Елена Колядина - Краденое счастье

– При чем здесь твоя тетка? – с досадой сказал Геннадий Павлович.

– Надежда Клавдиевна, – громко сказала Лариса Северная, – расскажите, пожалуйста, о детских годах Любови Зефировой.

– Что сказать? Я и не знаю. Девочка она хорошая, добрая, к родителям уважительная, по дому всегда помогала, в свободное от работы – она у нас в школе музыкальной до отъезда в Москву трудилась – и домашних обязанностей время любила играть на гармошке, на балалайке.

И Надежда Клавдиевна утерла слезу.

– Зинаида? Ик!.. Ты спишь? Ик!..

– Каллипигов, ты где? Почему ты икаешь?

– Почему икаю! – возмутился Каллипигов. – Милый вспоминает!

– Ты думаешь, – Зинаида Петровна понизила голос, – Путин решает вопрос о твоем награждении? Ты откуда звонишь? Да прекрати же икать! Это просто неприлично в данной ситуации. Скажи что-нибудь лечебное… икота, икота, перейди на Федота… Воды попей.

– Зинаида, замолчи же на секунду… ик! Я в приемном покое, в Бурденко.

– А-а! – трубно вскрикнула Зинаида Петровна. – Ты ранен? Смертельно? Каллипигов, ты держись, я привезу внука с тобой попрощаться!

– Тьфу, любишь ты каркать. Да жив я, жив. Ик!.. В Бурденко сейчас находится эта мерзавка Зефирова. Погоди-ка, цветы несут… Ик!.. Не клади трубку.

В холл госпиталя вошла представительная компания с огромным букетом цветов, обернутым в яркий целлофан. Костюмы с иголочки, явно приобретенные за границей и подогнанные по фигуре в ателье Управления делами президента, капиталоемкие часы, вымытые уложенные волосы, общий ухоженный вид и выражение глубокой ответственности на лицах давали персоналу веский повод думать, что цветы – дар самого высокого руководителя государства.

Каллипигов деловито подошел к группе, остановившейся в центре холла, и протянул для рукопожатия руку одному из пришедших.

– Доброе утро! Ик!.. Каллипигов. Не спится вам, смотрю…

– Доброе утро! – пожал протянутую руку молодой мужчина, элегантный, как ноутбук последней модели. – Да, спать нам некогда. Цветы принесли героине.

Навстречу делегации вышел энергичный человек в бирюзовом халате поверх рубашки с галстуком. Доктор поприветствовал всех легким поклоном и повел гостей к лифту.

– Зинаида, – позвал в мобильник Каллипигов. – Только что принесли цветы от первого лица.

– И много венков?

– Каких венков?

– К телу? «Любим, помним, скорбим»?

– К чьему телу, Зинаида? Ик!..

– Ну не к твоему же, – нервно пошутила Зинаида Петровна. – Я имею в виду, к гробу с телом Зефировой.

– Зинаида, к какому гробу? Зефирова – жива! – стараясь говорить тихо, раздельно прошипел Каллипигов.

– Как – жива?

– Как-как! Доктора откачали.

– Но как же это? – поразилась Зинаида Петровна. – Ведь она уже черно-белая была? Нет, это безобразие! То они насморка вылечить не могут, а то – покойника на ноги подняли!

– Ладно, Зинаида. Сама знаешь, не такой я человек, чтоб мстить, нет во мне этой нынешней подлости. Так что забуду все, что Зефирова мне причинила и тогда, в Белозерске, и сейчас, и пойду от души поздравлю, поинтересуюсь, не надо ли чем помочь, лекарства, может, какие дефицитные, стволовые клетки.

– Эх, добрый ты, Каллипигов, – скорбно вздохнула Зинаида Петровна.

– Что делать, Зинуша, – растрогался Каллипигов. – В другое время мы воспитывались. Ну да ладно, чего теперь об этом. Цветы понесли в приемную главврача. Видимо, телевидение ждут… Догоню на служебном лифте. Будь на связи! Ик!..

Дверь в приемную главврача была приоткрыта. Оттуда доносился дружный приветливый гомон. Каллипигов извлек сотовый и, делая вид что он – тоже член президентской делегации, но только приотставший, чтобы сделать звонок, прислушался. Внутренний голос, очень похожий на голос Зинаиды Петровны, подсказывал Каллипигову, что сейчас лучше оставаться в тени. И оттуда, из тени, отформатировать те события в жизни мерзавки Зефировой, которые движутся не в нужном направлении, бездумно или вразброд. «У Каллипигова все под контролем», – приказал себе Каллипигов и развернул ухо к дверям кабинета.

– Состояние Любови Зефировой стабильное, – докладывал гостям кто-то из медицинского начальства. – Опасности для ее жизни нет. Любовь Геннадьевна недавно проснулась: пришла в себя после анестезии. Чувствует себя неплохо. Да вы сейчас сами увидите!

– Владимир Владимирович просил узнать, каковы будут последствия ранения для дальнейшего, так сказать, здоровья Любови Геннадьевны?

– Сквозное ранение мягких тканей ягодицы и бедра, крупные кровеносные сосуды не задеты. Что нас сейчас больше всего волнует – сохранить беременность. Биохимические анализы показали наличие беременности на самом малом сроке. Но думаю, все будет в порядке, Любовь Геннадьевна – молодая и, судя по всему, отважная женщина.

– Да уж, – засмеялась делегация, – отваги девушке не занимать.

– Так что передайте Владимиру Владимировичу: Любовь Геннадьевну мы на ноги поставим!

– Вы, кстати, сейчас сами сможете это сказать Владимиру Владимировичу и всем россиянам, – пояснил один из гостей. – Телевидение уже в пути, сообщили, что из-за пробки минут на десять задерживаются.

В коридоре заиграло «Семь сорок».

– Да… – свистящим шепотом ответил Каллипигов и встал сбоку от двери, возле стены. – Ик!..

– Это я, – доложилась Зинаида Петровна. – Слушай: ты должен выпить несколько глотков холодной воды при наглухо заткнутых ушах.

– Зинаида, ты о чем? Ик!..

– Зачитываю средство борьбы с икотой.

– Зинаида, отвяжись со своей икотой! Тут такой поворот обстоятельств… Зефирова – беременна!

– Интересно… – зловеще сказала Зинаида Петровна. – То-то ты разыкался. На воре шапка горит? Я, дура, ночь не сплю, ищу ему средства против икоты. Значит, Мурка – это она, мерзавка Зефирова? Твой ребенок? Признайся, подлец! Ты поэтому хотел от нее избавиться? Поэтому?

– Зинаида, твоим умозаключениям позавидовал бы даже генпрокурор. Нет! Это не мой ребенок!

– Поклянись!

– Клянусь!

– Слушай, Каллипигов, – несколько успокоившись, тут же задохнулась от нахлынувшей догадки Зинаида Петровна, – я все поняла: эта мерзавка беременна от него… я даже сказать боюсь…

– Зинаида, – скривился Каллипигов, – ну, ей-богу, чушь собачья. Ик!..

– Никакая не собачья! – возмутилась Зинаида Петровна. – Зефирова хотела прорваться к объекту, чтоб сообщить, что он станет отцом. А в этот момент тот псих выстрелил. И Зефирова совершенно случайно закрыла отца своего ребенка от пули. Боже мой, какая история! Каллипигов, ты должен сейчас же бежать к Зефировой и предложить себя в крестные отцы младенца. Представляешь, я – кума Путина. А ты – кум! Ты понимаешь всю перспективу? Кум королю!..

– Даже и не знаю, – засомневался Каллипигов. – Но где они могли… Когда? Объект всегда под нашей охраной.

– Во время поездки по стране! – безапелляционно заявила Зинаида Петровна и пожала плечами. – Ясно как божий день. Сам знаешь, какие сейчас девки молодые бесстыжие, с голыми пупами ходят, на мужиков кидаются.

– Изменяет жене? Маловероятно…

– Каллипигов, не смеши меня! Ты посмотри на него: глаза, улыбка, походка, мускулы. Боже, какой мужчина… – Зинаида Петровна застонала. – Ой, не могу, аж в горле пересохло… И чтоб такой мужчина – и не гулял? Вспомни Кеннеди. Про Ельцина я уж не говорю, прямо в Кремле баб за бока щипал, при телекамерах. Клинтона вспомни. Тоже, между прочим, не холостяк был. Чем наш хуже американского?! Все вы, мужики, хороши…

– Может, ты и права, Зинаида, – покрутил носом Каллипигов.

– «Может», – передразнила Зинаида Петровна. – Пулей лети в палату к этой потаскухе, договаривайся о крестинах! И держи меня на связи!

Каллипигов нажал кнопку отбоя, резво пошагал и через минуту стоял перед дверью палаты с номером 66.

– Можно? – Он осторожно постучал в дверь.

– Да, – ответил тоненький голос.

Каллипигов вошел в палату. Если бы не специальная медицинская кровать с поднимающейся половиной лежака, вращающейся раковиной для мытья головы и пультом в изголовье, комнату можно было принять за гостиничный номер. Шкаф-купе, розовые жалюзи, ваза с искусственными цветами, телевизор. Две двери вели в ванную и туалет, и еще одна – в комнату, предназначенную, судя по дивану, для дежурящих родственников.

– Ну, здравствуй, героиня! – бодро произнес Каллипигов.

– Здравствуйте! – ответила с подушки Люба.

– Вижу, не узнаешь?

– Нет, – смутилась Люба.

– Загорди-илась! – еще более бодро и как бы с обидой сказал Каллипигов. – Земляков не узнаешь?

– Ой, – вскрикнула Люба. – Вы из Белозерска?

– Ну, наконец-то! Оттуда!

– Как там мама, папа?

– Привет передают. Скоро приедут. Земляки просят передать, что счастливы жить и трудиться с тобой на одной земле, дышать, так сказать, одним воздухом!

– Что вы, – засмущалась Люба. – Мне даже неловко.

– Не скромничай! Путина, – Каллипигов понимающе подмигнул, – спасла. Любишь Путина-то?

– Люблю, – согласилась Люба.

– Ну-ну, дело молодое. Я вот поэтому, собственно, и зашел. Детей крестить надо с земляками! Верно?

– Верно, – согласилась Люба.

– Вот и отлично! – обрадовался Каллипигов. – Можно я прямо сейчас жене позвоню, Зинаиде Петровне, обрадую супругу?

– Конечно, звоните, – согласилась Люба.

– Зинаида? Это я, – веселым голосом сказал Каллипигов. – Отгадай, кто тебе привет передает? Землячка наша, ик!.. Любовь Зефирова. Вот тебе и «ой»! Мы тут с ней переговорили и пришли к совместному выводу: детей крестить не чужие люди должны, а земляки! Так что, кума, готовься! Как себя чувствует Любовь? Отлично! Привет передам, а как же… ик!.. Ну все, пока!

В палату вошла медсестра с огромной керамической вазой в руках, украшенной надписью «С 50-летием!».

Каллипигов показал медсестре сверкающее голограммами служебное удостоверение. Та кивнула: