– Откуда ты, Сюзанна? Как ты оказалась среди нас?

– А ты?

– Я? Со мной дело просто. Я пришла к повстанцам вместе с Бенжаменом. Но его в первом же бою убили. Я решила не возвращаться домой. Мало ли что можно заработать. Я здесь вроде маркитантки. После боев мне многое перепадает. Правда, спать приходится с кем попало.

Она говорила о грустных вещах, но ее голос не выражал огорчения. Я погладила ее по черным волосам.

– Ты красивая, Мьетта. Зачем тебе эта грязь?

Она резко повернулась ко мне, ее узкие шальные глаза блеснули, как лезвия кинжалов:

– А тебе зачем? Ну, зачем?

Я молчала, поразившись ее горячности. В этой девушке чувствовалась пылкая вандейская кровь – чувствовалась, несмотря на нежную наружность, прозрачные серые глаза и слабый рот.

– Прости, я не хотела читать тебе проповеди.

Мьетта смягчилась, шаловливо сжала мою руку в своей.

– Ну а что ты ищешь в этих лесах? Счастья? Возлюбленного?

Я покачала головой. Это был сложный вопрос. В памяти всплыли события последних десяти дней. Непрерывные бои с синими, когда пули свистят над головой и холодеет под ложечкой. Неделю назад у меня убили лошадь. Вся жизнь проходила в бесконечных блужданиях среди лесов, болот и солончаков Вандеи. Петли из мыз и замков, ферм и засад. Ночевать приходилось в лесных пещерах или узких круглых колодцах, под завалами из камней и сучьев, разделяющихся на рукава и лабиринты, – все эти убежища испокон веков скрывали мятежников. Теперь, когда стало совсем тепло, лезть под землю не хотелось. Небо полностью заменяло мне крышу, а мох – постель. Вот если бы не эти бои. Мне вспомнилось сражение за Шантенэ, закончившееся всего три дня назад. Я, как всегда, пыталась пробраться поближе к Шаретту, но путь мне преградил республиканец. Никогда не забыть ужаса, охватившего меня в то мгновение, когда солдат взмахнул саблей, и холодное лезвие, казалось, уже коснулось моей шеи. Раздался выстрел, республиканец упал замертво. Я в кутерьме так и не поняла, кто спас мне жизнь.

– Что я ищу?

– Скажи мне. Может быть, я помогу тебе.

– Сомневаюсь… Мне нужен граф де Шаретт. Наш Шаретт, в лагере которого мы находимся, за которым ты да я таскаемся день и ночь. Но разве этого человека можно поймать? Он всегда ускользает именно в тот миг, когда я оказываюсь поблизости. Временами мне кажется, что я хочу встретиться с призраком.

Мьетта беззвучно рассмеялась, вытягиваясь на земле. Вечер был солнечный, в потоках света, лившегося сквозь деревья, плавали золотые облака пыли и паутинок. Шлепали в тростнике цапли. На болоте расцвели лилии, испускающие запах воска и меда.

– Ты смеешься?

– Да, знаешь ли, подруга, нужно иметь смелость, чтобы гоняться за Шареттом.

– Он – мой единственный выход.

– Послушай, Сюзанна, я не хочу ни о чем тебя расспрашивать. Мне ясно, что ты что-то скрываешь, ну и скрывай на здоровье. Словом, я была права.

– В чем?

– В том, что ты метишь на Шаретта и по этой причине отказываешься от забав с солдатами.

– Ты просто дура, Мьетта.

Она не рассердилась, порывисто поднялась; встала на колени и пристально посмотрела мне в лицо.

– Вот что, моя дорогая! Что ты дашь мне взамен, если я научу тебя, как застать Шаретта в то время, когда он совершенно свободен?

Я недоверчиво посмотрела на нее.

– Ты – научишь?

– Да, и очень легко. Я даже сама проведу тебя к нему. Я знаю, где он сейчас находится.

– Откуда?

– Прошлую ночь я провела с его денщиком.

– Если ты поможешь, я отдам тебе все что угодно, но ты же знаешь, Мьетта, что у меня ничего нет.

Она расхохоталась.

– О, я не сомневаюсь, что, после того как Шаретт увидит тебя, ты не будешь испытывать недостатка в красивых вещах.

– Ты что, думаешь, я буду жить с ним?

– Ну, конечно!

– У меня и в мыслях такого нет. Я не собираюсь задерживаться здесь надолго и становиться его любовницей.

– Может быть, твои мысли и чисты, – весело заметила Мьетта. – Но его-то мысли чересчур греховны.

– К чему я ему? В отряде много девушек.

Я не говорила Мьетте, что являюсь аристократкой и стремлюсь как можно скорее добраться до Сент-Элуа, к сыну. Вполне понятно то, что она считает меня искательницей приключений. Но я и в мыслях не допускала, что аристократ Шаретт посмеет требовать чего-то такого от аристократки, да еще дочери принца де Тальмона. Я была уверена, что стоит мне только поговорить с ним.

– Девушек-то много. Но ты особенная. У тебя белые руки и нежная кожа. У тебя золотые волосы, как у лесной феи. И разговариваешь ты порой так, словно бывала в салонах.

Мьетта была щедра на похвалы, несмотря на то, что сама была женщиной.

– Шаретт очень хорош как мужчина, уж поверь. Я много слышала о нем рассказов. Только за время мятежа он переспал по меньшей мере с десятью девушками. Но я ни одной из них не завидую…

– Ах, оставь, пожалуйста! – сказала я в сердцах.

– У тебя только одно в голове. Если ты и вправду знаешь, где Шаретт, проводи меня к нему.

– Он на Овсяной опушке, в доме Святителя Мартена. Я знаю.

Она вскочила на ноги с легкостью лани, живо отряхнула бумазейную юбку, туже затянула платок, которым были повязаны волосы.

– Пойдем. Так и быть, я проведу тебя.

Путь пролегал через топкое озеро, и, переходя от островка к островку, мы по щиколотку тонули в воде. На темно-зеленой глади озера отражались силуэты буков и ясеней. На мелководье кишели проснувшиеся с весной моллюски, личинки и рачки. Из глубины тусклых омутов, которые Мьетта умело обходила, поднималось таинственное свечение. Уже дрожали крыльями в воздухе стрекозы. Вечерняя дымка окутывала болота, деревья погружались в сиренево-розовую пелену заката.

– Ты выбрала себе трудный путь, милочка, – болтала Мьетта, с легкостью перескакивая с камня на камень, с кочки на кочку.

– И неблагодарный. От Шаретта трудно дождаться любезности. Он хороший любовник, но ведет себя с женщинами как свинья. На первом месте у него война, а не мы.

– Мне это безразлично.

– Раз уж ты идешь к нему, стало быть, не безразлично. Я потому и рассказываю тебе это. Хотя, конечно, пусть Шаретт и свинья, но он все-таки Шаретт, а не простой вандеец. В этом отношении ты все верно рассчитала.

– Я ничего не рассчитывала.

– Ладно, скромница, притворяйся, если тебе это так нравится. Да только меня не обманешь. И потом, я бы не советовала тебе уж очень надеяться на успех. Конечно, ты Шаретту понравишься. Но ненадолго. Он стыдится нас, простых женщин. Ему подавай аристократок, всяких там герцогинь и маркиз. А с нами он не живет больше недели.

Мы подошли к Овсяной опушке, и Мьетта указывала рукой на небольшой деревянный домик, прислонившийся к поросшей мхом скале. Из расщелины бил веселый родник, рассыпая по земле брызги.

– Вот это и есть его логово. Ступай! Там он всегда один. Его денщик сегодня ночью отправится ко мне. А Святитель Мартен наверняка спит на чердаке. Его пушкой не разбудишь. У тебя вдоволь времени поговорить с Шареттом. Обещай только не говорить, кто тебя привел сюда! Он и так будет недоволен, что нарушили его одиночество… Но ты быстро его успокоишь, не так ли? – Мьетта прыснула в рукав и насмешливо добавила: – Я думаю, раньше завтрашнего утра тебя ждать не приходится?

Я рассерженно покачала головой, и Мьетта поспешно зажала себе рот рукой, словно обещая молчать. А потом, посмеиваясь, круто повернулась и снова запрыгала по кочкам – теперь уже назад, в лагерь.

Некоторое время я стояла в нерешительности, размышляя, уж не последовать ли мне за Мьеттой. Как я ни пыталась не обращать внимания на ее болтовню, подобные рассказы не могли не смущать меня хотя бы чуть-чуть. Вспоминался и Гектор де Вабекур, твердивший о том, что Шаретт – сам дьявол.

Впрочем, по какой причине я робею? Разве у меня есть другой выход?

2

Я приоткрыла дверь так тихо, что ни одна петля не заскрипела, и осторожно переступила порог. В косые маленькие сени пробивался свет из комнаты. С гвоздей свешивались связки чеснока и красного перца. В углу стаяла кадушка с засоленной рыбой, и воздух пропитался рыбным запахом. Словом, внешне здесь все было так, как в обычном домике лесника. И тем страннее было сознавать, что в этой избушке живет не кто иной, как грозный Святитель Мартен, принимающий у себя еще более грозного графа де Шаретта де ла Контри.

Я заглянула в комнату, прошлась по земляному полу, все больше убеждаясь, что в доме никого нет. По крайней мере, я не видела ни Мартена, ни Шаретта и ничего не слышала. А между тем вся обстановка подсказывала, что совсем недавно здесь кто-то был. На столе оплывала толстая тростниковая свеча, пропитанная маслом, и стояла глиняная кружка. По запаху можно было определить, что пили пиво.

Легкий шорох послышался сзади, словно кто-то бесшумно откуда-то спрыгнул. Я попыталась обернуться, но не успела: мощная грубая рука обхватила меня сзади, сдавила горло, и я почувствовала, как кожу под подбородком больно кольнуло острие кинжала.

От испуга и неожиданности я не смогла даже вскрикнуть, а кинжал, грозивший в одно мгновение перерезать мне горло, заставлял меня быть благоразумной и не шевелиться. Я чувствовала, как левая рука незнакомца молниеносно пошла вокруг моей талии и легко выдернула у меня из-за пояса пистолет, затем быстро ощупала одежду и, достигнув груди, замерла. Он понял, что я женщина.

С невероятной силой незнакомец отшвырнул меня от себя, и я так грохнулась головой о стену, что у меня потемнело в глазах. Шляпа слетела на пол, волосы рассыпались по плечам белокурой волной. Я не успела опомниться, как получила две оглушительные пощечины и услыхала вопрос:

– Кто тебя подослал? Кателино? Ах ты жалкая шлюха!

Это было слишком для меня. Дыхание у меня перехватило, я не могла произнести ни слова. Незнакомец оперся рукой о стену, его лицо наклонилось ко мне – смуглое, нервное, искаженное подозрительной гримасой. Глаза у него были широко расставленные, большие и такие бархатно-черные, что это заставляло задуматься о его восточном происхождении или о примеси крови мавров. Длинный нос с развитыми нервными ноздрями совершенно не гармонировал со ртом, почти женским. Толстые чувственные губы, пожалуй, были самыми притягательными в этом лице. Да еще ресницы – такие длинные, что бросали тень на щеки.