— После того, как я просидела с тобой всю ночь, убирая с твоего лица волосы, покрытые блевотиной, ты даже не позволишь мне насладиться моментом компенсаторного веселья?

— Компенсаторного? — смеясь, повторяю я.

— Ага. Знаешь, у меня ведь есть общее свидетельство о среднем образовании. Это значит, когда ты не можешь иметь что-то свое, — отвечает она язвительно.

— Боже, просто не дразни меня едой, — вздыхает Айви, погружая оставшуюся половинку печенья в кружку. Секунды на три в комнате повисает тишина, затем Наташа снова заговаривает.

— Как там снежный вихрь?

— Прошлой ночью шел снег? — спрашивает Айви, поднимая глаза от своего напитка, ее взгляд скользит к окну и обратно. Ни я, ни Нэт не отвечаем. — Ради Бога, уже почти весна.

— Было, эм, хорошо, — отвечаю я, стараясь не улыбаться.

— Это было ласково и нежно или словно шторм?

— Серьезно? — невозмутимо спрашиваю я.

— Что? Я могла бы спросить, не было ли это большим отстоем.

Я качаю головой.


— Было хорошо, ладно? — мой голос обрывается на последнем слове.

— Сколько дюймов?

— А-а, Боже милостивый, — стонет Айви. — Прекратите. Я мучаюсь от похмелья, а не глухая! — она сутулится над своей кружкой, ворча что-то насчет хрупкого телосложения и попыток отдохнуть в комнате, заваленной трусами развратниц.

Так что, я отвечаю вполголоса.


— Высший балл по твоей шкале.

— Серьезно! — фыркает Айви, это восклицание, а не просьба о подтверждении.

— Прости, но все женщины в том баре трахали его глазами. Это было похоже на групповуху, так что, да, серьезно, — отвечает Нэт. — Я хочу узнать.

— Хватит, — ворчит Айви. — Я отправляюсь в кровать.

Мы все молчим, пока она нетвердой походкой покидает комнату. Хотя, как только дверь в спальню закрывается, Нэт сразу же возвращается к своим вопросам.

— Итак, это была ночь горячего и грубого секса? У него есть еще татуировки, кроме тех, что на руках? — она закидывает ноги на стул, скрестив их в нетерпении.

— Нет, не грубый. — Он был разным, но только не таким.

— Ох. Какая жалость, — говорит она, хмурясь. — Грубый секс иногда может быть... — я ожидаю, что она скажет что-нибудь бестактное, но она удивляет меня. — Морально очищающим.

— Нет, но он был хорош.

— Уверена, что так и было, — отвечает она, ее голос становится нормальным. — Ты встретишься с ним опять?

— Нет, думаю, он — турист. — Я делаю глоток из своей чашки, чтобы не дать себе что-нибудь добавить.

— Наверно, это разумно. Лучше не привязываться. — Я молча пожимаю плечами. — Но ты можешь вспоминать об этом перепихе, — говорит она, хихикая. — Это у тебя никто не отнимет.


Глава шестнадцатая.


Фин.

— Солнышко.

Позже, воскресным вечером звонит Сорайя.

— Райя, как дела?

— Великолепно, дорогая, провела последние два дня с мамой в Тегеране. — Ее тон выдает то, что скрывают слова. Она родилась в Сингапуре, росла в Дубае и является единственным ребенком очень состоятельной иранской женщины, которая, в свою очередь, является вдовой очень состоятельного иранца. Я полагаю, они обе считают, что им очень повезло в этом плане.

— Сколько женихов на этот раз она представила? — ко всему прочему, мать Райи отчаянно желает иметь внуков, чтобы баловать их.

— На этот раз ни одного, особенно после моего последнего визита. Я сказала ей, что, если она продолжит играть в эти игры, я вообще больше не приеду.

Я смеюсь, представляя выражение на лице ее мамы, хотя про себя понимаю, что она найдет другой способ. Мать Райи в поисках мужа для своей дочери похожа на собаку с костью.

— Наоборот, большую часть моего визита она провела в кровати, прикидываясь умирающей и сетуя на то, что умрет раньше, чем я подарю ей внуков.

— О, Боже. Страшно даже подумать, что она придумает в следующий раз. Может, тебе стоит сказать ей, что ты лесбиянка.

С протяжным вздохом, она говорит мне, что уже сделала это.


— Она сказала, что в нашем родном языке нет слова для женщины, которая желает другую женщину, на что я ответила ей, что это не остановило амме Бахар. Мою тетю.

— Ой-ой-ой! Невольное изгнание?

— Вовсе нет. Семья предпочитает игнорировать. Ну ладно, попытка — не пытка, — говорит она, вздыхая. — Говоря о неприятном, насколько близка ты вчера была к применению насилия?

— Айви сказала тебе.

— По электронной почте. — Повисает неловкое молчание, во время которого мы обе подтверждаем про себя их совместное решение этой проблемы. — Мне жаль, что я не смогла лично тебе об этом рассказать, как надеялась.

— Мне не нравится, что вы обе так долго скрывали это от меня. — Я чувствую, как мои плечи приподнимаются от зарождающегося гнева. Я чувствую его. Он словно разгорающееся пламя.

— А легко ли рассказать тому, кого любишь, что ее муж, которому она посвятила несколько лет, и ее гребанного мизинца не стоит?

Сорая редко ругается; в данном случае это обоснованно.

— Это было подтверждение, — тихо говорю я. Мне очень не нравится признавать это, но пора посмотреть правде в глаза. Я не обращала внимание на знаки и мне некого винить в этом, кроме себя. — Все же, я не могу притворяться, что мне нравится, что вы обе скрывали это от меня.

— Поставь себя на мое место. Когда я нашла эти...эту мерзость, моим первым порывом было рассказать тебе. Ты ведь мой друг, прежде всего, а друзья заслуживают честности. Но ты чувствовала себя не очень хорошо, поэтому мне пришлось довериться Айви.

Я откидываю голову назад, на спинку дивана. Неужели я была такой недотепой? Прежде чем эта мысль становится более отчетливой, я уже знаю ответ.

— Я покончила с этим.

В трубке раздается мелодичный смех Сорайи.


— Фурия в аду ничто в сравнении с брошенной женщиной.

— Честно говоря, я, наверное, больше чувствую безразличие, чем ярость.

— Пока мы говорим о честности, должна тебе сказать, что одно низкопробное телешоу связалось с офисом.

— Телешоу? — сердце начинает бешено колотиться.

— Не волнуйся...они просто разнюхивали. Боюсь, это неизбежно. Мне сказали, что несколько богатых семей Восточной Азии, связавшись с Маркусом, обеднели на несколько миллионов. И шейх Ахмед среди них, конечно же. Думаю, выстроилась бы большая очередь, чтобы понаблюдать за кончиной Маркуса, если бы он уже не умер.

Это не новость. Не совсем. Она много раз намекала об этом раньше, хотя подтверждение вызывает неприятные ощущения. Именно поэтому меня чуть не арестовали; Маркус сделал меня партнером в своем бизнесе, даже не сказав мне, затем подделал мою подпись в нескольких мошеннических сделках. Только благодаря Сорайе, которая приняла незамедлительные меры, я смогла покинуть страну на самолете ее семьи.

— Я была бы в первом ряду, — прошептала я. — Боюсь даже представить, что было бы, если бы ты не вытащила меня.

— Тебе пришлось бы провести пару дней в очень душной тюремной камере, дорогая. И все. Твою невиновность было бы легко доказать.

Несмотря на это, я сбежала.

— К сожалению, подобные новости привлекают хищников.

— Как думаешь, что они ищут, эти журналисты?

— Пикантных подробностей, полагаю. Козла отпущения.

— То есть меня? — внезапно мне становится плохо. Страшно.

— Не переживай, дорогая. Все уляжется. Ты не виновата.

— Тогда почему я чувствую себя такой виноватой? — по-прежнему. Во многих отношениях.

— Вина в твоих генах, Фин. Выбрось это из головы. Ты вышла замуж за богатого человека. Ты считала, что он заработал свое состояние честным путем. Жил достойно. Не твоя вина, что ничто из этого не было правдой. Боже, я такая злая, что этот трус покончил собой! — ее последние слова звучат, словно она произнесла их сквозь зубы, за которыми последовал звук, похожий на рычание.

— Пожалуйста, не плюй на пол из итальянского известняка.

— А что? Разве я плачу тебе за уборку?

— Я все еще могу этим закончить, — говорю я, саркастически усмехнувшись.

— Юмористка, как всегда.

— Я не смеюсь, — отвечаю я, даже если и так. — Не могу понять, почему эти журналисты ищут меня, потому что, говоря серьезно, деньги заканчиваются.

— У меня есть твои драгоценности, — добавляет она. — Я могу их тебе отправить.

— Нет.

Мы уже обсуждали это. Я не знала, что нашему водителю, садовнику, горничной и повару не платили зарплату уже полгода.

— Сделай, как я прошу. Пожалуйста.

Заплатить то, что им причитается, и вознаграждения тоже. Урегулировать вопрос с визовыми штрафами в суде по трудовым вопросам. Организовать им перелет обратно домой в Непал и Филиппины, если они этого хотят. Обо всем этом я и понятия не имела. Что они, должно быть думали, наблюдая, как я бесцельно таскалась из дома и обратно с дизайнерскими сумками, забиралась в свой Porsche в то время, как они работали без оплаты? Мне не нужно ничего из этого — ничего. "Прелести" моей прошлой жизни отдают душком.

— У меня есть человек, который решает проблему с их штрафами, — устало говорит она.

— Это тоже будет стоить денег.

— Я уже плачу ему зарплату, и это не твоя забота.

— Как скажешь, — любезно отвечаю я. — Я ценю твою помощь. — Опять. По-прежнему. Всегда.

— Нет. Достаточно. Я больше не буду об этом говорить.

— Спасибо тебе. За всё.

— Хватит. Ты — моя подруга, и сейчас я хочу поговорить о других вещах.

— Более интересных? Здорово. Как Эдуард?

— По-прежнему ненасытен, — отвечает она страстным голосом. — Я никогда не встречала мужчину, который держался бы так долго.