– Нет! Я хочу тебе рубашку сшить! – топнула ножкой Люба.

– Ой, Петенька, не соглашайтесь, – тут же встряла Галка. – Люба у нас человек хороший, но такая криворукая! Ничего толком сшить…

– Галка! Пешком домой-то пойдешь! – рявкнула Люба. – Петенька, давай сначала фланельки купим, а потом водочки, а?

– Да чего-то… фланелька… как детям на пеленки… – поморщился Петенька. – Если уж сильно хочешь… вон ведь, висят готовые рубашки, а то вдруг ты и в самом деле криворукая, как потом носить-то… это произведение?

– Криворукая, правду вам говорю, – не успокаивалась Галка.

– Цыть, Галка! – рявкнула Люба и обернулась к Петру: – Хорошо, давай возьмем готовую… Только я люблю, чтобы в клетку!

Найти такую рубашку было несложно, выбрали цвет, размер и наконец отправились за водкой.

– Обмывать будем? – играла глазками Галка.

– Да, Галочка, – улыбнулась Люба. – Сегодня я все к бутылочке-то приготовлю и крикну тебя.

– А я могу рыбку пожарить, – мгновенно настроилась на праздничную волну Галка. – И еще у меня холодец есть. Вчерашний, правда, ну так а чего ему сделается-то.

– Конечно, – согласилась Люба и кивнула Петру: – Петя, мы все взяли, поехали домой… Да, Галку придется здесь оставить, ей еще к жениху, а нам ждать некогда.

– Да и неважно, – вытаращила глаза та. – И вообще, какого ты тут жениха еще мне приплетаешь? Может быть, у тебя и есть кто в райцентре, а я так отсюда ни с кем не знакомлюсь! Петя, довезите меня, пожалуйста, до дома… А вашу эту Любу можете здесь оставить, если ей хочется.

У Любы от такой наглости даже слов для достойного ответа не нашлось. Ну ничего, она потом найдет! Она потом такие слова найдет!..

– Так мы едем или нет? – уже вовсю торопил Петр Сигизмундович. Бутылка в Любином пакете не давала ему покоя.

Обратно ехали молча. Галка поняла, что ее тактика может ей же навредить, надо было действовать тонко и не так напористо. Люба вообще ни с кем не хотела говорить. Нет, она вообще-то ждала, что Петр начнет сам приставать к ней с разговорами, но тот упрямо смотрел на дорогу. Сам же Петр был в весьма затруднительном положении. Он явно видел, как соседка с ним флиртовала, однако следовало побольше узнать об этой барышне – вдруг у нее семеро по лавкам? Но и отталкивать женщину Петр не хотел: кому ж не нравится, когда на него пялятся такими восторженными глазами! Самым правильным решением сейчас было смотреть на дорогу и стараться сохранять нейтралитет.

Возле знакомых ворот машина остановилась.

– Все, – обернулась к подруге Люба. – Выгружайся, приехали.

– Люб… а ты говорила, что меня того… пригласишь… рубашку обмывать, а? – робко напомнила Галка.

– Я как все приготовлю, так сама за тобой и забегу, или нет… я Петра отправлю, ничего?

– Ой, Люб… Да, конечно же, ничего, – зарделась Галка. – Ну так я… ждать буду, ага?

– Конечно, – кивнула Люба. – Иди давай, грей свой холодец с рыбой.

Соседка убежала, а Люба с Петром зашли в дом.

– Вот как хорошо, что я еще вчера все приготовила, да, Петя? – сразу же отправилась на кухню Люба. – И готовить ничего не надо, подогреть только… Петя, помоги мне кастрюлю достать… газ зажги…

Уже через полчаса они сидели за столом. Петр разливал водочку, а Люба подкладывала на его тарелку кусочки повкуснее.

– А чего, эту-то звать не будем? Соседку? – на всякий случай поинтересовался Петр.

– Будем, как же не позвать, – даже обиделась Люба. – Только чуть позже. Понимаешь, она ж… мимо стопки пройти не может. Пьет больше мужика. Вот ты одну стопку опрокинешь, а она три уже замахнет. А приходит, я тебе скажу, всегда без своей бутылки. Вот я и подумала, сначала уж ты выпей, а потом, когда половина бутылки останется, тогда и ее можно звать… Или ты поделиться хотел?

– Да чего здесь делить-то? – показал на бутылку Петр Сигизмундович. – Зря мы одну взяли.

Водочка свое дело сделала – уже через час из кухни доносился храп. Люба убрала со стола, потом, взвалив себе на плечи Петра, дотащила его до кровати, а затем принялась доставать обновки. Сегодня она умудрилась взять не только рубашку своему мужчине, но и себе красивое нижнее белье. Вот никогда не брала, а тут чего-то… Но сначала она достала все же рубашку.

– Ох, гляди-ка, пуговица на ниточке держится… Вот ведь сразу Галку вспомнит, скажет, что я криворукая – нормальную рубашку купить не смогла… А мы сейчас эту пуговку аккуратненько пришьем…

Люба нашла нитки, но вот иголку отыскать не смогла.

– Ну и ладно, сбегаю по соседям, – решила она и хмыкнула. – Заодно похвастаюсь, пусть не думают, что я на их Мишеньке помешана… Эх, Мишенька… А ведь как все хорошо-то было, пока эта твоя мегера не заявилась… Хотя… Уж больно ты стар, Мишенька, а вот Петя…


Мария Адамовна и Валентина Георгиевна прятались в сарае. Им совсем не надо было, чтобы их заметили, да женщин особенно никто и не искал: Элеонора Юрьевна весь день с упоением доказывала мужу, что она способна прожить в деревне, то есть пласталась на грядках, поэтому сейчас в полуобморочном состоянии полулежала в кресле, сам же Михаил Иванович и его сын восседали на кухне и выясняли вопрос, что лучше – водка или самогонка? Вопрос оказался весьма заковыристым и решался только сравнением. Так что никому и в голову не приходило поинтересоваться, куда же пропали женщины. А те старались не привлекать к себе внимания, потому что дело у них было сугубо секретное и непростое: Мария Адамовна творила мышь. Куски от старенького норкового воротника, бесславно искромсанные, валялись по всему сараю, и теперь требовалось приложить все усилия, чтобы не испортить последний.

– Ой-ёй, – взвизгнула Мария Адамовна, в очередной раз воткнув иголку себе в палец. – Черт! Какая рана-то!..

– Ты потише можешь? – не собиралась жалеть родственницу Валентина. – Сейчас Михаил Иваныч прибежит, он тебе на шее перевязку сделает! Чтоб не мучилась!

– Да ты посмотри! Кровищи-то сколько! – куксилась Мария Адамовна. – И еще мышь эта… никак не получается!

Валентина внимательно посмотрела на плод почти часового труда и пожала плечами.

– Зато получилась изумительная крыса, это еще лучше.

– Почему же крыса-то? – обиделась Мария Адамовна. – На ней написано, что ли? Может быть, у меня просто откормленная или многодетная мышь.

– Ого! Смотри, кого к нам несет, – вдруг кивнула Валентина на ворота. – Бросай свой пошивочный цех, пойдем драму смотреть!

Во двор к Коровиным важно вплывала Люба Индюшкина.

– Может, нам и не драму покажут, а комедию? – фыркнула Мария Адамовна и отправилась вслед за Валентиной встречать гостью.

Когда они прибежали, Люба уже вежливо здоровалась с мужчинами, Элеонора Юрьевна не нашла в себе сил выйти.

– Здрасстье вам, – смущенно улыбалась гостья. – Вы уж простите, что я беспокою, но тут такое дело… У вас иголки не найдется?

Никто сразу и не понял, отчего Михаил Иванович так побледнел, вытаращил глаза и резко подскочил со стула.

– Какие еще иголки?! – закричал старший Коровин. – Спрашивает она мне тут! Забирай свои иголки, куда ты их понатыкала, ведьма?! Ведь говорили мне, а я еще не верил!

– Мишень… Кхм… Михаил Иванович… – обиженно вытянулась Люба. – Я, между прочим, не так давно ваши носки дырявые штопала! А иголок у вас отродясь здесь не было! Вот я и принесла свою игольницу… Мухоморчик, подушечка такая, а в ней иголки воткнутые! Отдавайте! Я своему…

– Еще и мухоморчик! – воздел глаза к потолку Коровин. – А я-то думаю… Забирай свои мухоморы, ведьма, и уматывай, чтоб духу твоего здесь не было! Иголки она мне тут…

– Пап, я еще мышь в сарае нашла, она там погибла… вот точно тебе говорю – не по своей воле! – вклинилась Мария Адамовна. – Тоже колдовство какое-то, прошу заметить.

– Во-о-о-т, – со смехом протянула Люба. – Пра-а-авильно! Во всем только я виновата. Мышь в сарае сдохла! Гляньте, какая катастрофа!

– А я говорю… – начала было Мария Адамовна, но Михаил Иванович ее резко перебил:

– Маша! Да ты-то хоть помолчи со своей мышью! При чем тут мышь, когда… А ты чего стоишь скалишься? Иди домой и не приходи больше! Ведьма!

Люба выскочила из дома в расстроенных чувствах, а Михаил Иванович налил себе стопку самогонки и опрокинул, не дожидаясь сына, хоть тот и поторопился поддержать отца.

– Вот и правильно ты, папа, поступил. А то иголки всякие… да еще, я же говорю вам – мышь! Прямо такая! На крысу похожа! – никак не могла умолчать про свое творение Мария Адамовна. Да и что, в самом деле, зря она ее, что ли, полдня мастерила, все руки в кровь исколола?

Только Михаил Иванович ее трудов не оценил.

– Да ты-то хоть помолчи! С мышами она тут еще! У меня их полный дровяник! Я уж сколько раз хотел кошку завести… Тут дело серьезное, а она мне про мышей этих…

– Правда, Маша, ну чего ты с мышью своей прицепилась? – предательски дернула плечиком Валентина.

– Я чего прицепилась? – задохнулась от возмущения Мария Адамовна. – Так я ж ее… собственными руками…

– Маша-а… – зашипела ей в ухо Валентина. – Не мешай естественному ходу сценария. Все и без нас сложилось. Помолчи.

– Ах так… – прищурилась от обиды Мария Адамовна. – Ну и ладно! Если так, если вы тут и без меня справляетесь, тогда… я пойду отдыхать! Одна!.. Ваня! За мной! Будешь читать мне «Кошкин дом»!


Люба вынеслась из дома Коровиных страшно обиженная.

– Нет, ну это надо, а? Иголки мои зажали! Тоже еще – господа! А у самих даже иголочки своей нет! Ну ничего, я посмотрю, как вы без меня продержитесь! Сами еще за молоком прибежите! Сейчас к Галке загляну, у нее-то есть иголки…

Люба зашла к подруге без стука, как всегда и делала. Та сидела на диване и щелкала семечки ярко накрашенным ртом. Ничем другим она больше заниматься не могла, потому что на ней было выходное платье, на ногах – босоножки на высоком каблуке, а на голове топорщились мелкие кудряшки.

– Ты куда это собралась? – вытаращилась Люба.