«Любовь моя!» – прошептала Люба.

«Любовь, ты – слепа! – трагически предупредила коляска. – Давай быстрее слезать да убираться отсюда. Еще свалиться не хватало, детали переломать. – Внезапно коляску осенила другая, еще более кошмарная догадка. – Что обо мне люди подумают? – драматическим голосом произнесла она. – «Что это у вас с колесом?» – «Сломала, когда с джипа слезала». Ой, мама родная, стыд какой!»

«Это он! Он!» – не слушая коляску, прошептала Люба.

«Маньяк?» – нарочно ужаснулась коляска, делая вид, что не понимает, о чем говорит ее бедная девочка.

«Прекрати!» – пробормотала Люба.

«Девушка, у вас телефон есть?» – неожиданно спросил джип коляску.

«Какая я тебе девушка?» – возмущенно откликнулась коляска.

«Замужем, что ли?»

«Вдова», – отмахнулась коляска.

«Затрахала небось мужа до смерти?» – подмигнул джип.

Коляска задохнулась от возмущения.

«Любушка, рассуди ты сама логически: может джип полюбить инвалидную коляску? Не может. Значит – маньяк», – поделилась с девушкой коляска и в ужасе закатила глаза.

«Может, прокатимся?» – не отставал джип.

«Оставьте меня в покое», – высоким голосом потребовала коляска.

«Во дает! Сама залезла и сама: оставьте в покое! Сколько в час берешь?»

«Вы меня с кем-то спутали! Я – не такси, – испуганно гневалась коляска и голосила Любе: – Сама подумай: мы с тобой девушки простые, мы для них, джипов, тьфу – пыль под колесами. Изъездит он тебя, Люба, искалечит, и вся любовь».

«Куда уж меня больше калечить? – отрешенно прошептала Люба. – Я чувствую, он – очень хороший человек».

И встрепенулась, просияв.

– Рак! Значит, ваша стихия – вода?

– Рыба, – небрежно процедил Николай, которому очень хотелось похвастаться хоть перед кем-то. – Вода лет десять, еще при Юсифе-бакинце устаканилась. В воде давно полный порядок наведен: кто из какой водопроводной трубы берет, в какую тару разливает, лечебные свойства опять же утвердили, сертифицировали.

Фамилия Николая была Аджипов. Но в пейджерных сообщениях в лихие 90-е, а позже в эсэмэсках, он подписывался Джип, за что в среде коллег и оппоментов, в смысле оппонентов, за ним утвердилась кличка Коля Запорожец. Запорожец, как и его джип, был с Волги. Только джип – из Ульяновска, а Николай – с Жигулей. Родители Николая работали в Жигулях в санатории, мать – кладовщицей, а отец – шофером. Именно отцу Николай был обязан всем лучшим, что было в нем: любовью к порядку и добротой.

– Нет порядка! – сокрушался отец, поднимая на вилке кусок печени в сметане, давеча стоявшей в меню лечебного питания санатория. – Попробовала бы ты эту печенку при Сталине унести! Потому что порядок был!

– А я что говорю? – соглашалась мать. – А главные-то заворуины – кто?

– Начальство, известно кто, – с удовольствием крякал отец. – Где ты банку печенки семье, ребенку вон, унесла – все одно ее отдыхающие не доели, там начальство шиферу два грузовика спионерит. И путевой лист выпишут, все чин чинарем, вроде как и не ворованное, вези, Аджипов…

Отец возмущено бросил вилку:

– Да будет ли хоть порядок когда?!

– Откудова ему быть-то? Тут возьмешь от нужды одну простыню несчастную. А главврач пять одеял верблюжьих новых спишет в свой карман и хоть бы хны.

– Если не все, а понемножку, то это не воровство, а дележка, – с сарказмом осудил воровскую натуру главврача отец. Мать заколыхалась.

– Налить под печеночку-то? – участливо спросила она отца.

– Давай.

Он взял в руку холодную бутылку вина.

– Привез, значит, этого самого вина для буфета полмашины ящиков. Вез – не дышал, чтоб значит, не побить. Главврачу говорю: рассчитаться надо за безбойную доставку. А она мне: «Товарищ Аджипов, рассчитываются с вами два раза в месяц в кассе. Груз возить – ваша обязанность». Ах ты, думаю!.. Обязанность! Моя обязанность баранку крутить, а не ящики караулить. Вот дождусь, как к выездному партийно-хозяйственному активу коньяк КВВК нужно будет с базы везти, да и вспомню про обязанности. Боя у вас заложено две бутылки? Получай!

– Так и надо с ними! А то больно ты добрый.

– Может, хоть тогда порядок наведем, верно, Колюня?

Сегодня Николай мог с удовлетворением сказать, что в сфере воды порядка достичь удалось. Но вот с рыбой – бардак! Большие предстояли дела в этой сфере влияния. Взять хотя бы сельдь. Ведь кто во что горазд! Солят в гаражах, в сараях. Сертификаты чуть не пальцем рисуют. А потом беспланово, не имея понятия о маркетинге, везут свою сраную селедку в каждое встречное сельпо. С ценами из-за этого свистопляска. Ты если задумал сельдью заниматься, так приди, доложись по-человечески. Мы тебе сделаем сертификат – подлинник, чтоб все цивилизованно, за подписью. Санврач в Роспотребнадзоре тоже человек, тоже селедку ест, если к нему, как полагается, так и он с пониманием. Но сельдь – это так, к примеру. В Любин городок Николая вела забота о сушеной рыбке сущик.

– С сущиком у вас тут непорядок. Ценнейший продукт бессистемно разбазаривается, не наполняя налогами бюджеты всех уровней, – сообщил Николай.

И подумал про рейдерский захват пары местных рыбозаводиков. Впрочем, форму смены собственности предстояло решить на месте, по обстоятельствам.

Заслышав из уст Николая о бюджетах, коляска уважительно присмирела.

Это все вранье, что такие, как Коля Запорожец, спят и видят, как бы налогов платить ноль целых цент десятых. Николай, что ли, не понимает, что нужно содержать ментов, школы для ребятни, больницы для старух? Николай как раз-таки очень заинтересован в порядке, Николаю тоже джипы жгут! Николай умеет разделять и делегировать полномочия: зачем ему мелочиться с бабками, которые торгуют сигаретами, клюквой да газетами? Что с их клюквы возьмешь? Он лучше налоги отчислит, чтоб бабок менты стерегли, защищали сердешных от набегов неорганизованного хулиганья.

– Вы знаете, сколько у нас его! – обрадовалась Люба. – Иной весной столько в озере добывают, что высыпают из баркасов прямо на берег, и рыбаки по колено в серебре ходят. Сушить мест не хватает, так люди все крыши сущиком засыпают: сараи, дома, коровники. Представляете, если сверху на город посмотреть? Все крыши из серебра. Столько сущика!

– Ну? – повеселел Николай.

– Мама рассказывала, раньше они в клуб на танцы полные карманы сущика насыпали и вместо семечек ели. Бесплатное угощенье. Здорово?

– Чего здорового? – нахмурился Николай. – Бесплатное – начало беспорядка. Ничего не должно доставаться бесплатно.

«Вот мироед!» – толкнула Любу коляска.

– Иначе какой смысл корячиться?

Упоминание о бесплатном сущике огорчило Николая. А все потому, что какой-нибудь квотой на улов владеет рыбколхоз, а значит – никто. А без хозяина какой может быть порядок?

– Там чего – акционерное общество? – спросил Николай.

– Где?

– Баркасы, холодильники, коптильни – чьи? Акционировано предприятие?

– Да, – неуверенно ответила Люба. – Вроде. Ой, точно, вспомнила: акции трудовому коллективу принадлежат.

Вот страна немереная! Выкупаешь у работяг-алкашей предприятия, выкупаешь, и все ни конца ни края. Представляю, как эти акционеры дела ведут. Рыбу небось за копейку продают, лишь бы на бутылку хватило. А те алкаши, которые ее покупают, тоже работать не хотят: чего горбатиться, когда закуска почти даром в сельпо лежит? А всякие недобитки из партии власти еще орут, что цены на социальные продукты должны быть низкими. Ну, будет он, Николай, селедку бесплатно раздавать, так налог на добавленную стоимость какой в бюджет поступит? Так вред или польза от дешевых цен стране?

Николай быстро сделал мысленные прикидки по сущику. Если все акции у алкашей – дело сделано. Завтра зарегистрируется предприятие «Партнер» по скупке акций. Работяги хороших денег давно небось не видели…

– А средняя зарплата у добытчиков сущика насущного какая? – поинтересовался Николай.

«Семь тысяч рублей», – подсказала Любе коляска, имевшая беседу со складской тележкой.

– В сезон – нормально, а так – семь тысяч.

– Нет! – не поверил Николай.

Значит, работяги акции не просто продавать понесут, а ночами дежурить и у дверей будут стоять. Не забыть посетить местные СМИ, заверить, что контрольный пакет акций останется в управлении городом, это на случай, если коммуняки с плакатами приползут: «Не дадим распродать сущика!» Что еще? Сообщить главе самоуправления: с будущего года начнется выплата дивидендов по акциям – один рубль на каждую привилегированную. Это на тот случай, чтоб если кто и решил пока акции попридержать, так теперь уж точно сломя голову в «Партнер» помчатся. Надо будет, наверное, завтра-послезавтра в Москву смотаться – деньжат подстоговать. За неделю, пожалуй, трудящиеся от акций счастливо избавятся, с облегчением вздохнут. А там – по обстоятельствам. Если долгов немерено – придется банкротить. Ну чего, назначим временного управляющего. В первый раз, что ли? Пусть себе управляет не торопясь. Пока долги за электроэнергию не реструктуризируют. Во! С выплатами по картотеке разберемся индивидуально: по исполнительным листам, мамашам-одиночкам – все как полагается, дети – наше будущее. А долги по зарплате… Нет, господа бывшие акционеры, зарплату за прошлогодний сущик вам задолжало АО «Рыбколхоз», а мы – ЗАО «Царь-рыба». Вы же в правовом государстве живете, должны разбираться в таких вещах? Имеете право обратиться в суд.

От мысли, что передел сущика прошел так удачно и в этом секторе рыбодобычи им, Колей Джипом, наведен наконец-то порядок, Николай повеселел. И довольно добродушно взглянул на Любу, смирно сидевшую на багажнике машины.

– Ну чего?

– Что? – смутилась Люба.

– Слезать думаешь?

– Думаю.

– Давай слезай, пока я добрый.

– Вы всегда добрый, – тихо и серьезно ответила Люба.

– Точно, – согласился Николай. – У меня батька такой же был. Мать ему все говорила: «Не доведет тебя, отец, твоя доброта до добра».