— Бесстыдник, — повторяет она и зарывается пальцами в мои волосы. Она едва заметно касается моего затылка, заставляя меня подавить дрожь. — Я хотела бы испытать это.

В ответ я скольжу руками под ее футболку, сдвигая ее вверх. На мгновение она перестает дышать, и ее руки все еще в моих волосах, прежде чем она поднимает их, позволяя мне стянуть с нее футболку полностью. Бросив ее на пол, я опускаю руки на ее талию, поглаживая большими пальцами ее нежную кожу.

— Тогда ты вот-вот кончишь с правильным мужчиной. Я представляю себе всевозможные бесстыдства прямо сейчас. Безнравственные, развратные вещи.

— Не могу не заметить, в каком направлении движутся твои...мысли.

Мой взгляд устремляется вверх, к ее лицу


— К твоим буферам? Да, ну, что тут скажешь? — я опускаю глаза к обсуждаемой области. — Отчасти, они являются причиной. У тебя потрясающие сиськи, Фин. — Скромного размера, хотя достаточно большие, чтобы вызвать у меня желание попробовать их. Интересно, какого цвета у нее соски? Тогда в темноте трудно было сказать, и сейчас мне остается только гадать. Я тянусь вверх, стараясь заглянуть под атласный лифчик почти такого же цвета, как и ее кремовая кожа, затем быстро скольжу руками по ее спине, расстегивая застежку.

Она перестает дышать.

— Мать твою, да! Розовые. — Я сижу и как дурак смотрю, как она опускает руки, позволяя лямкам лифчика соскользнуть вниз. Я не отвожу взгляд в течение долгого напряженного мгновения, она прерывисто дышит, отчего ее грудь поднимается и опускается, привлекая мое внимание.

— Ты чертовски красивая. — Я обхватываю ее ладонями под грудью и тянусь приласкать розовые соски. Она пахнет чем-то нежным и женственным, каким-то цветочным ароматом? А ее соски словно спелые ягоды, которые так и просятся к тебе в рот.

А я известен своей несдержанностью.

Мое сердце бешено бьется, когда я наклоняюсь и прикасаюсь к ней языком и губами, втягивая тугой бугорок в рот и заставляя ее ахнуть и прижаться ко мне. Отстранившись, я решаю проверить свою теорию с той ночи о том, что ей нравится легкая грубость, и не так уж и нежно прикусываю ее сосок.

Мать честная! Лучшая реакция. Она выгибает спину и открывает рот в немой мольбе, вонзая ногти в мои плечи, что заставляет меня прошипеть проклятье.

— Прости, — шепчет она.

К черту это.


— Сделай это снова, — говорю я у ее соска, дуя на твердую вершинку. — Так сильно, как пожелаешь.

Я очень занят, делая то, что должен делать любой мужчина, учитывая предоставленную возможность. А именно, посасываю и покусываю ее грудь, желая при этом иметь два рта.

— Прикоснись ко мне.

Я замираю на месте от ее тихого требования, ее слова посылают дрожь предвкушения от затылка вниз по позвоночнику. Ей не надо просить дважды; моя рука оказывается в ее трусиках до того, как она делает следующих вдох.

Я провожу пальцем между ее складочек, ее кожа нежная и гладкая.

— Боже, ты словно шелк. Хочу облизать каждую часть тебя. Вылизать без остатка. — Последние слова выходят как рычание, и когда я скольжу пальцем внутрь, она издает самый потрясающий звук, что-то между стоном и всхлипом; напряженный, полный желания звук. — Тебе ведь нравится, как это звучит? Ты бы хотела, чтобы я трахнул тебя языком? Правда?

— Рори, — вздыхает она, прижимаясь лбом к моему лбу. Ее дыхание ласкает и согревает мое лицо, когда она произносит, — Как бы мне не нравился твой развратный рот, пожалуйста, перестань болтать и трахни меня уже.

Она оступается, и я, вскочив на ноги, ловлю ее за локти.

— Командуешь. Мне это нравится. — Говорю я, заводя руку назад и стягивая с себя рубашку.

Моя улыбка сейчас такая же большая, как и мое рвение. Рубашка брошена куда-то на пол, Фин жадно пожирает глазами мою татуировку. По крайней мере, пока я не опускаюсь на колени и просовываю пальцы под резинку ее трусиков. Она поднимает глаза к потолку, когда я медленно стягиваю с нее трусики, оставляя легкие поцелуи на ее коже.

— Нет, я никогда не думал, как трахал тебя в коридоре или вспоминал вкус твоей сладкой киски.

Она дрожит и тихо стонет; это неприличное словечко, которое они все в тайне любят. Тем не менее, мне не стоит перегибать палку. Нехорошо позволять ей узнать обо всем, что я хочу с ней сделать, поэтому я сильнее прижимаюсь губами к ее бедру.

— Расскажи мне. — Она зарывается пальцами в мои волосы, потягивая за концы. Я отстраняюсь от ее кожи с тихим шлепком и рад увидеть отметину. — Скажи мне, что это не только я.

— Те чертовы колготки. — С сожалением качаю головой. Мои пальцы все еще под резинкой ее трусиков, я скольжу по ее спине, стягивая леггинсы вместе с трусиками с ее попки. — Эта задница. Что я могу сделать с этой задницей, — говорю я, пробегая пальцами между ягодиц. Когда я их раздвигаю, ее мышцы напрягаются.

— Бо...больше, чем в прошлый раз?

Я медленно поднимаю голову.


— Ты о том, как я покрыл тебя спермой? — Она закусывает уголок своих губ, но это не останавливает ее стон.

— Крошка, что я говорил тебе в прошлый раз об этих звуках? — звуках, которые заставляют мой член дергаться, а яйца гореть.

Она медленно моргает, ее длинные ресницы практически касаются щек.


— Но я...ничего не говорила.

— Если хочешь услышать, ты должна перестать перебивать.

— Перестать перебивать или...

— Или у меня есть отличный план для твоей задницы. — Мой взгляд опускается на ее леггинсы, точнее на нежный треугольник между ее ногами. — Итак, на чем я остановился? — говорю я, проводя рукой вверх по ее боку и касаясь языком кожи ниже пупка, одновременно ущипнув легонько ее сосок.

Ах!

— Ты только что это сделала. — Я не могу скрыть улыбку, когда разворачиваю ее за талию и толкаю вперед на мягкий матрас. В мгновение ока я вскакиваю на ноги и стаскиваю с нее сапоги, кидая их на пол. И пара шерстяных носков летит следом. Стянув леггинсы с ее ног, я прижимаюсь своим телом к ней.

— Тебя кто-нибудь когда-нибудь шлепал, Фин? — это один из моих способов укрощения этой дерзкой попки. Я убираю волосы с ее лица, когда она поворачивает голову, оглядываясь через плечо. Ее возражения стихают под небольшим давлением моего паха на ее позвоночник.

— Нет? — отвечает она, тяжело дыша. Ее волнение улетучивается.

Может ли это быть более идеальным прямо сейчас?

— Звучит не очень убедительно.

— Не...нет. Меня никогда не шлепали.

— Всё бывает в первый раз, — говорю я, стараясь не показывать своего воодушевления, когда обхватываю руками ее бедра и приподнимаю их над кроватью. — Думаю, тебе понравится. Уверен, что понравится.

Первый шлепок — чтобы привлечь ее внимание, все ее тело трясется в моих руках.

Второй, на противоположной стороне, чуть посильнее, и она ахает. Ее левая ягодица становится более розовой, чем правая. Я снова поднимаю руку, на этот раз выдерживая паузу — чтобы удостовериться. Ей это нравится? Когда она толкается назад, выгибая спину, я получаю свой ответ и снова опускаю руку.

— Рори, черт!

Раз за разом, резкие шлепки, жалящие сильнее, но не на столько, чтобы ей было больно, а, чтобы заставить ее стонать, и чтобы ее кожа покрылась восхитительным розовым оттенком. Ее руки вытянуты над головой, одеяло сжато в кулаках, но, как только я думаю, что мы почти закончили с этим, я замечаю бледную полоску кожи, где когда-то было ее обручальное кольцо. Я пытаюсь игнорировать ее. Но мне не удается, и моя рука снова обрушивается на нее.

После почти дюжины ударов, она мокрая. Настолько мокрая, что ее возбуждение начинает покрывать ее бедра. Я говорю ей об этом, когда провожу пальцем по ее гладкой розовой полоске плоти и шепчу, что она должна прикоснуться к себе, пока я наблюдаю. Я хватаю пару презервативов из своего бумажника и снимаю остатки одежды, потому что, когда мы закончим, мы останемся в кровати.

Вид ее пальцев, лихорадочно порхающих между ее ног, невероятно потрясающий, и я почти забываю, зачем стою тут в чем мать родила, не считая презерватива. Придя в себя, я опускаю одно колено на кровать, раздвигая ее ноги шире, и когда прижимаю головку своего члена к ее входу, она ахает.

— Черт побери! — она такая гладкая, я скольжу в нее и обратно, наши ноги слабеют. Фин прижимается щекой к постели, ее глаза открыты и такие синие, как полированный лазурит. Толкаясь вперед, я наблюдаю, как мой член погружается в нее — лучшее на свете зрелище.

— Жаль, что ты не видишь то, что вижу я, крошка. Секс днем определенно имеет свои преимущества. — Удерживая ее за бедра, я погружаюсь в нее на всю длину своего члена. Ее реакция вызывает во мне желание вколачиваться в нее сильнее, быстрее. Жаль, что это идет вразрез с моими планами.

— Это. Вот об этом я буду думать постоянно, вспоминая снова и снова.

Когда я выхожу из нее почти полностью, Фин закрывает глаза и издает самый лучший чертов стон, мелодичный, сладкий и отчаянный. Ее мышцы снова сжимаются, словно пытаются остановить мое отступление. Со шлепком, я резко толкаюсь обратно, сдвигая Фин немного вперед на кровати.

— Ты заставишь меня кончить. — Быстрее, чем мне хотелось бы, если она продолжит издавать эти звуки и сжимать внутренние мышцы. — Заставишь меня кончить прежде, чем я буду готов. — Я прижимаюсь к ней и шепчу эти слова на ухо, скользя рукой вниз по ее телу. И когда отстраняюсь...шлепаю ее по заднице еще раз. Она взвизгивает, а затем стонет, когда я сразу же вколачиваюсь в нее обратно. — И, если ты это сделаешь, я не буду рад.

Хотя, серьезно, какой мужик не был бы в восторге кончить?

Я скрепляю свою угрозу, оставляя засос на ее спине.

Медленное скольжение. Вращение. Повторение. Один из лучших моментов в позе "по-собачьи" — это несомненно визуальный контроль. Возможность наблюдать, как ваш член исчезает в ком-то, сантиметр за сантиметром. И до того, как эта мысль полностью сформировалась, я вколачиваюсь в нее снова и снова, не в состоянии больше сдерживаться. Я так сильно сжимаю ее бедра, без сомнения мои пальцы оставят синяки. Но тело Фин подо мной реагирует с моим одновременно. Я чувствую, как это происходит, чувствую, как она достигает пика, ее руки, сжимающие простыни, побелели настолько, что кажутся почти бескровными. Ее тело напряжено, попка вжимается в меня, в то время как внутренние мышцы провоцируют и дразнят.