Бертрис Смолл - Коварство и любовь

– Они знают, что тут происходит? – продолжал расспрашивать граф де Уинтер.

– Кэтрин и другие знают лишь то, что им сообщают.

– Я хочу видеть жену, – сказал Вариан. – Понимаю, что Говарды отныне никто, однако возможно ли, чтобы я смог увидеться с Ниссой?

– Дождись, пока они не покончат с Калпепером и Деремом, а потом посмотрим. Думаю, что сумею убедить Чарльза Брэндона, что не случится беды, если тебе позволят навестить жену.

– А что будет с Говардами?

Герцог хрипло рассмеялся.

– Мы снова впадем в немилость, возможно, на весь срок, отпущенный Генриху Тюдору. Две королевы – ставленницы Говардов, и обе оказались никуда не годными. Это плохая рекомендация, Вариан. Думаю, что тебе следует наконец возрадоваться, что ты де Уинтер, а не Говард.

– Я всегда буду гордиться своей матерью, урожденной Говард.

Глаза герцога Томаса увлажнились – как редко бывали в них слезы!

– Пойду прилягу, пока можно, – ворчливо ответил он.

Его мечты рассыпаются в прах, понял Вариан. Затем его мысли обратились к Ниссе. Жена как-то раз сказала, что герцог Томас лишил ее мечты. Неужели она решит, что Бог справедливо покарал главу дома Говардов, обратив в пыль его мечты и чаяния? Вполне возможно. Он скажет ей, когда они увидятся. Однако интуиция подсказывала Вариану, что Нисса не станет злорадствовать, узнав, что Говарды пали.

С высоко поднятой головой Томас Калпепер стоял перед Тайным советом. Он был в черном, в самой скромной одежде, приличествующей его печальному положению. Синие глаза смотрели уверенно, ни один мускул не дрогнул в его лице.

– Вы любите Кэтрин Говард, бывшую королеву Англии? – спросил герцог Саффолк.

– Да, – смело ответил он.

– И как давно вы любите ее, сэр?

– С тех пор, как мы были детьми, милорд.

– Вы намеренно искали возможности соблазнить ее, вопреки тому факту, что она стала супругой вашего короля. Короля, который вас любил и принимал участие в вашем воспитании. Короля, который вам доверял! Это так, Томас Калпепер?

– Это была всего-навсего игра. Я преследовал ее ради собственного удовольствия, – ответил Калпепер. – Я никогда не предполагал, что она ответит на мои ухаживания. Действительно, много месяцев она оставалась холодна. Казалось, чем больше я ее домогался, тем решительнее она меня отталкивала, тем самым разжигая мою решимость ее добиться. Но потом, прошлой зимой, король заболел и отказывался видеться со своей женой. Ей было скучно и одиноко. Я не вполне понимаю, как это вышло, но королева вдруг начала изнывать от любви ко мне. Я не мог поверить своему счастью. Женщина, которую я любил всю жизнь, ответила мне взаимностью!

– И какую же форму приняла ваша любовь, сэр? – требовательно воскликнул герцог Саффолкский, пристально глядя на молодого человека в черном. Слава богу, короля нет в зале заседаний, и он не слышит бесстыдных признаний этого нечестивца и предателя.

– Я боялся, что король узнает нашу тайну, – продолжал Калпепер. – И я очень старался быть скрытным, но Кэтрин то и дело изыскивала возможность побыть со мной. Это было какое-то безумие, но какое прекрасное!

– Вы целовали ее?

– Да.

– Трогали ее?

– Да.

– И вы познали друг друга физически, сэр?

– Было или не было, милорды, я ни в чем не стану признаваться, – усмехнулся Томас Калпепер. – Это было бы бесчестием.

Норфолк вспылил:

– Вы, обезумевший кусок дерьма, рассуждаете о чести? Вы признаетесь, что целовали и ласкали мою племянницу, замужнюю даму и супругу короля, а потом осмеливаетесь говорить о чести? Если вы болтаете все это в надежде выгородить Кэтрин Говард, так имейте в виду, что Джейн Рогфорд уже показала, что была свидетельницей вашего с ней мерзкого прелюбодеяния!

– Леди Рогфорд! С прискорбием вынужден заметить, – презрительно отвечал Калпепер, – столь же высокоморальна, как портовая шлюха. Гроша ломаного не дам за то, чего она тут наплела. И я, милорды, не признаюсь ни в чем, что могло бы повредить хотя бы волоску на голове моей королевы. Боюсь, вы только потеряете время, если вздумаете допрашивать меня дальше. – Он смотрел на них с вызовом.

Томаса Калпепера немедленно увели. Было ясно, что сейчас им от него ничего не добиться.

– Нам нужно его признание, – сурово заметил лорд Сэдлер. – Не помешало бы применить пытку, он стал бы разговорчивее.

– Вы можете запытать его до смерти, – возразил лорд Рассел. – Но он все равно не признается, что прелюбодействовал с королевой!

– Его молчание, его надменный отказ открыться – это и есть признание его вины, – сказал лорд Одли.

– Конечно, – ответил граф Саутгемптон. – Бедняга, он влюблен в королеву. А влюбленные мужчины часто совершают глупости.

– Помилуй, Господь, души обоих! – набожно воскликнул епископ Гардинер.

– Мы можем еще раз допросить королеву, – предложил архиепископ.

– Но какой в этом смысл? – проворчал Норфолк. – В ее хорошенькой головке не найдется двух связных мыслей сразу. Она отказывается понимать серьезность своего положения. Верит, что король ее простит.

– Мы могли бы попытаться, – задумчиво произнес Саффолк, – вреда-то не будет. Если мы потерпим неудачу, их все равно осудят по показаниям других свидетелей. Калпепер пытается ее выгородить, но ей об этом знать необязательно. Что, если она решит, будто он взял сторону короля, дабы спасти свою презренную шкуру? Она тоже захочет себя спасти и заодно отомстить ему, вот и скажет все, что нам требуется.

– Нет необходимости, чтобы мы все ехали к ней, – сказал Норфолк. – Но я хотел бы быть среди тех, кто отправится в Сайон-Хаус. Я должен отвечать за Кэтрин Говард, поскольку она член моей семьи.

– Очень хорошо, – ответил Саффолк. – Я, разумеется, поеду. Гардинер, мне понадобитесь вы и Саутгемптон. Надеюсь, Ричард Сэмпсон, что и вы будете с нами.

Ричард Сэмпсон был настоятелем королевской церкви. Все знали, что он не пропустил ни одного заседания Тайного совета. Он носил сан епископа Чичестерского, человек он был справедливый.

– Да, я еду с вами, милорд.

Пятеро членов Тайного совета погрузились на баржу, чтобы плыть вверх по реке в Сайон-Хаус. Прибыв на место, они обнаружили Кэтрин в кругу подруг. Перебирая струны лютни, она напевала песню, которую сам король сочинил когда-то для ее несчастной кузины Анны Болейн:

Увы, любовь, мне жизнь губя, ты рвешь со мною без стыда. Я столько лет любил тебя и счастлив был с тобой всегда. Гринсливз, ты мне свет зажгла, Гринсливз, счастье мне принесла. Гринсливз, ты в сердце цвела – лишь ты, лишь ты, моя Гринсливз.

Кэтрин Говард подняла голову и улыбнулась, приветствуя вошедших, и продолжила песню:

Земных богатств моих не счесть, но их тебе я все отдал. Любви моей не смолкла песнь, но я любви твоей не знал. Гринсливз, ты мне свет зажгла, Гринсливз, ты мне счастье дала. Гринсливз, ты в сердце цвела – лишь ты, лишь ты, моя Гринсливз.

Они слушали как зачарованные. Но вот наконец музыка стихла, и с последней нотой печальной баллады чары развеялись. Саффолк учтиво поклонился молодой женщине и сказал:

– Госпожа Говард, мы прибыли к вам для дальнейшего допроса, основываясь на показаниях тех, кого мы уже выслушали.

– Кто осмелился говорить обо мне дурно? Леди Рогфорд? Да кто она такая, – надменно произнесла Кэтрин Говард. – Ее слова ничего не значат, вы должны верить мне, а не ей.

– Господин Калпепер показал, что любит вас и что с апреля состоит с вами в любовной связи, – сообщил Саффолк, лорд-президент Тайного совета. – И леди Рогфорд подтверждает его слова.

– Джентльмены, мне нечего вам сказать, – величественно произнесла бывшая королева.

Епископ Сэмпсон взял ее пухлую ручку в свою. Она была холодна как лед. Как она напугана, подумал он, хотя виду не показывает!

– Дитя мое, ради спасения вашей души умоляю – признайтесь в содеянном, исповедуйтесь мне, чтобы я мог отпустить вам грехи!

– Благодарю вас за доброту, милорд епископ, – ответила Кэт. – Но я не скажу Тайному совету ни слова больше. – Отняв у него руку, она снова взяла лютню и начала наигрывать грустную мелодию.

– Дурочка, ты стоишь на пороге смерти! – закричал Норфолк на свою несговорчивую племянницу. – Неужели ты не понимаешь?

Кэтрин Говард подняла к нему лицо, не выпуская лютни из рук.

– Дядя, все стоим на пороге смерти, как только рождаемся на этот свет. Мы все смотрим ей в лицо, даже вы, дядя!

– Госпожа Говард, так вы отрицаете, что вступили в греховную связь с господином Томасом Калпепером? – снова спросил герцог Саффолк.

– Я ничего не отрицаю и ничего не признаю, – ответила упрямая Кэтрин.

Им пришлось признать поражение.

– Она его выгораживает. Или думает, что выгораживает, – сказал Саутгемптон, когда они возвращались из Сайон-Хаус.

– Это большая трагедия для всех партий, – ответил епископ Гардинер.

Первого декабря Томасу Калпеперу и Фрэнсису Дерему было предъявлено официальное обвинение, обоих допросили. Дерему вменялось изменническое намерение – ведь он поступил на службу к королеве, питая нечистые помыслы, и предательское сокрытие предварительного брачного сговора с Кэтрин Говард. Дерем умолял их признать его невиновным.

Томаса Калпепера допросили по обвинению в преступной связи с бывшей королевой Кэтрин Говард. К этому времени несчастный понял, что не сможет спасти ни себя, ни Кэт, и захотел снять грех с души. Поэтому Калпепер, который сначала отпирался и заявлял, что невиновен, теперь признал вину. Против него свидетельствовали леди Рогфорд и женщины-горничные, у него просто не оставалось выбора.

Томас Говард, герцог Норфолкский, лично зачитал им приговор, в котором и Калпепер, и Дерем были признаны виновными.

– Нижеследующим указано, что вас посадят в позорную повозку и отвезут в Тайбэрн, где повесят. Вам заживо вспорют живот и извлекут внутренности, которые сожгут на ваших глазах, после чего вас обезглавят и четвертуют. Да помилует Господь ваши души, – нараспев читал герцог. Его длинное лицо осунулось, а глаза смотрели тоскливо.