— И ты простила так же, как и забыла? — Стерлинг сверлил ее взглядом.

Она долго тянула с ответом.

— Нет.

— Конечно, нет. — Рассказывающий о пиратах и иронизирующий над опасностями своей жизни Стерлинг тут же исчез, превратившись в чопорного графа Уайлдвуда. — Я больше не буду говорить о прошлом.

Неожиданно Оливию охватило непреодолимое желание броситься к нему в объятия, провести пальцами по его насупленному лицу, прижаться губами к его губам. Но с глубоким вздохом она подавила внезапно возникший порыв.

— Извини, если обидела.

— Тебе не за что извиняться, — холодно ответил Стерлинг. — Как ты сказала, прошлое есть прошлое, и его не переделать. Я согласился, что мы останемся друзьями, и постараюсь больше не выходить за рамки дружеских отношений между нами.

— Ладно, что ж, я…

— Вот вы где! — С зонтом в руке к ним подошла улыбающаяся Миллисент. — Обсуждаете условия размещения? Если хотите знать мое мнение, они вполне приемлемые. В целом я нахожу все это весьма приятным. Не могу понять, почему я еще сомневалась, ехать ли мне.

— Странно, но я не помню, чтобы ты хоть сколько-нибудь сомневалась, — изумился Стерлинг.

— Тебе следовало бы быть более наблюдательным. — Миллисент хмыкнула. — Какой великолепный день! Оливия, вы когда-нибудь видели такое синее небо?

— Это прекрасно. — Оливия постаралась придать голосу нужный тон. В действительности между ней и Стерлингом ничего не произошло, тем не менее ей было не по себе и у нее определенно болело горло.

Миллисент придирчиво осматривала ее.

— Боже, дорогая, вы так бледны. С вами все в порядке? Надеюсь, у вас не mal demer[2]? Это было бы ужасно с учетом того, что это еще только начало морского путешествия, которое продлится около двух недель.

— Нет, не волнуйтесь, со мной все в порядке. — Оливия улыбнулась. В таком состоянии она будет пребывать до тех пор, пока ее прожигает пронзительный взгляд карих глаз Стерлинга. И вызывает в ней желание… — Правда, от отблесков на воде у меня разболелась голова, так что я удалюсь на некоторое время в каюту. — Она изобразила самую радужную улыбку. — Счастливо оставаться, Миллисент, Стерлинг. — Оливия кивнула и быстро повернулась, успев отметить его задумчивый взгляд.

Встревоженная не столько напоминанием Стерлинга о прошлом, сколько своей реакцией на это, она поспешила в каюту, которую делила с Миллисент. Как смела она думать, что сможет свободно общаться с ним, не провоцируя возврат давно забытых чувств? Можно было с уверенностью сказать, что это было апофеозом глупости. Оливия мерила шагами каюту. Он опять вошел в ее жизнь, потому что слишком глубоко внедрился в ее плоть и кровь, подобно тому как тяга к приключениям въелась в кровь его братьев.

О возвращении к прошлым отношениям не могло быть и речи. Она не простила Стерлинга и вряд ли когда-нибудь простит. Боль из-за его былого предательства притупилась, и Оливия думала, что навсегда преодолела ее. Теперь же осознала, что никогда ничего не забывала. Даже когда он вторгался в ее сны, оставались отголоски ощущения безысходности.

Помимо этого, они оба слишком изменились, чтобы возвращаться к старому. Нет, больше она не доверит ему свое сердце. Не может. Он уже разбил ее сердце один раз, другого раза она не выдержит.

Каким нелепым было то желание в списке — переспать со Стерлингом. Все равно что стоять в паводок на берегу реки в расчете, что вода не затопит тебя. Но ведь… Оливия замерла на полушаге. Возможно, это и есть ответ. Возможно, выполнив этот пункт, имеющийся в ее списке, она сможет освободиться от бремени; затаенного чувства к Стерлингу и зажить своей жизнью. Подобно тому как перенасыщенность каким-то удовольствием отбивает охоту к нему.

Мысль эта метеором вспыхнула в ее голове. Придется ей соблазнить графа Уайлдвуда. Причем чем скорее, тем лучше.


Некоторое время Стерлинг смотрел ей вслед, потом, стиснув зубы, снова уставился в морскую даль. Наверное, ни одно человеческое существо не приводило его в такую ярость. Он хотел разобраться с прошлым и жить дальше. Она же не захотела даже говорить об этом. Хуже всего то, что при этом он чувствовал свою полную беспомощность.

— Надеюсь, с ней все в порядке, — пробормотала леди Уайлдвуд. — У меня такое ощущение, что я помешала серьезному разговору.

Стерлинг тяжело вздохнул.

— Нет, ничего серьезного.

— О, дорогой, какой же ты неумелый лжец. — Мать обреченно вздохнула. — Ты всегда скрывал свои чувства. Или никогда не говорил о них. Может быть, скажешь на этот раз?

— Мне нечего сказать. — Конечно, это была очередная ложь.

— Тогда придется говорить только мне. — Она помолчала, и ему показалось, что сейчас она заговорит о прекрасной погоде и лучших, чем ожидалось, условиях размещения. — Ты никогда не рассказывал мне, что случилось между тобой и Оливией перед ее замужеством.

Да, разговор о погоде не получился.

— Что тут рассказывать? Ее отец сказал мне, что она собралась выйти замуж за Рэтборна. И что она не хочет больше меня видеть.

— И?..

— И… — Стерлинг шумно выдохнул. — Это была ложь. Это отец заставил ее выйти замуж за Рэтборна.

— Понятно. Я давно подозревала нечто подобное.

— Почему же ты мне ничего не сказала?

— Боже, Стерлинг. Что я должна была сказать? Что тебе следовало бороться за девушку? Что ты не должен был позволить ей уйти из твоей жизни? Что следовало поступать, как подскажет сердце?

— Что-то вроде этого, — пробормотал он.

— Как я могла? Ты ведь не открылся мне. И, насколько я помню, не давал мне особой возможности говорить о чем бы то ни было. Ты был таким гордецом.

Стерлинг презрительно фыркнул.

Я был глупцом.

— Верно. Следует еще иметь в виду, что Оливия очень скоро вышла замуж, а ты тоже довольно поспешно обручился и сыграл свадьбу с Элис. Мне показалось, что лучше держать мое мнение при себе. В конце концов, что сделано, то сделано. — Леди Уайлдвуд помолчала. — И мне очень нравилась Элис, хотя я никогда не считала, что она сделала тебя по-настоящему счастливым.

Стерлинг уставился на мать.

— Я был счастлив.

— Нет, Стерлинг, ты был удовлетворен, а это огромная разница. — Ее тон смягчился. — Когда мы поженились с твоим отцом, мы и минуты не могли провести друг без друга. Вы же с Элис…

Он впился в нее взглядом.

— Да?

— Вы с ней вели себя не как новобрачные, а словно были женаты уже много лет.

— Насколько я помню… — В его голосе прозвучало раздражение. — Отец болел, и мои мысли были заняты другими вещами.

— Я не виню тебя. Если бы Элис не умерла, вы, несомненно, жили бы долго и в полном согласии. Тем не менее я ни разу не видела, чтобы ты смотрел на нее так, как на Оливию. А когда Элис умерла…

— Да?

— Когда она умерла, это не разбило твое сердце.

— Я был очень расстроен.

— Да, конечно. Ты ведь потерял большого друга. — Мать покачала головой. — А не большую любовь.

— Я очень хорошо относился к Элис.

Леди Уайлдвуд внимательно наблюдала за ним.

— Правда. — Казалось, Стерлинг старался убедить в этом не только мать, но и себя. Он был очень привязан к Элис. А осознание того, что любовь к жене не похожа на чувства, которые он испытывал к Ливи, вряд ли было для него неожиданным. Ливи была великой любовью его жизни. Элис же… Неприятно признаваться, и он отгонял даже мысли об этом, но Элис была второй. Хотя мать и считала его плохим лжецом, самому себе он мог лгать мастерски. — Я никогда не хотел…

— Конечно, нет, — оборвала его излияния мать. — Не такой ты человек.

— Ты думаешь, она знала? — Мысль о том, что Элис могла догадываться о постоянном присутствии Ливи в его сознании, терзала его. Ему ни в коем случае не хотелось причинять ей боль.

Леди Уайлдвуд помедлила с ответом, будто подбирая слова.

— Мне очень жаль, дорогой, но, конечно же, она знала. Женщина всегда знает это.

— Но ведь с ее стороны не было ни одного намека.

— Естественно. Она слишком любила тебя. — Мать прикоснулась к руке Стерлинга. — Не смей даже думать, что Элис была несчастна. Она была счастливой, очень счастливой.

— Я старался, — сказал он, адресовав замечание скорее себе, чем матери. И правда, разве он не отбросил все мысли о Ливи, когда женился на Элис? Разве не игнорировал ее письма?

— Ну и что ты намереваешься делать теперь?

— Я намерен помочь Оливии выполнить условия завещания ее мужа, получить заслуженное наследство и стать независимой.

— О, дорогой. — Мать покачала головой. — Я-то надеялась…

— Не надо.

— Что не надо?

— Ничего не говори.

— Не говорить, что она теперь свободна, а то, что обратилась к тебе за помощью, сулит отличное начало?

— Ей не к кому было больше обратиться.

— Не важно. Главное, что она обратилась к тебе. — Мать прищурилась. — А когда все это закончится, что тогда?

— Тогда я вернусь к той жизни, какую вел до сих пор. — Это тоже было ложью. Жизнь Стерлинга кардинально изменилась в тот вечер, когда ее отец открыл ему всю правду.

— А Оливия?

— Оливия сможет свободно дышать, — тихо сказал он.

— Значит, ты потерял всякую надежду на будущую совместную жизнь с ней?

Стерлинг обеспокоенно взглянул на мать.

— Мама, ты несносная женщина.

— И всегда была такой, мой дорогой, — с улыбкой парировала леди Уайлдвуд. — А вот тебе сдаваться не пристало. Не похоже это на тебя.

— Я учитываю реальное положение дел. Она не простила меня.

— Твоя первая ошибка заключалась в том, что ты поверил ее отцу. — Она покачала головой. — Хотя разве можно тебя винить за это? Ты не имел понятия.

— Она писала мне, мама. Она написала три письма. — Наверное, ему нужно было кому-то рассказать об этом. — Первое — незадолго до ее свадьбы с Рэтборном, в котором объясняла истинную причину предстоящего замужества. Полагаю, хотела извиниться таким образом. — Он поднял глаза на мать. — Я не вскрывал это письмо. — Последовал тяжелый вздох. — Другие два пришли после их женитьбы, когда болел отец. Их я тоже не вскрывал. В них она тоже просила о помощи. — Даже сейчас содержание тех писем болью отзывалось в его душе, вызывало чувство вины и раскаяния, а также гнева. К Рэтборну, и еще больше — к себе самому. — Особых подробностей не было. Думаю, она боялась писать об этом. Но он обращался с ней ужасно и она опасалась за свою жизнь. Молила, чтобы я помог ей убежать от него.