Внешне отец не обнаруживал сильных признаков волнения. Внимательно слушая, он расхаживал по комнате – по-прежнему высокий, сильный и уверенный в себе. Его, казалось, ничто не могло сокрушить; со времени нашего последнего свидания в Вене он нисколько не изменился. Сейчас он был без камзола, в шелковой рубашке, голубом пикейном жилете, светлых штанах и высоких охотничьих сапогах. Словом, ничто в его облике не выдавало предводителя роялистских мятежников. Таким же он был в Версале. Он и вел себя по-прежнему – без сентиментальности, без надрыва и крайнего волнения, которое могла вызвать наша встреча. Правда, когда он снял парик, я увидела, что его волосы, раньше белокурые, как и у меня, стали совсем серебряными.

– Вот и все, – сказала я. – Таким образом я здесь оказалась. Отныне господин де Лескюр – мой самый близкий друг.

– И мой тоже.

Он присел к столу, порывисто взял мои руки в свои.

– Знаете ли вы, что еще в сентябре прошлого года я вас похоронил? Что в Вене в соборе Сан-Стефано уже дважды служились по вас заупокойные мессы?

Я смотрела на него изумленно.

– Ну да, я понимаю, что от меня не было никаких известий, но все же…, зачем же мессы?

– А я вам сейчас расскажу.

Он произнес это так многозначительно, что я насторожилась.

– Слушайте, Сюзанна, вам это будет любопытно. Газеты в Вене сразу сообщили о кровавых сентябрьских убийствах 1792 года. Писали, что в Париже перебиты все аристократы, а ведь я знал, что вы в Париже! По-моему, незачем объяснять, что я тогда чувствовал. Никто не мог мне дать точных сведений о вашей судьбе, даже те новые эмигранты, что прибывали в Австрию. И тогда мне стало известно, что в Амстердам с какой-то миссией приезжает адмирал Франсуа де Колонн. Это было в начале октября прошлого года.

– И что же?

– А то, что я имел все основания полагать, что ему, как вашему бывшему мужу, кое-что известно о вас, и я, смирив свою аристократическую гордость, отправился из Вены в Амстердам, разыскал там адмирала и принялся расспрашивать о вас. Он взглянул на меня весьма недружелюбно и сказал. Знаете, что он сказал? Что вы убиты в первый же день избиений, убиты в тюрьме Ла Форс, что он сам видел, как вас убивали!

С криком ярости я вскочила на ноги, кулаки сжались. Если бы в этот миг передо мной оказался Франсуа, я бы, наверное, сама убила его.

– Надо же, какая подлость! – воскликнула я вне себя.

– Да, кто бы мог подумать, – произнес отец.

– Разве можно было ожидать подлости от герцога де Кабри? Или от Шаретта? Ну, что касается этого мерзавца, то он еще заплатит мне за свои происки!

Выпитое вино бросилось мне в голову, я насилу смогла успокоиться.

– Да, от адмирала многого можно было ожидать, но такого! Или он всерьез считает всех, кто изменил его Революции, погибшими?

– Это все к счастью, Сюзанна. Кого при жизни дважды отпевали в церкви, тот может уже ничего не бояться. Вы будете жить долго, моя дорогая.

– Но все-таки, все-таки. Неужели я была женой этого человека?

– Теперь вы можете забыть об этом.

– Почему?

Он наклонился ко мне и произнес приглушенным голосом:

– Теперь вы среди аристократов, а они, да будет вам известно, не знают о том, что вы во второй раз были замужем. Я молчал об этом, даже когда меня пытались расспрашивать. В Австрии, в Турине, в Англии – везде, где находятся французские эмигранты, вы пользуетесь незапятнанной репутацией, вас считают вдовой принца д'Энена, а это, поверьте, весьма почетно.

– О да, теперь я отдаю должное вашей предусмотрительности, – весело сказала я.

– Только зачем все это? Во время Революции не имеет значения, была ли я замужем или нет. В любом случае меня ждет гильотина.

– Я переправлю вас за границу.

– За границу?

Я пораженно смотрела на отца. Неужели он не понял? Я разыскивала его вовсе не для того, чтобы нынче же утром убежать в Англию.

– Отец, я, разумеется, очень хочу оказаться в безопасности, но сейчас об этом не может быть и речи.

– Позвольте же узнать почему? – нахмурившись, спросил он, – это снова ваше итальянское упрямство?

– Нет. Это снова мой сын. Мой Жанно, который нынче находится в Сент-Элуа и ради которого я и предприняла это путешествие.

Странное впечатление произвели эти мои слова. Принц не рассердился, не выказал даже раздражения. Он посмотрел на меня задумчиво и очень внимательно.

– Ах, этот мальчик…

Я вся внутренне напряглась. Мы коснулись вопроса, который всегда будил во мне враждебность к отцу. Ведь это он пытался забрать у меня сына. Всякий раз, когда я вспоминала об этом, то невольно чувствовала гнев.

– Я никогда не видел его. Только раз, когда он был в пеленках, во время того прискорбного случая на Мартинике.

Ах, он называет это прискорбным случаем! Я сдерживалась, но глаза мои метали молнии.

– Вы, кажется, назвали его Жанно. Да?

– Да.

– Сколько ему сейчас?

– Без двух месяцев шесть.

– Гм…

Он что-то задумал, это точно. Я насторожилась.

– Отец, вы поможете мне добраться до Сент-Элуа? – резко спросила я.

– Сегодня в шесть утра я отплываю в Англию и вернусь только через неделю.

– Да, но… вы можете взять меня на корабль и высадить, например, в Лорьяне, это же по пути в Англию!

– Я не стану заходить в Лорьян, как не стану делать ничего такого, что поставило бы под сомнение успех моей очень важной миссии.

– Значит, вы отказываетесь помочь мне? Вы поступаете так же, как Шаретт!

– Нет, – задумчиво сказал он, – я помогу вам, но сделаю это иначе, чем вы предлагаете.

– Как?

– Я отправлюсь вместе с вами в Сент-Элуа, когда вернусь из Англии. В конце концов, я имею право увидеть… гм, своего внука. И свое родовое имение, где не был пять лет.

У него была, без сомнения, какая-то тайная мысль. И откуда взялось это неожиданное желание видеть своего внука? Он никогда не называл его так. Более того, даже когда мы жили в Париже, а Жанно обитал на перекрестке улиц Кок-Эрон и Платриер, когда Революция еще не началась, отец не изъявлял желания даже издали посмотреть на него.

– Вы обещаете мне? – спросила я тревожно.

– Клянусь честью рода де Тальмонов, Сюзанна.

Он поднялся, надел перевязь, прицепил шпагу и, наклонившись, взял со стула свой синий дорожный камзол.

– Мне пора. За окнами уже светает.

Он обнял меня и поцеловал – очень сдержанно, по своему обыкновению.

– Будьте уверены, моя дорогая, здесь, у мэтра Моно, вы в полной безопасности.

– Но будете ли в безопасности вы по дороге в Англию? – спросила я с волнением.

– Меня повезет голландский бриг, и в кармане у меня документы на имя чиновника французского посольства в Амстердаме. Здешние провинциальные власти никогда не смогут распознать фальшивку.

– Вы едете за оружием? – проговорила я.

– Да. За большой партией ружей, сабель, пуль и пороха. Но вам лучше не думать об этом, моя дорогая.

Он еще раз поцеловал меня и, резко повернувшись на каблуках, вышел. Я услышала его твердые шаги на лестнице.

Спустя несколько минут в дверь постучал хозяин гостиницы.

– Желаете ли вы чего-нибудь, мадам д'Энен?

Он уже, по-видимому, все знал обо мне, ибо называл меня именем Эмманюэля.

– Да, мэтр Моно. Горячую ванну, чистое платье и постель.

Сказав это, я вслед за Моно спустилась вниз, где лежал раненый Брике, чтобы проверить, хорошо ли его устроили и достаточно ли за ним ухаживают.

3

Мьетта хотела помочь мне причесаться, но я отказалась от ее услуг. В самом деле, чтобы просто уложить на голове локоны, я уже не нуждалась в помощи. После ванны волосы у меня были чистые, блестящие и шелковистые. Впервые за долгое время я разглядывала себя в большом зеркале. От долгого пребывания на воздухе кожа приобрела медовый оттенок, четче проступила тонкая лепка скул, черные глаза стали ярче, волосы выгорели и сделались пронзительно-белокурыми. Я слегка прикрыла их белой кружевной наколкой – такой же, как и отделка на моем новом платье из тафты абрикосового оттенка. Я чувствовала себя отдохнувшей и почти счастливой.

– Ты хочешь уйти или остаться у меня? – спросила я у Мьетты.

– Хочу остаться.

Я не ожидала такого ответа. Удивленная, я взглянула на нее.

– Но ты же будешь скучать. Ты привыкла к приключениям, к войне, к вольному ветру, наконец.

– Это все потому, что жизнь была плоха. Разве я не достойна лучшего? У себя в деревне я прислуживала в трактире знатным дамам. Правда, это было еще при короле.

– Но мне не нужны твои услуги. Последние два года я жила так, что научилась делать все сама – одеваться, мыть полы, стирать белье, плести кружева…

– Но у вас же есть дети. Правда?

– Да, и ты сможешь присматривать за ними?

– Конечно.

Она подумала о чем-то и сказала, блеснув серыми глазами.

– Ведь вы уедете в Англию, мадам. А я давно мечтала побывать в Англии.

Мьетта приоткрыла дверь и уже на пороге добавила:

– А еще вы обещали мне изумрудное ожерелье, не забывайте.

Я задумчиво посмотрела ей вслед. Особого доверия Мьетта у меня не вызывала. Изумрудное ожерелье. Да у меня самой пока нет ни одного украшения. И все же обещание, данное Мьетте, надо как-то сдержать. Может быть, попросить отца, когда он вернется из Англии?

Стоит ли допускать Мьетту к моим детям? У меня уже был горький опыт, связанный с Валери де ла Вен. Но вполне возможно, что мне понадобится чья-то помощь, ведь детей – трое. А Маргарита уже стара – по моим подсчетам, ей вот-вот исполнится шестьдесят. К тому же Мьетта за все то время, что я ее знаю, оставалась искренней роялисткой и так же, как и я, ненавидела Революцию.

Я выглянула в окно, заметила во дворе маркиза де Лескюра и быстро подняла раму:

– Луи-Мари, добрый вечер!