодня я вроде как на работе.