Лорд Бромвель посмотрел на Рошфора с решимостью во взоре и ушел, не говоря больше ни слова.


Калли пребывала в бешенстве. Она не могла припомнить, когда в последний раз была так зла на своего брата — или кого-либо иного, — как она была зла сейчас. Как посмел он говорить с ней так, словно ее отец? Да еще при постороннем человеке! Незнакомце!

В горле ее стоял комок, слезы застилали глаза, но она решила не плакать, чего бы ей это ни стоило. Она не позволит ни Сенклеру, ни кому-либо еще увидеть, как глубоко ранили ее его слова.

Девушка шла через бальный зал, не глядя по сторонам. Она даже не вполне понимала, куда направляется; ей просто хотелось как можно скорее оказаться подальше от злополучной террасы. Сквозь красную пелену гнева она заметила, что комната в буквальном смысле пуста — отсутствуют даже музыканты на маленькой сцене в дальнем углу.

Ужин. Все гости сейчас находились в малом бальном зале, угощаясь яствами. Калли двинулась было в ту сторону, но в последний момент осознала, что на ее плечи все еще накинут роялистский плащ лорда Бромвеля. Она поспешно распустила завязки и, сняв его, сложила в несколько раз. Только после этого она вошла в малый бальный зал и огляделась.

Наконец Калли удалось отыскать бабушку — та восседала за маленьким столиком в компании леди Оделии и еще одной пожилой дамы. Перед ними стояли нетронутые тарелки с деликатесами. Леди Оделия конечно же что-то вещала. Герцогиня сидела очень прямо, не касаясь спинки стула, и слушала собеседницу с большим вниманием, хотя в глазах ее стояла скука.

Калли подошла к столу, и бабушка, повернув голову в ее сторону, воскликнула:

— Каландра! А вот и ты, наконец. Куда ты пропала? Я нигде не могла тебя найти и послала на поиски Рошфора.

— Да, он меня нашел, — сдержанно ответила девушка. Посмотрев на двух других дам, она обратилась к герцогине: — Бабушка, я хочу сейчас уехать, если не возражаешь.

— Разумеется, нет. — На лице герцогини отразилось искреннее волнение, и она немедленно встала с места. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— У… у меня болит голова. — Калли повернулась к тетушке, принуждая себя улыбнуться: — Приношу свои извинения, тетушка Оделия. Бал восхитительный, но мне что-то стало нехорошо.

— Конечно-конечно! Без сомнения, ты просто переволновалась, — чопорно ответила пожилая леди. Она повернулась к своей компаньонке и кивнула ей со знающим видом, отчего ее парик слегка сместился. — Девушки в наши дни не столь выносливы, как мы когда-то. — Она снова обратилась к Калли: — Ступай, девочка.

— Я пошлю лакея найти Рошфора и сообщить ему, что мы хотим уехать, — сказала герцогиня, царственным жестом отсылая одного из слуг.

— Нет! Я хочу сказать… не можем ли мы уехать без него? — спросила девушка. — У меня раскалывается голова. Я уверена, что Рошфор вполне способен самостоятельно отыскать дорогу домой.

— Действительно. — Герцогиня озабоченно всмотрелась в лицо внучки. — Ты и правда раскраснелась. Боюсь, не слегла бы с лихорадкой.

— Уверена, что леди Оделия права. На меня просто обрушилось слишком много новых впечатлений, — ответила Калли. — Во всем виноваты танцы и шум…

— Идем же, — сказала герцогиня, кивая на прощание дамам и направляясь к выходу. Бросив взгляд на руки девушки, она поинтересовалась: — Что это ты держишь, дитя мое?

— Что? Ах, это. — Калли тоже посмотрела на сложенный плащ, и пальцы ее еще сильнее вцепились в материю. — Ничего. Меня просто попросили подержать. Не имеет значения.

Бабушка с подозрением посмотрела на нее, но ничего не сказала, и они молча направились в гардероб.

Миновав двойные двери главного бального зала, они услышали голос Рошфора:

— Бабушка, подожди.

Герцогиня с улыбкой повернулась к нему:

— Рошфор, какая удача, что мы тебя встретили.

— Да, — кратко ответил он. Калли отметила, что он больше не выглядит столь устрашающе, как прежде, но лицо его лишено всякого выражения. Сенклер посмотрел на нее, но она демонстративно отвернулась. — Пора ехать домой.

— Значит, мы уходим только потому, что ты так решил? — вспыхнула Калли.

Герцогиня с любопытством посмотрела на внучку и сказала:

— Но, Калли, дорогая, ты же сама только что изъявила такое желание.

— Совершенно согласен, — ответил Рошфор, в упор глядя на сестру.

Калли хотела было опротестовать его тон, так же как и его категоричный приказ, но понимала, что не может сделать это без того, чтобы не поставить себя в глупое положение, поэтому просто склонила голову и отвернулась, не сказав больше ни слова.

— Мне очень жаль, Сенклер, — извинилась за внучку герцогиня, — боюсь, она не в себе.

— Согласен, — сардоническим тоном ответил герцог.

Лакей принес их плащи, и, одевшись, они направились к экипажу. По дороге домой герцогиня обменялась с внуком несколькими замечаниями касательно бала, но Калли продолжала хранить молчание. Время от времени бабушка бросала на нее удивленные взгляды, а брат избегал смотреть на нее так же, как и она на него.

Калли понимала, что поступает по-детски, отказываясь общаться с Рошфором, но никак не могла заставить себя держаться как ни в чем не бывало. Девушка не была уверена, что сможет высказать ему чувства, теснившие ее грудь, без того, чтобы не расплакаться, поэтому предпочла не делать этого вовсе. Она предпочла выглядеть глупо или незрело, но не допустить, чтобы он решил, будто причинил ей боль.

Когда экипаж остановился перед домом, Рошфор легко спрыгнул с подножки и протянул руку сначала герцогине, потом Каландре, которая проигнорировала этот знак внимания и прошла мимо него к двери. Она услышала, как брат вздохнул и последовал за ней в холл. Здесь он на мгновение задержался, чтобы передать свою шляпу и перчатки лакею, а девушка сразу прошла к лестнице. Бабушка, двигающаяся не столь проворно, отстала.

Рошфор последовал было через холл по направлению к кабинету, но в последний момент передумал и обернулся:

— Калли.

Она не удостоила его вниманием и поднялась на одну ступеньку.

— Калли, постой! — В голосе его, эхом разносившемся по пустому холлу, звучали стальные нотки. Словно испугавшись произведенного им шума, он продолжил чуть тише: — Каландра, пожалуйста! Ты ведешь себя глупо. Мне нужно поговорить с тобой!

Девушка развернулась, глядя на него со ступеньки, на которой стояла.

— Я иду спать, — холодно сообщила она.

— Прежде мы должны все обсудить, — ответил он. — Иди сюда. Пройдем в мой кабинет.

Темные глаза Калли, столь похожие на глаза ее брата, вспыхнули от гнева, который она сдерживала на протяжении последнего получаса.

— Что? Я теперь даже в собственную спальню не могу отправиться без твоего позволения? Мне каждый шаг с тобой согласовывать?

— Черт побери, Калли, ты же знаешь, что дело не в этом! — взорвался Рошфор, принимая угрожающий вид.

— Нет? А мне показалось, на протяжении последнего часа ты только тем и занимаешься, что отдаешь мне приказы.

— Калли! — Герцогиня переводила изумленный взор с герцога на его сестру и обратно. — Рошфор! Что происходит? Что между вами произошло?

— Ничего, о чем следовало бы волноваться, — отрезал он.

— Нет, за исключением того, что мой брат внезапно превратился в деспота! — воскликнула Калли.

Рошфор со вздохом провел рукой по своим темным волосам.

— Черт подери, Калли, тебе отлично известно, что я не таков. Когда это я вел себя деспотично?

— Никогда вплоть до настоящего момента, — язвительно заметила она, смаргивая навернувшиеся на глаза слезы.

Рошфор всегда относился к сестре с заботой и добротой, поэтому ей было невыносимо тяжело смириться с его нынешним поведением. Он всегда был любящим и во всем ей потакающим братом, поэтому Калли очень ценила их отношения, особенно наслушавшись рассказов других девушек о братьях и отцах, отдающих им приказы и требующих беспрекословного подчинения.

— Мне очень жаль, Калли, если я обидел тебя сегодня вечером, — чопорно произнес он, терпеливо-благоразумным тоном лишь больше распаляя сестру. — Прошу прощения, если мое поведение показалось тебе чересчур резким.

— Резким? — У нее вырвался горький смешок. — Вот как ты, значит, определяешь свое поведение? Как резкое? Я бы назвала его скорее повелительным. Или, возможно, деспотичным.

При этих словах черты лица герцога исказила гримаса.

— Как я вижу, ты все неправильно поняла, но, смею напомнить тебе, мой долг — оберегать тебя. Я твой брат, и моя обязанность — заботиться о тебе.

— Я уже давно не ребенок! — вскричала Каландра. — Я и сама в состоянии позаботиться о себе.

— Насколько я могу судить, ты преувеличиваешь собственные силы, — парировал он, — принимая во внимание, что я обнаружил тебя в саду наедине с незнакомцем.

Заслышав подобное замечание, герцогиня ахнула.

— Нет! Калли!

Девушка залилась румянцем:

— Я не была в саду. Мы находились на террасе и не делали ничего плохого. Бромвель повел себя как истинный джентльмен. Он помог мне, если хотите знать. Он спас меня от другого мужчины, который, напротив, оказался совсем не джентльменом.

— Ох! — Бабушка Калли прижала руку к сердцу и раскрыла рот от удивления. — Калли! Ты была наедине с двумя незнакомыми мужчинами в саду?

— Дело происходило на террасе, а не в саду.

— Это не имеет значения, — возразил Рошфор.

— Я сейчас упаду в обморок, — слабым голосом объявила герцогиня, но конечно же не привела угрозу в исполнение. Вместо этого она сделала несколько шагов вперед и встала между Каландрой и ее братом. — Ушам своим не верю, — сказала она внучке. — Как ты могла поступить столь скандальным образом? Ты совсем обо мне не думаешь! И о семье тоже. Сенклер прав. Конечно же он в ответе за тебя. Он твой брат и глава семьи, поэтому имеет право говорить тебе, что делать, а ты обязана повиноваться. Что заставило тебя оказаться на террасе поздно вечером с мужчиной? Тебя же могли увидеть! Тебе следует быть благодарной, что твой брат поспешил тебе на выручку. С ужасом думаю о том, что могло случиться, не окажись его рядом.