– Мы благодарим вас за помощь, госпожа Тилни, – заключил Саффолк. – Теперь можете удалиться, однако нам, возможно, захочется побеседовать с вами еще раз.

Женщина сделала реверанс, и ее вывели из зала заседания и сопроводили назад в камеру.

– Ну, джентльмены, что вы думаете? – спросил герцог Саффолкский.

– Может показаться, что королева замешана в неких бесчестных делах, – ответил граф Саутгемптон.

– Да, но в каких именно? И с кем? – подал голос лорд Рассел.

– Мне кажется, нет сомнений в том, чем именно она занималась, – ответил ему лорд Одли. – Остается лишь вопрос, с кем?

– Милорды, возможно, у меня есть ответ, – заявил архиепископ. – Полагаю, Томас Калпепер и есть тот негодяй, которого мы ищем, однако у меня пока нет необходимых доказательств. Кажется, королева очень его любит. Он находился в свите короля во время путешествия, все четыре месяца. Он мог бы знать распорядок дня королевы не хуже самого короля, поскольку он состоит у него на службе.

– Побойтесь бога, Кранмер! – воскликнул герцог Норфолк. – Да Калпепер фактически вырос в королевских апартаментах! Его привезли ко двору совсем юным, чтобы отдать в пажи. Король питает к нему глубокую привязанность. Этого просто не может быть!

Архиепископ пожал плечами.

– Меня навели на эти подозрения.

– Кто? – спросил Норфолк.

– Боюсь, ваша же племянница, – ответил Томас Кранмер.

– Полагаю, – вмешался Саффолк, – нам лучше продолжать допрос свидетелей. Следующей идет Маргарет Мортон, еще одна девица из покоев королевы. – И он дал знак стоящей в дверях страже. – Введите госпожу Мортон!

Она вошла, рыхлая и еще менее привлекательная, нежели Кэтрин Тилни, если такое возможно. Женщина раздувалась от гордости и самодовольства. Еще бы, ведь она такая важная свидетельница! Она неуклюже присела в реверансе.

– Чем я могу помочь вам, милорды? – спросила Маргарет Мортон, не дожидаясь, пока ей будет дозволено говорить. Похоже, она даже не понимала, какой промах совершила.

– Госпожа Тилни сообщила, что королева во время путешествия вела себя довольно странно – ночные отлучки и прочее. Заметили ли вы нечто такое, о чем хотели бы рассказать Тайному совету?

– О да! – с готовностью воскликнула Маргарет Мортон. – Я уверена, нет сомнений, что ее величество и эта баба Рогфорд что-то затевали. Вечно о чем-то шушукались, слали записки туда-сюда, в которых ничего нельзя было разобрать. Да еще письма, которые Рогфорд брала у королевы и куда-то с ними убегала. А потом приносила другие письма ее величества.

– В Линкольне вы втайне выходили куда-то с королевой, – мягко подсказал герцог Саффолк.

– Да, милорды, и в Йорке, и в Понтефракте. Мы, служанки в личных покоях королевы, вечно суетимся, то входим, то выходим. Но в Понтефракте ее величество накричала на госпожу Луффлин, потому что та вошла в ее спальню и не постучала. Она выгнала ее и впредь запретила кому-нибудь из нас входить в спальню, если она сама не прикажет. В ту ночь королева заперлась с леди Рогфорд. И это странно само по себе, милорды, – заявила она многозначительно. – Дверь не только закрыли на замок, но вдобавок и на засов изнутри. И что же, милорды? Именно в тот момент королю не захотелось навестить свою женушку! Очевидно, он предполагал провести ночь в ее постели. Со всем уважением, милорды, но он был в халате, ночной рубашке и ночном колпаке, а дверь-то оказалась заперта. – Женщина обвела взглядом зал заседаний Тайного совета, чтобы убедиться, какой эффект произвели ее слова. Явно довольная собой, она продолжала: – Так вот, милорды, мы стали колотить в дверь, и голос леди Рогфорд в конце концов спросил, чего нам нужно. Мы сказали – тут король, он желает видеть королеву. Я стояла возле самой двери. Так вот, там было чего слышно: сначала шарканье ног, потом Рогфорд бормотала, что замок не открывается, а король тем временем терял терпение. Наконец дверь чуть приоткрылась, и выглянула Рогфорд. «Королева, – говорит она, – страдает от жуткой головной боли и умоляет короля уйти, чтобы она могла отдохнуть в одиночестве и прийти в себя, чтобы наутро ехать с королем на охоту». Разумеется, король, такой любезный джентльмен, уважил ее просьбу. Да простит Господь мне эти слова, милорды, но в тот момент я подумала про себя, что там с ней другой мужчина, не иначе.

В зале стояла гробовая тишина. Вот оно и прозвучало, это свидетельство, которое они так долго искали и боялись услышать.

– Возможно, госпожа Мортон, ваши подозрения навели вас также на мысль о том, кто был этот мужчина? – спросил Саффолк.

– Я могла бы прозакладывать жизнь за то, что это был юный Том Калпепер, милорды, – честно призналась она. – Кроме него некому.

– Не Дерем?

– Что? Этот грубый, невоспитанный болван? Нет! Это был Калпепер, милорды. Она положила на него глаз еще весной, в апреле, уж я-то знаю. В Хэтфилде она стояла у окна и бросала на него влюбленные взгляды, а он стоял под окном. И тоже смотрел на нее с любовью и посылал воздушные поцелуи. Однажды в Хэтфилде она провела наедине с Калпепером целых шесть часов, в своей спальне. Когда они наконец вышли, у обоих был такой вид, точно у кота, который съел канарейку. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем они там занимались, – ехидно заключила Маргарет Мортон.

– И вы никому не сказали? – прорычал герцог Норфолк, точно так же, как спрашивал он у Тилни.

– Я простая служанка, – ответила Маргарет Мортон. – Мое ли дело докладывать о поведении королевы? Выкинь я подобный номер, и меня не взяли бы больше ни в один приличный дом.

– Мы благодарим вас, госпожа Мортон, – ровным голосом сказал Саффолк. – Можете удалиться. Вы представили нам исключительно ценные показания.

Стражники быстро увели женщину, и дверь за нею закрылась.

– Это проливает свет, не так ли, милорды? – сказал герцог Саффолк. – Похоже, милорд архиепископ, ваши предчувствия вас не обманули.

– И это великая трагедия, милорды, – тихо ответил архиепископ. – Меня совсем не радует, что я оказался прав. Королеве едва исполнилось восемнадцать. Если обвинения против нее получат дальнейшее подтверждение, ее дни будут окончены в Тауэре, она повторит судьбу своей родственницы, Анны Болейн, упокой Господь ее душу.

Как известно, Томас Кранмер восхищался Анной Болейн и приложил немало усилий к тому, чтобы ее спасти…

– Да вам какое дело?! – вскинулся герцог Норфолк. – Если мою племянницу приговорят к смерти, вы быстро подсунете королю какую-нибудь добрую реформистку. Разве не этого, сэр, всегда добивались вы и ваши союзники?

– Это вы, Томас Говард, спешно женили короля на вашей племяннице, чтобы самому стать всемогущим, – грозно повысил голос архиепископ. – Если бы не вы, король никогда не связался бы со столь недостойной особой! Нынешний позор – следствие ваших амбиций. Смерть этой юной женщины навечно останется на вашей совести.

– Вы возьмете сторону глупых служанок против урожденной Говард?

– По-вашему, прислуга королевы затеяла интригу, чтобы ее опорочить? Зачем им это? – спросил Кранмер.

– Кто их разберет, этих женщин, – буркнул Норфолк. – Странные они создания, если не сказать больше.

– Милорды, пререкания ни к чему нас не приведут, – вмешался герцог Саффолк. – На сегодня у нас есть еще несколько свидетелей.

Привели госпожу Элис Рестволд, потом наступил черед Джоан Балмер. Обе, в сущности, повторили уже сказанное Кэтрин Тилни и Маргарет Мортон. Каждая добавила какую-нибудь незначительную подробность, которую другие не упомянули по причине забывчивости или невнимания, либо просто не могли знать. Но в целом их показания сходились. Женщин поблагодарили и отправили назад в Тауэр.

На этот день оставалась последняя улика – письмо, обнаруженное среди вещей Тома Калпепера. Оно было написано весной того же года рукой самой королевы. Дурно составленное, с кучей ошибок, оно заканчивалось нежными словами – «твоя на всю жизнь, до самой смерти, Кэтрин».

Теперь никто из членов Тайного совета не сомневался, что Кэтрин Говард совершала прелюбодеяние с Томом Калпепером. Никто не хотел сообщать королю. Однако Чарльз Брэндон, герцог Саффолкский, знал, что эту нелегкую обязанность придется выполнять именно ему. Лучший друг Генриха, он был также лордом-председателем Тайного совета.

– Подайте мне меч! – кричал Генрих. – Чарльз, я поеду в Сайон и убью ее собственными руками! А-а, лживая сука! А я-то ее любил! Никогда больше! Кэтрин, Кэтрин! – и король залился слезами.

Совет взял на себя обязанность разослать официальные сообщения послам при дворах основных монархий Европы. И вскоре о печальных событиях в жизни Генриха знали все. Поведение королевы в этих коммюнике было названо «вызывающим отвращение».

Французский король Франциск Первый, сам известный распутник, отправил «брату Анри» в высшей степени сочувственное письмо соболезнования.


«Я с сожалением узнал о неприятностях и бедах, постигших вас посредством безнравственного и распутного поведения королевы. Однако, зная моего доброго брата как рассудительного и добродетельного принца безупречной чести, я настоятельно советую ему забыть вышеупомянутые неприятности и, подобно мне, набраться мудрости и благоразумия, дабы впредь не доверять свою честь легкомысленной натуре женщины, но, напротив, возблагодарив Господа за все, довериться божественной милости. Легкомыслие женщины не должно порочить честь мужчины».


А с глазу на глаз с сэром Уильямом Полетом, английским посланником, Франциск Первый отозвался о Кэтрин Говард так:

– Наделала дел, маленькая проказница!

И захихикал в явном одобрении сексуальных похождений королевы.

Двадцать второго ноября Тайный совет постановил лишить Кэтрин Говард титула королевы. Теперь она была «госпожа Говард», как прежде. Двумя днями позже ей было представлено официальное обвинение в том, что она «вела до брака жизнь неподобающую и порочную, исполненную низменного плотского греха, подобно обычной шлюхе, сохраняя тем не менее видимость приличной и достойной женщины». Далее ее обвинили в том, что она ввела в заблуждение короля и женила его на себе обманом, тем самым подвергнув корону опасности быть узурпированной незаконнорожденными отпрысками.