Елена Колядина - Краденое счастье

– Это не ко мне, – радостно сообщил тот. – Это к министрам образования и соцобеспечения.

– При чем здесь соцобеспечение? Я не пенсию прошу и не разовую помощь. Я прошу работу. Для инвалида труд – единственная возможность не чувствовать себя ущербным. Поймите, мы такие же люди, как и вы! С такими же желаниями!

– В общем-то, думаю, можно расширить перечень профессий, – сообщил министр образования.

– Будем считать, что работой россияне с ограниченными возможностями в ближайшее время будут обеспечены, – подвел итог дискуссии Путин, – давайте о вас конкретно поговорим. Какие у вас планы?

– Планы у меня творческие.

– Ну-ну? – заинтересовался министр культуры.

– Хочу поставить большое шоу из собственных песен с участием инвалидов. Песни уже записаны на студии звукозаписи, есть макеты рекламы. Но нужен сценарий, режиссер, зал. Я собираюсь все это организовать на те деньги, которые вы мне, Владимир Владимирович, передали. Правда, не знаю, с чего начать.

– Любовь Геннадьевна, боюсь вас огорчить, – прервал Любу Путин, – но на те деньги вы сможете разве только для детсада номер подготовить.

– Да что вы? – расстроилась Люба.

– Министерство культуры, конечно, не останется в стороне, – заверил министр культуры. – А если в бюджет будущего года отдельной строкой заложить творчество инвалидов…

– Видите, Любовь Геннадьевна, и бюджет сейчас скорректируем, – ухмыльнулся Путин. – Поможем Любови Геннадьевне с ее шоу? Часть средств я выделю из своего резервного фонда.

– Надо помочь, – согласились министры. – Не каждый день у нас такие отчаянные таланты объявляются.

Завтрак в Малом банкетном зале Люба помнила уже смутно. В памяти остались лишь тяжелые занавеси на окнах и сервиз с позолотой, позолоченными были и ножки хрустальных бокалов, шеренгами стоявших возле Любиных тарелок.

…Занавес раскрылся, и на пологий спуск выехала Любина коляска. Цветы на свадебном платье Любы, джинсы и розово-белые кроссовки излучали сияние.

– Христос-младенец в сад пришел, – в полной тишине раздался хрустальный Любин голос, и пространство зала заполнилось лазерными бутонами: голубыми, белыми и розовыми.

Зрители запрокинули голову, многие подняли руки, пытаясь дотронуться до цветов.

– И много роз нашел он в нем, – прозвенело над залом, и вступил оркестр.

Люба медленно съезжала по спуску, который вдруг стал прозрачным, открывшим бегущую под ним воду. С колосников посыпались, кружась в воздухе, бордовые лепестки.

Сверху опустилось огромное зеркало, встало под углом к залу, но отражался в нем не зал, а луг цветущей лаванды. Люба подъехала к зеркалу, приложила к нему руки, зеркало медленно повернулось вокруг оси, увозя Любу. Когда оно повернулось на сто восемьдесят градусов, на другой его стороне тоже оказался луг, из которого вышел безрукий Паша с крыльями за спиной. Паша встал на краю дорожки, ведущей в зал, посмотрел вверх, медленно поднял обрубки рук, крылья раскрылись, сияя в лучах голубого света.

Когда затихли последние аккорды и смолк чистый голос Любы, зал еще несколько секунд молчал, словно у всех зрителей разом встал комок в горле.

А потом Любу подхватил смерч аплодисментов и криков.

Она наконец-то осмелилась посмотреть в зал. Он оказался черным, как выстланный бархатом ящик фокусника, видны были лишь несколько первых рядов.

Люба нашла взглядом Путина с супругой, маму и папу, Колю с женой Оксаной.

Посмотрела на Николая.

Он незаметно потряс раскрытой ладонью, давая знать, что любит свою невесту без памяти и ждет не дождется, когда они поженятся.

Люба смотрела на Николая ничего не выражающим взглядом.

Заиграл оркестр.

Песня была о странствующем рыцаре, который выпил ядовитой стоячей воды и забыл о своей любимой.

– Вы так изменились за один оборот земли, – страдальчески выводила Люба.

А Кристина-даун спускалась вдоль бегущей вниз реки и все никак не могла дойти до Феди, опившегося воды стоячей.

После окончания программы на сцену по очереди выходили высокопоставленные гости, вручали Любе корзины цветов и говорили, обращаясь к креслу, в котором сидел Путин, о том, что родилась новая звезда, и рождение это является знаковым для России, поскольку демократия и Стабфонд дали возможность раскрыться талантам россиян с ограниченными возможностями, и, несомненно, это только первый шаг, и…

И Коля смотрел на Любу влюбленными глазами. А на него смотрела законная жена Оксана. Красивая. И вовсе не крашеная, а натуральная брюнетка. И нос у нее – не чета Любиной кнопке: прямой, с легкой благородной горбинкой. И у них наверняка есть дети. И Люба теперь знает, что скажет Коле. Скажет прямо сегодня, сейчас.

Люба съехала со сцены и подъехала к Николаю.

– Добрый вечер, – сказала она. – Спасибо, что пришли.

– Нам с мужем очень понравилось, – воскликнула Оксана. – Представляете, я даже плакала.

– У вас красивая жена, – сказала Люба Николаю.

Он смотрел на Любу, не опуская глаз.

– До свидания, – попрощалась Люба.

Когда зал опустел, Николай пришел за кулисы и, отыскав Любу, схватил коляску за поручень.

«А ну, отцепись, – возмутилась коляска. – Чего пристал? Сказано тебе: до свидания!»

– Мы давно уже не живем вместе, практически чужие люди, – довольно убедительно сказал Николай.

– Напрасно, – сказала Люба. – По-моему, твоя жена – неплохая женщина. Как ты мог? Впрочем, уже не важно…

– Кто бы говорил, – зло бросил Николай. – У самой рыльце в пушку. За дурака меня держала? Спала с Путиным, а теперь святую изображаешь?

– Я? С Путиным? – Люба засмеялась. – Коля, ты не заболел?

– Забеременела от другого мужика, да еще меня в чем-то упрекаешь?

– Ты… ты знаешь, что я жду ребенка? – растерялась Люба.

– Значит, правда? Не соврал Каллипигов?

– Он не от Путина. Это твой ребенок…

– Я тебя любил, я тебе все простил, хотел с чужим ребенком взять, а ты сцены устраиваешь?

– Коля, я тебя очень люблю, – с трудом сказала Люба. – Если бы мне сказали: выбирай – ты будешь ходить или останешься с Николаем, еще вчера я бы выбрала второе. Но сегодня… Пожалуйста, не приезжай ко мне больше. Ты не волнуйся, ребенка я воспитаю хорошо, в уважении к отцу. Иди, Николай, жена тебя, наверное, заждалась.

– Любушка, – возбужденно закричали вбежавшие за кулисы Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович. – Пушкин тебя ищет, банкет назначен.

– Мне пить нельзя, – сказала Люба. – Я жду ребенка.

– Любушка, доченька, радость-то какая, – вскрикнула Надежда Клавдиевна. И толкнула Геннадия Павловича: – Дед, обними зятя! Коля, поздравляю!

– А Коля здесь ни при чем, – глядя в лицо Николаю, произнесла Люба. – Ну ладно, мама, поехали. Где банкет?

– И чего ты, Любушка, надумала дома рожать? – подперев щеку, покачала головой Надежда Клавдиевна. – В Москве такие врачи заслуженные.

– Хотелось побывать дома, посмотреть на озеро…

– Да ведь оно в снегу все.

– Не важно… Так хотелось проснуться в своей комнате от того, что бузина в палисаднике заскрипела от ветра… Мне столько раз в Москве снилось, как огонь гудит в титане. Так хотелось налить чаю из нашего зеленого чайника…

– Облупился уж весь, надо новый купить.

– К тому же рядом с вами мне как-то спокойнее.

– Понятное дело. – Надежда Клавдиевна выдержала паузу и просяще произнесла: – Любушка, может, все-таки вернешься к Коле? Так уж он тебя любит!

– Мама, сколько можно? Я тебе сто раз объясняла, что решила его не связывать. Он еще встретит здоровую женщину. Зачем ему всю жизнь мучиться со мной?

Надежда Клавдиевна со вздохом пошла на кухню.

«Колясочка, тебе сегодня никто подозрительный не встретился?» – прошептала Люба.

«Подозрительный?» – заволновалась коляска.

«Мне показалось, когда мы гуляли на земляном валу…»

«Что? Кто?» – заохала коляска.

«Там Каллипигов стоял. Около камней… Меня увидел и сразу спиной повернулся!»

«Каллипигов?! – вскрикнула коляска. – Ликвидировать нас с тобой прибыл».

«А может, показалось?»

Нет, не показался Любе Каллипигов. Он прибыл в родной город вместе с Любой. Его джип неотступно следовал за Любиной машиной. Каллипигов не собирался ликвидировать ни Любовь, ни коляску. Но его план, составленный верной супругой и соратником Зинаидой Петровной, был не менее зловещим.

– Каллипигов, я знаю, как поднять твой престиж в глазах объекта, – сообщила Зинаида Петровна после того, как супругу было поставлено на вид за ненадлежащую организацию охраны первого лица государства, повлекшую за собой ранение посторонней россиянки. – Ты должен забрать у Зефировой ребенка, и мы сами его воспитаем! Оформим опекунство, а лучше даже – усыновим. Представляешь, каким будет расположение Путина к нашей семье, когда он узнает, что мы растим его дитя?

– А Зефирова?

– Зефировой сообщат, что ребенок умер. Негуманно было бы оставить беззащитного младенца на растерзание банде инвалидов. Я думаю, Путин тоже понимает, какое, с позволения сказать, воспитание может дать его наследнику безногая мерзавка, работающая в ночных клубах. Ты узнаешь, где собирается рожать Зефирова, проведешь работу с главврачом и заберешь маленького Путина. Все понял?

– Зинаида, ты – гений!

Вот почему Каллипигов стоял теперь у запорошенных январским снегом камней, на берегу заснеженного озера.

– Любушка, ты меня не слушаешь, что ли? – позвала Надежда Клавдиевна.

Люба протянула руку за зеленым эмалированным чайником. И вдруг почувствовала, как внутри ее что-то лопнуло и на стуле, на котором она сидела, стало горячо.

– Вода какая-то откуда-то, – сказала Люба, поглядев на стул, а затем на чайник.

Ребенок в утробе яростно заворочался. Живот резало ножом.

– Мама, вызывай скорую, – клацая зубами, сказала Люба.