Если бы Ирине пришло в голову нанять частного детектива с целью выяснить, что же за внезапная зазноба свалилась в одночасье на ее всегда такого рассудительного и холодного супруга, тот не смог бы даже при большом желании найти какой бы то ни было компромат. Ни совместных уик-эндов, ни кратких встреч, ни даже звонков. Все, все происходило у Окиянина исключительно в голове: от возвышенных мечтаний до сугубо четких планов: первый телефонный разговор после семилетнего перерыва, первая встреча, первое касание. Он знал Варю так досконально, что мог проговаривать ее реплики в ответ на свои, и их беседы не прекращались даже ночью: он снова начал видеть ее во сне, просыпался с первой мыслью о ней и, выходя на пробежку, уже начинал очередной диалог.

Диалог, однажды прерванный невзрачным господином, ожидающим Окиянина на ресепшен.

– Герр Окиянин? – спросил господин, когда Яр, пробежав положенных три километра, уже нажимал кнопку лифта.

– Да, – Яр с трудом оторвался от разговора с Варей.

– Меня зовут Мартин Хоффнер. – Мужчина протянул ему сухую ладонь. Яр нехотя ее пожал. – Я хотел бы назначить встречу между вами и моим боссом.

Окиянин молчал. Господин откашлялся и продолжил.

– Наша организация рассчитывает сделать вам предложение. Профессионального толка.

– Не стоило так утруждаться. – Окиянин пожал плечами. – Я вполне доволен своей работой. Вы могли бы озвучить свое предложение и по телефону.

– Поверьте мне, герр Окиянин, подобного рода предложения по телефону не озвучиваются…

– Герр Хоффнер, – Яр взглянул на часы. – Прошу извинить меня, но у меня осталось только полчаса на душ и завтрак. В девять я должен быть уже в институте.

– Ваше расписание нам известно, – господин тонко улыбнулся. – Именно поэтому я вам предлагаю позавтракать тут неподалеку и поговорить. Затем мы отвезем вас – ровно к девяти – в институт.

– Хорошо, – сухо согласился Окиянин. – Я буду готов через пять минут.

Ровно через пять минут, уже в костюме и чисто выбритый, Яр спустился на ресепшен. Господин одобрительно кивнул головой – организация, стоящая за ним, явно любила людей пунктуальных. Обыкновенное такси без излишеств доставило их к новому зданию пятизвездного отеля в центре. Они поднялись на последний этаж, и господин постучал в дубовую дверь. Открыл им высокий мужчина лет пятидесяти, в отлично скроенном сером костюме и сером же галстуке. Почему-то именно данное классическое сочетание мгновенно просветило Окиянина насчет «организации». Мужчина меж тем, на секунду вспыхнув американским оскалом, пожал Яру руку, представившись мистером Джонсоном. Джонсон так Джонсон, усмехнулся про себя Яр и сел в предложенное кресло. На низком столике уже был накрыт образцовый континентальный завтрак. Джонсон позволил Хоффману налить им с Окияниным кофе и начал говорить: их организация уже много лет занимается в своих лабораториях исследованиями, граничащими с исследованиями Окиянина. Данные исследования имеют, так сказать, более практические цели. Они уже давно с неослабевающим интересом следят за разработками господина Окиянина. Предложение у них следущее: поставить господина Окиянина во главу лаборатории, с окладом… Тут он написал что-то на листке бумаги золотым «Паркером» и придвинул листок к Окиянину. Яр мельком взглянул на означенную сумму: ровно в четыре раза больше, чем его нынешний оклад. Естественно, продолжил Джонсон, неправильно истолковав молчание Окиянина, квартира и полупансион вам предоставляются. И премии по достижении результатов. И чин вроде подполковника, подумал про себя Яр. У вас будут огромные возможности, закончил Джонсон и почти неограниченный бюджет.

– Где находится лаборатория? – задал первый вопрос за всю беседу Яр. Хоффман вынул еженедельник с картой Соединенных Штатов и указал – достаточно туманно – в сторону Новой Англии. Мило, подумалось Яру. А он уж было подозревал какую-то совсем пустынную американскую задницу, вроде Небраски…

– Господин Джонсон, – сказал он вслух, переходя на английский – и смена языка была как знак того, что он все понял про «организацию». Английский у Окиянина был отличный, он даже поигрывал им иногда, перескакивая с чисто английского на американский прононс. В этот раз он говорил с четкостью оксфордского выговора, что было тоже преддверием ответа: мол, я не играю в ваши чудные игры.

– Господин Джонсон, я очень польщен, – сказал Яр. – Но вынужден отказаться от вашего предложения.

– Вас не устраивает зарплата? – Джонсон поднял вверх бесцветные брови.

– Ну что вы. Зарплата раза в 4 превышает мой нынешний оклад, – Яр поглядел прямо в глаза Джонсону: я знаю, что ты в курсе, дружок. – Но, как я уже заметил мистеру Хоффману, моя нынешняя работа меня совершенно устраивает. И я люблю быть независимым…

– Вы будете возглавлять команду лучших ученых с неограниченной свободой бюджета! – вперился в беседу Хоффман, лучась энтузиазмом.

– У нас с вами разные понятия о свободе, мистер Хоффман, – Яр поставил чашку с кофе и встал. – А теперь простите, но меня уже ждут в институте.

– Если вы передумаете… – Джонсон вложил в его ладонь визитку из плотного картона. Яр мельком взглянул на нее: только фамилия Джонсон и телефон; и автоматически положил в карман пиджака.

Молчаливый Хоффман довез его до института, кивнув на прощание, а Окиянин, выйдя из машины, сразу забыл про странную встречу.

Еще через пару недель у них с Ириной было подписание бумаг по разводу в присутствии двух адвокатов. Все это время Ирина не проявлялась – он забрал вещи в тот момент, когда ее не было дома, она не пыталась ни найти его в институте, ни позвонить. Яра это не настораживало и не радовало: он просто не помнил о ее существовании. После того, что ему открыл Каравай, было немыслимо называть кого бы то ни было своей женой. Он никогда не признавался Ирине в любви, их брак с самого начала был построен на взаимном удобстве: ему хотелось избавиться от своего абсолютного одиночества, ей – жить в Европе. И если бы кто-нибудь сказал сейчас Окиянину, что он поступает жестоко, тот очень бы удивился.

Ирина надела в день подписания бумаг свой лучший кремовый костюм и была бы красива, когда б не затравленное выражение глаз. Яр взглянул на нее с ни к чему не обязывающей доброжелательностью и мельком; поздоровавшись, начал подписывать бракоразводный контракт, как и положено, на каждой странице. Ирина смотрела на его светлую склоненную голову, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, и ждала. Ждала, что кошмар кончится, но тот только принял такой будничный, цивильный вид, словно ничего страшного и не происходит сейчас в равнодушном присутствии двух незнакомых людей, как будто и не рыдала она в подушку ночи напролет, не ходила, стукаясь об углы, сомнамбулой по квартире, не принимала пачками успокоительное… Вот они все подписали, Яр встал, улыбнулся – только губами – всем собравшимся и повернулся к двери.

– Мерзавец! – заорала Ирина, вскочив. Оба адвоката не понимали по-русски и только следили за экс-мадам Окиянин со все возрастающим ужасом. – Сволочь! Кого ты там нашел себе на своем симпозиуме?! На кого меня променял? Разлюбил на раз-два?!

Окиянин посмотрел на нее удивленно, и этот удивленный взгляд был сродни удару, она покачнулась.

– Ты… ты… – Ирина начала задыхаться, – ты никогда меня и не любил! Поэтому и свадьбу не справляли, да? – застарелые обиды клокотали и подтверждали единственную, уже озвученную правду. – И цветов даже не принес, предложение сделал через две недели после знакомства! Зачем я нужна тебе была?! Зачем?!

Уже удаляясь по коридору, в голове Яра все звучало это последнее «зачем?!». И правда, зачем? – подумалось ему. Аргументация шестилетней давности уже стерлась из памяти.

Он вылетел в Петербург уже на следующий день. Погода была серенькой – ноябрь – гнуснейшее питерское время, но у Окиянина было неистребимо хорошее настроение. Он провел тихий вечер с мамой, не рассказав ей о разводе, но решая про себя вопрос: позвонить или организовать «случайную встречу». Решил – будет организовывать «случайную встречу» – уж очень не хотелось упускать Варино лицо в тот момент, когда она поймет, что он – рядом, после семи лет полного отсутствия в ее жизни.

Она вышла из дома в восемь и пошла к метро. Яр умудрился зайти в тот же вагон и смотрел на ее хрупкую шею – теперь она носила хвост – со щемящей нежностью. Ему хотелось тут же, пока она склонилась над какой-то книжкой, поцеловать ее в затылок. Но Яр боялся ее испугать. На этот раз, думал он, он не даст ей сорваться с крючка. Яр чувствовал – все получится, только не надо торопиться. Уверенными, но мягкими шагами – только так. Варя вышла на Маяковской – и это было «знаком» – он любил эту станцию метро, любил за эстетику, за место на Невском, на которую та выходила: в центре, но чуть в стороне от проторенных туристами троп. Сейчас – сказал он себе. И подождал, пока она отойдет подальше. Случайная встреча и есть случайная встреча.

– Варя! – крикнул он, когда она уже почти затерялась в толпе. Она обернулась, охнула, прижала руки к округлившемуся рту и пошла к нему быстрым шагом, а он – к ней. Вцепившись в рукава его модного, три четверти, тонкого пальто (покупая, он уже думал об их будущей встрече), повторяла:

– Боже мой, Оушен, боже мой, – так и не отпуская рукава и смеясь. – Неужто ты?!

Яр тоже смеялся – это был момент такой чистой радости – и впитывал глазом все изменения: тонкие морщинки, появившиеся в уголках глаз, когда она смеялась, слегка изменившийся цвет волос – чуть с рыжиной…

– Ты же не живешь уже здесь сто лет как!

Он только помотал головой, продолжая ласкать ее взглядом, принимая – разом – все семь лет, которые они не виделись.

– Ты стал ужасно модный – впрочем, ты всегда был франтом. Где ты сейчас живешь?

– В Германии, – Окиянин снял руки с рукавов пальто и сжал в своих. Почему это казалось ему раньше таким сложным?

– Ну, конечно. Я даже как-то нашла случайно твою статью в каком-то вашем заумном журнале, – она опять рассмеялась. – Попыталась прочесть – ничего не поняла, ясное дело.