– И ничего не чушь! – обиженно протянула Мисюсь. – Я все это абсолютно серьезно говорю…

– Господи, Мисюсь, ну вот скажи: откуда, откуда в тебе это?

– От верблюда! – весело огрызнулась Мисюсь.

– Да ладно, Тин-Тин, отстань от нее… – беспечно махнул рукой Антон, поднимаясь с дивана и потягиваясь. – Повзрослеет, поумнеет… Пойдем лучше спать, колокольчик…

– А я и так уже умная! – так же весело огрызнулась Мисюсь в Антонову спину. – И взрослая! И сама знаю, чего хочу!

– …А не поумнеет, так обратно в Белоречье ее отправим! Раз не хочет учиться, то что ж… – будто не слыша ее, продолжал разговаривать с Тиной Антон. Потом, обернувшись к Мисюсь и незаметно подмигнув Тине, уточнил деловито: – Хочешь обратно в Белоречье, Мисюсь?

– Нет! Нет, я не хочу обратно! Я это… Я лучше в техникум какой-нибудь поступлю! А? Можно? А еще лучше – в училище… В педагогическое, или на модельера еще можно… Только на следующий уже год, ладно? Я же устала после школы! И потом, надо же подготовиться…

– Ну, что будем делать, Тиночка? – уже не смеясь спросил Антон, обращаясь к жене. – Пусть и правда отдохнет, что ли? Не станем мучить ребенка науками?

– Ну хорошо… Пусть… Но только на следующий год – обязательно учиться! Слышишь, Мисюсь? Чтоб без глупостей!

– Ага! На будущий год – просто обязательно! – весело подтвердила Мисюсь. – Слово даю…

На том и порешили. К тому же унылые троечки в школьном аттестате Мисюсь такое решение проблемы сами собой подсказывали – все равно этим летом ей никуда не поступить, по всем предметам репетиторов нанимать придется… Так Мисюсь и осталась в доме дневной хозяйкой, пока Тина с Антоном пропадали в своем университете. Спала до обеда, еду готовила, по городу гуляла… А в конце августа они взяли ее с собой в отпуск, в хороший крымский санаторий, – девчонка аж обмерла от счастья, когда в приятную курортную жизнь окунулась, и поначалу принимала все ее прелести с восторженным смешным благоговением. А потом как-то незаметно благоговение это перелилось в спокойное и горделивое достоинство, и Тина только диву давалась – откуда что взялось… Слишком уж быстро сестренка научилась не распахивать красивые свои глаза навстречу необычным курортным изыскам, слишком уж быстро появилось на ее лице выражение благодушно-капризной лени избалованной хорошей жизнью приличной воспитанной барышни…

В сентябре вернулись домой. Жизнь снова потекла по прежнему своему руслу – вечером Мисюсь встречала их дома красиво накрытым столом, веселым беспричинным смехом да сверкающими от довольства новой своей жизнью глазами.

Антон попытался было снова проявить педагогическую инициативу да заинтересовать-таки свояченицу своей раритетной библиотекой, вкус к хорошему чтению привить, но не тут-то было. Не хотела Мисюсь книжек читать, и все тут. Так со смехом ему как-то и объявила:

– Ой, да ну вас, Антон Палыч, не приставайте вы ко мне со своими Гоголями да Чеховыми! Не люблю! Да и не понимаю я…

– Чего ты не понимаешь, Мисюсь? О чем они пишут?

– Да нет! Не понимаю, как это можно в городе жить и все свое время на какие-то там книжки тратить! У вас же тут столько всего интересного! У вас здесь жизнь настоящая, а вы – книжки… Книжки можно и в Белоречье читать! А здесь жить, жить надо! Наслаждаться жизнью, а не бумажную пыль глотать… Нет, не буду я читать, отстаньте! Вы бы лучше и впрямь меня с кем-нибудь познакомили, а? А то я торчу все время дома одна… Обидно же! И скучно…

– Ну, скоро, я думаю, тебе скучать некогда будет. Скоро на подготовительные курсы тебя определим… А про идею эту с профессорским замужеством забудь, я тебя умоляю! Иначе и в самом деле в Белоречье обратно отправим, поняла?

– Все, все, забыла… Ей-богу, забыла… – испуганно махала маленькими ладошками Мисюсь. – Я же просто так сказала, к слову…

К слову не к слову, но в яростном своем стремлении зацепиться за хорошую жизнь Мисюсь удалось-таки не только самой красиво оскандалиться, но и протащить по одной нехорошей истории и Тину с Антоном Палычем. Они и сами не поняли, как все это произошло…

Объектом для своего нахального охмурения Мисюсь выбрала, как это ни смешно, и впрямь настоящего профессора, Виноградского Илью Александровича с кафедры иностранной литературы, хорошего приятеля Антона Палыча. Вообще, за Ильей этим Александровичем давно уже полз по факультету нехороший такой шлейфик из разных пикантных историй. Поговаривали, что некоторым симпатичным студенткам дорога к вожделенной положительной оценке в зачетке была им заранее определена и заказана, то есть дорога эта вовсе не зависела ни от знаний его предмета, ни от наличия интеллекта, ни от других каких девчачьих сверхспособностей. Сам Антон Палыч, однако, слухам этим нисколько не верил и дружил с Ильей Александровичем с большим удовольствием, то есть хаживал в его дом запросто. Дружил он многие годы и с его женой, моложавой смешливой дамой, профессором-историком Владленой Вячеславовной. Простота эта в общении с семьей Виноградских сложилась у него еще до женитьбы на Тине, но и молодая жена его профессорской парой была впоследствии хорошо принята и обласкана. В общем, можно сказать, дружили Званцевы и Виноградские семьями. Потому и не пришло ни в одну умную голову заподозрить неладное, когда на семейном празднике по случаю Тининого дня ангела Мисюсь повела себя очень уж странно – взяла и зацепилась сразу глазами за бедного Илью Александровича и не отпускала его из поля зрения весь вечер. А глаза у девчонки, надо сказать, и впрямь были необычными, так и жгли прозрачно-ядовитой юной зеленью. Это уж потом Тина с Антоном спохватились и ругали себя последними словами, что не отнеслись должным и серьезным образом к коварным устремлениям своей молодой родственницы. Думали, так, болтает девчонка попусту, строя планы насчет профессорского замужества. А получилось и впрямь так, как Мисюсь и задумала, – голову Илье Александровичу сразу и напрочь снесло. До такой степени снесло, что пришел он как-то к Антону Павловичу за советом, о разводе заговорил. Тот только за голову схватился, ужаснувшись…

В общем, скандал назревал еще тот. А самое нехорошее – грозил перетечь своим аморальным, страстно осуждаемым обществом в те годы адюльтером уже и на кафедру, и мог очень плохо кончиться для них всех. Потому что, как ни крути, а Мисюсь была членом семьи уважаемого Антона Павловича Званцева, и он тоже был за эту так называемую «аморалку» в большом ответе. Да и Тине достался бы от этой истории свой хороший кусок неприятностей – погнали бы из университета молодого преподавателя Званцеву, как и положено, по какой-нибудь очень уважительной причине, которая для таких случаев обычно всегда заранее и бережно заготовлена.

Положение спасла жена Ильи Александровича. Бывают на свете, слава богу, такие умные жены. Быстренько воспользовавшись приглашением Рижского университета, бросила в один день все и уехала туда на целых полгода, и Илью Александровича с собой утащила, правдами и неправдами выхлопотав и для него семестр лекций по зарубежной литературе. Там Илья Александрович благополучно и прозрел и одумался. И очень своей мудрой жене впоследствии был благодарен…

Антон Палыч долго потом на свояченицу сердился за эту историю. Как бы там ни было, а хорошего друга потерял. Потому что хоть и обошлось все, а осадок в душе остался. Тот самый осадок, который дружбу под корень разрушить может. Хотел даже в первом, самом яростном гневе Мисюсь обратно в Белоречье спровадить, но довольно быстро остыл. И Тина за сестру просила – жалко девчонку стало. В самом деле, глупая еще. Да и сама Мисюсь после этой истории испугалась, притихла совсем, как мышка. После ноябрьских праздников и впрямь пошла на подготовительные курсы при университете, и даже однажды – о чудо! – поднялась к Антону Павловичу в мезонин и попросила дать ей почитать что-нибудь из классики…

– Неужель и вправду поумнела? – насмешливо спросил он, доставая с полки пушкинские «Повести Белкина». – На, почитай вот «Барышню-крестьянку», что ли… Та еще хитрюга была эта барышня, вся в тебя…

– Да я не хитрюга, Антон Палыч! – обиженно вскинула на него глаза Мисюсь. – Просто… Просто вы меня не понимаете совсем… Ни вы, ни Тинка…

– И в чем это, интересно, мы тебя не понимаем?

– Ну, не всем же дано книжки любить. А вы только по себе о людях судите! А может, у меня другие какие способности? А вы – книжки да книжки…

– А что… Может, ты и права, слушай… – задумчиво и внимательно на нее глядя, произнес Антон Палыч. – И даже определенно права… Чего это мы к тебе так с этим чтением привязались?

– Ну так и я говорю…

– Тогда скажи: чем бы тебе хотелось заниматься? Вот скажи четко и определенно: чем?

– А вы сердиться не будете?

– Нет.

– Точно?

– Слово даю!

– Ну, тогда… Вы бы меня машину вашу водить научили, вот это было бы здорово…

– Машину?! – опешил от такого неожиданного заявления Антон Палыч. – Ну, Мисюсь, не знаю… Это ты у Тиночки сначала разрешения испроси… Чего это тебе вдруг такая фантазия в голову пришла?

– Не знаю! Хочу, и все! Давно хочу. Даже во сне вижу, как я руль кручу…

– Ну что ж, хорошо… – грустно-снисходительно усмехнулся Антон Палыч. – Машину так машину. Вот завтра прямо и начнем, если Тиночка возражать не станет…

Тина нисколько против нового увлечения Мисюсь не возражала. Очень тяжело пережив историю с Ильей Александровичем, она даже обрадовалась такому повороту событий. Тем более видела, как и сам Антон идеей этой неожиданно вдруг увлекся – свояченицу вождению научить. А уж про Мисюсь и говорить было нечего. Совсем будто подменили девчонку – и глаза интересом загорелись, и способности к новому занятию откуда ни возьмись проявились у нее недюжинные. Схватывала все с лету, ученицей была прилежной, чем вызывала к себе особого рода уважение. Потому что не полагалось юным девушкам в те времена баранку крутить. Совсем не женское это было дело. Считалось тогда, что у женщин мозги вовсе не так устроены. Антон Палыч Мисюсь в этом отношении даже похваливал. И удивлялся восторженно, насколько она способной автомобилисткой оказалась. И экзамены водительские с первого захода сдала, будто играючи. И Тина была довольна, что сложились у девчонки наконец с ее мужем хорошие и доверительные отношения…