— Сейчас это не имеет значения, — грубо произнес он. — Мы ничего не можем с этим поделать, поэтому не стоит об этом думать.

— Но прошлое оказывает влияние на наше настоящее! — резко воскликнула Калли, уязвленная его словами.

— Знаю. — На этот раз Бромвель смело встретил ее взгляд. — Не думай, что я недооцениваю ситуацию, в которой ты оказалась по вине Дафны. Каковы бы ни были ее резоны, я знаю, что она отнеслась к тебе несправедливо, и не позволю тебе страдать. Именно об этом нам и следует в данный момент беспокоиться.

Нужно сделать все так, чтобы твоя репутация не пострадала.

— Поблизости должна быть деревушка — Нижний Аптон, например. В ней наверняка есть гостиница. Я сниму там комнату.

— Твой экипаж уехал, — напомнил граф. — У меня в конюшне есть лошадь, но только одна, а я не позволю тебе ехать по незнакомой местности в одиночку, да еще ночью. Мы можем скакать на ней вместе или я могу идти рядом, но проблемы это не решит. Куда бы ты ни прибыла после… — он посмотрел на висящие над камином часы, — после полуночи, на лошади, одна или в сопровождении мужчины, это покажется очень странным. Мы хотим избежать слухов, а не спровоцировать их.

— Но никто же не узнает, — запротестовала девушка. — Деревенские жители меня не знают. Я воспользуюсь вымышленным именем.

— Будет лучше, если никто тебя вообще не увидит, — спокойно отозвался Бромвель. — Кому-либо известно, что ты здесь?

— Полагаю, что нет. Посланец передал мне письмо лично в руки, и я отправилась в путь в нанятой им почтовой карете. Я находилась лишь со слугами, когда он прибыл, а они очень преданы Франческе. Самой же Франчески дома тоже не было. Она уехала с леди Оделией. — Она замолчала, так как что-то показалось ей подозрительным.

— Что такое? — спросил Бромвель. — Что случилось?

— Ничего, правда. Мне просто стало интересно, было ли и это подстроено заранее. Если бы Франческа находилась дома, когда я получила известие о Сенклере, она, без сомнения, поехала бы со мной, и весь план пошел бы насмарку.

Вздохнув, Бромвель сказал:

— Леди Оделия обожает нас с сестрой. Она говорит, что мы заставляем ее смеяться. Я уверен, что твоя двоюродная тетя не стала бы причинять тебе зла, но, если бы Дафна искусно ее убедила нанести кому-то визит, намекнув, что Франческа будет счастлива составить ей компанию, она, вероятно, согласилась бы. Леди Оделия могла бы заподозрить, что моя сестра что-то замышляет, но вряд ли ей пришло в голову, что это нечто столь разрушительное.

Калли согласно кивнула. Она сердилась на Дафну за то, что та попыталась сделать с ней, и презирала за то, что она столь легкомысленно причинила боль Бромвелю.

— В любом случае, — с энтузиазмом произнесла она, надеясь отвлечь его от осознания того, сколь непорядочно поступила его сестра, — Франческа узнает, где я нахожусь и что мне рассказали, ведь я оставила ей записку, чтобы она не волновалась. Она единственная, кому это известно, и я уверена, не станет распространять слухи, чтобы навредить мне. Я всегда могу на нее положиться.

— Раз никто не знает, что ты здесь, нужно и дальше сохранять это в тайне, — сказал Бромвель. — Думаю, в этой ситуации нам остается только одно — ты должна переночевать в коттедже.

Глава 16

— Здесь! — воскликнула Калли. — Но это точно погубит мою репутацию!

— Кто узнает, что ты вообще здесь была, если ты или я не расскажем им об этом? Миссис Фармингтон будет держать язык за зубами из страха потерять место. Завтра я отправлюсь на лошади в город и найму экипаж, чтобы ты могла вернуться в Лондон, и никто ни о чем не заподозрит. Если только… — На лице Бромвеля отразилось беспокойство. — Если только Франческа не распространит весть о том, что здесь находится раненый герцог.

— Не думаю, что она станет это делать, — сказала девушка. — Франческа не болтлива. К тому же сомневаюсь, что нынче вечером у нее были посетители или она сама куда-то выходила. Она, должно быть, устала после целого дня, проведенного в обществе леди Оделии. Кроме того, она будет ждать от меня вестей о состоянии Сенклера.

— Хорошо. Тогда точно ни одна живая душа не узнает, — заключил граф.

Калли медленно кивнула, раздумывая над тем обстоятельством, что они по-прежнему будут находиться в коттедже наедине. Ей припомнилось, как отблески пламени освещали обнаженный торс Бромвеля, придавая его коже золотистый оттенок и подчеркивая крепкие мускулы.

— Обещаю, что ничего с тобой не сделаю, — тихо произнес он. — Я могу спать на конюшне, оставив тебя одну в доме, если тебе так будет проще. Миссис Фармингтон явно уже вернулась в свой домик в деревне. А ты можешь запереть все окна и двери.

— Нет, тебе совершенно не нужно этого делать. — Калли сочла за благо не сообщать ему о том, что ее больше заботило собственное сильное влечение к нему, нежели то, что он может предпринять относительно ее. — Я тебе доверяю.

— Благодарю, — просто ответил он.

На мгновение взгляды их встретились, но оба тут же отвели глаза, внезапно почувствовав неловкость. Бромвель откашлялся и принялся осматривать комнату, словно надеясь отыскать в ней какой-то ответ.

— Полагаю, ты хочешь спать, — наконец произнес он. — Показать тебе твою комнату?

— Да, с удовольствием.

— Я… э-э-э… возможно, я смогу подыскать тебе что-то… в чем ты смогла бы спать, — выдавил он из себя, покрываясь румянцем. — Одну из моих рубашек или… — Он оставил мысль незаконченной.

Представив себя облаченной в рубашку Бромвеля, Калли снова ощутила жаркую волну желания, затопляющую ее лоно. Это показалось ей очень интимным, словно он сам ляжет с ней в постель. Девушке стало интересно, не сохранился ли на его рубашке его запах.

Они прошли по коридору к лестнице, начинавшейся сразу у входной двери. Калли заметила, что ее вещи, которые она привезла с собой, валяются на полу. Она полагала, что они лежали там и раньше, но не видела их, в панике выбегая из дома.

— Посмотри, вот моя сумка. — Она сделала шаг, намереваясь поднять ее, но Бромвель опередил. — Должно быть, ее принес тот мужчина, а я и не заметила.

— Хорошо. Значит, одеждой ты обеспечена, — произнес граф, глядя в сторону.

Калли подумала, что ситуация стала неловкой. Ей сделалось интересно, осознает ли и Бромвель, подобно ей, что они находятся в доме совершенно одни. Не было и компаньонок, любящих рассказывать истории, и никто, за исключением их самих, не узнает, что между ними произошло.

Они с Бромвелем поднялись по лестнице и, миновав коридор, остановились у последней двери.

— Вот твоя комната. Боюсь, там холодно. Прошу извинить, мне нужно разжечь огонь.

В комнате, которой давно никто не пользовался, и вправду было очень холодно. Бромвель положил ее вещи на стул, зажег прикроватную лампу и вышел. Спустя некоторое время он вернулся с охапкой поленьев и хворостом для растопки. Калли заметила также, что он надел рубашку, но не успел заправить ее в бриджи.

Опустившись на колени перед камином, граф стал разжигать огонь. Очень скоро поленья весело затрещали, распространяя тепло. Калли, которая стояла неподалеку, завернувшись в теплую накидку и наблюдая за действиями Бромвеля, подошла ближе к камину.

Он одарил ее улыбкой:

— Надеюсь, ты не простудилась. — Протянув руку, он убрал с ее щеки непослушный локон.

Девушке очень хотелось прильнуть к его ладони, подобно кошке, и, закрыв глаза, раствориться в восхитительном ощущении пребывания рядом с ним.

Он быстро отдернул руку и отошел к окну в противоположной части комнаты. Раздвинув шторы, принялся вглядываться в ночь.

Мгновение спустя Бромвель произнес:

— Помнится, я говорил тебе, что моя мать умерла, когда я был совсем маленьким. Няня обычно называла Дафну моей «маленькой мамой», потому что та присматривала за мной, играла со мной. Пока мы взрослели, у нас не было иных друзей, кроме друг друга. Мой отец… — Губы его неприязненно скривились. — Я поклялся, что никогда не стану похожим на своего родителя. Он не понимал и не любил своих детей и всегда требовал, чтобы мы вели себя, как взрослые, не делая скидку ни на юный возраст, ни на отсутствие силы и опыта.

— Мне очень жаль, — сказала Калли, испытывая сочувствие к Бромвелю.

Посмотрев на девушку, он улыбнулся:

— Я вовсе не хотел напрашиваться на жалость, просто решил объяснить все относительно Дафны. Она защищала меня от отца. Его наказания всегда были суровыми, даже жестокими, и она пыталась уберечь меня от них. Она прятала меня, придумывала отговорки, брала на себя мою вину, потому что ей была ненавистна мысль, что меня накажут. Я очень ей за все это благодарен.

— Знаю. — Калли печально улыбнулась. Она отлично понимала любовь Бромвеля к сестре. Дафна была единственным человеком, любившим его. Девушка знала, что он никогда не предаст свою сестру, вне зависимости от того, насколько она была не права в своих действиях.

— Ей многое пришлось пережить. Я был слишком молод, чтобы каким-либо образом помочь ей. Мой отец настаивал, чтобы она вышла замуж по расчету. Дафна была очень красива, и многие мужчины желали ее. Она стала женой человека много старше ее, которого совсем не любила. И решилась на такой шаг исключительно ради нас, чтобы уберечь имение, которое могли поглотить долги отца. Я помню, как сестра плакала в своей комнате накануне свадьбы. А после, когда она наконец освободилась от мужа и могла начать новую жизнь — лучшую жизнь, — она влюбилась в Рошфора. Я возненавидел его за то, что он заставил Дафну страдать. Ей снова пришлось выйти замуж за старика и последние пятнадцать лет провести вдали от всех, кого она любила.

Нахмурившись, Бромвель повернулся к Калли:

— А теперь… теперь у меня такое чувство, что я совсем не знаю собственной сестры. Все эти ее ужасные поступки, призванные навредить тебе. Уловка с письмом. Вечер в Воксхолл-Гарденз. Я едва верю в то, что именно Дафна стоит за всем этим. Ее сердце полно горечи и ненависти. Я уже начинаю сомневаться, понимал ли когда-либо ее. Неужели все, что она говорила мне, было ложью? Была ли она такой и прежде и лишь я не видел этого? Был ли слишком молод и глуп, чтобы распознать правду?