Бертрис Смолл - Коварство и любовь

Несколько минут они лежали перед камином и молчали. Потом Нисса тихо заговорила:

– Наверное, милорд, нам стоит одеться. Что, если кто-нибудь придет и обнаружит, что мы закрылись на ключ? Готова спорить, что здесь, в Хэмптон-Корте, в покоях вашего деда, никто никогда не делал подобных возмутительных вещей!

Вариан засмеялся.

– Вероятно, нет, – согласился он. – Сейчас мы что-нибудь наденем, чтобы только добраться до спальни, любовь моя!

– Вот как? – Нисса устремила на мужа взгляд своих омытых слезами глаз. Они напомнили ему колокольчики под дождем.

– Я еще не закончил с вами, женушка, – с улыбкой ответил он. – Кроме того, чем еще заняться, если король в отъезде, королева в заточении, а весь двор трясется от страха да гадает, что будет дальше? Я думаю, дорогая, что нам с вами очень повезло. У нас есть уютная спальня, а еще у меня есть вы, а у вас – я. И нам нужно поскорее сбежать в эту самую спальню, чтобы провести время в удовольствиях. Уехать мы все равно не можем. И я предпочел бы играть с вами в очень возбуждающие игры, нежели вместе с остальными слоняться по дворцу, выспрашивая, нет ли новостей.

– Да многие ли захотят сейчас с нами разговаривать? – усмехнулась Нисса. – На нас проклятие Говардов. Боюсь, что нам с вами, мой дорогой супруг, остается только запереться в спальне. – Протянув руку, она схватила сорочку и натянула ее через голову. Потом, обернувшись, она поманила его за собой, обольстительно улыбаясь. – Так вы идете, милорд?

Члены Тайного совета, сочувствовавшие Говардам, пришли к королеве и помогли ей написать письмо королю, в котором она умоляла о прощении. Кэтрин не блистала умом, но даже она поняла, что ее единственная надежда – это любовь короля. Нужно растрогать его и вымолить прощение, тогда Генрих остановит архиепископа, который явно нацелился на дальнейшее расследование того, чем занималась она уже после того, как стала королевой. Дядя постарался растолковать Кэтрин, насколько опасным становилось ее положение на самом деле. И она сумела-таки взять себя в руки и успокоиться. Страх – не лучший помощник для того, чтобы спасти свою жизнь и семью. Дерем ревновал к Тому Калпеперу. Она отвергла Дерема. Но Дерем, как подозревала Кэтрин, понимал, что происходит между нею и Калпепером. Нужно вызволить из Тауэра и Дерема, и Калпепера прежде, чем их подвергнут пытке и вырвут роковое признание.

«Я, несчастнейшая из подданных его величества, жалкое существо, недостойное милости вашего величества, настоящим заверяю покорность вашей воле и признание в содеянных мною грехах. И если недостойна я милости, не заслуживаю милосердия, даруемого всем прочим на этой земле, то на коленях и простирая руки умоляю я вас хоть о малой капле оного, дабы пролилось на меня, недостойную называться вашей супругой и подданной. Не могу выразить словами всей скорби, уповая тем не менее, что ваша добрая душа примет во внимание мою молодость, мое неведение, мою уязвимость и нижайшее признание и недвусмысленное объявление в содеянном, но всецело предаюсь состраданию и милосердию вашего величества. Сначала в том, что Мэнокс, посредством льстивых и сладкоречивых уговоров, вынудил меня, юную девицу, много раз терпеть его прикосновения к потайным частям моего тела, чего не пристало бы мне со всей честностью позволять. А также в том, что Фрэнсис Дерем, который посредством долгих уговоров заставил меня воплотить его нечистые помыслы, сначала лег в мою постель в камзоле и лосинах, а потом лег со мной совершенно голый и совершал со мною то, что совершает муж с женой, не раз и не два, но многократно, однако связь наша закончилась почти за год до того, как его величество король сочетался браком с Анной Клевской, и продолжалась четверть года или немногим больше. Смиренно умоляю вас принять во внимание, сколь убедительны молодые люди и сколь невинны и слабы молодые девушки. Страстно желая понравиться вашему величеству и ослепленная жаждой земной славы, я не могла и не сумела понять, насколько велик мой грех сокрытия прежних грехов от вашего величества, в то же время искренне намереваясь быть всю жизнь верной и преданной вашему величеству. И тем ужаснее казались мне мои преступления, чем сильнее проявлялась со временем бесконечная доброта вашего величества. Теперь я отдаю право судить мои грехи, препоручаю жизнь и смерть свою всецело вашему величеству и умоляю судить не по законам, а по бесконечной вашей милости, состраданию и милосердию, которые единственно способны оправдать мое поведение, достойное иначе лишь строжайшего из наказаний».

Эту скорбную мольбу передали королю. Прочтя письмо, Генрих впервые за все эти долгие дни почувствовал себя значительно лучше. Его бедная маленькая Кэтрин, которую обманули эти безнравственные и злонамеренные молодые люди! Разумеется, развода не избежать, ведь он не может жить в браке с порочной женщиной, которая до него уже была в связи с мужчиной. Но, по крайней мере, ему не придется ее казнить, как было с ее кузиной. Генрих улыбнулся. Он может даже держать Кэтрин при себе в качестве любовницы. Она умела замечательно ублажать его в постели.

Объявили о приходе архиепископа, и тот вошел почти неслышно.

– Ну что, Том? – нетерпеливо спросил король.

– Сомнений нет, ваше величество, – сказал архиепископ. – У Кэтрин была связь с Фрэнсисом Деремом, и они намеревались пожениться. Боюсь, ваш брак с нею должен быть аннулирован.

Король протянул священнику письмо королевы.

– Да, она признается. И теперь я спокоен, хотя мне жаль с нею расставаться. Она была хорошей женой, если угодно – лучшей из всех моих жен. Однако не могу же я иметь супругу недостойного поведения…

– Но это, вероятно, не все.

– Нет, Том, достаточно! – воскликнул король. – Я вполне удовлетворен результатом. Я любил Кэтрин, мою розу, так, как не любил ни одну женщину. Но теперь моя любовь умерла. Да будет так!

И король вернулся в Хэмптон-Корт и устроил пир. За столом он сидел в окружении двадцати шести прекраснейших дам своего двора. Генрих вдруг стал очень весел и флиртовал со всеми дамами подряд, как в былые времена. Он не пожелал увидеться с Кэтрин.

Два дня спустя король якобы ускакал на охоту. В действительности он проехал в Лондон, во дворец Уайтхолл, где встретился с членами Тайного совета и совещался с ними вплоть до раннего утра следующего дня. Потом, немного отдохнув и перекусив, он вернулся к ним снова, и так почти весь день.

Том Кранмер не сомневался: будь у него время, он непременно доказал бы факт супружеской измены королевы. Мысль о том, что королева могла зачать от любовника и посадить незаконнорожденного принца на трон Англии, приводила его в ужас. И он убедил Совет, большинство в котором составляли как раз противники Говардов. Они полагали, что архиепископ должен продолжить расследование, а королева не должна избежать правосудия. Король спорил с Советом, не желая, чтобы его компрометировали еще больше, но в конце концов уступил их требованию.

Покинув Хэмптон-Корт, придворные наблюдали, как члены Совета, покончив с совещанием, выходят из зала. У герцога Норфолкского был вид несчастного человека. Королеву оставили в Хэмптон-Корте под домашним арестом.

Кэтрин Говард знала, что двор уехал и что ее бросили одну, и ей снова стало страшно. На следующее утро в Хэмптон-Корт прибыл архиепископ, чтобы увидеть ее.

– Почему меня оставили здесь? – требовала ответа Кэтрин. К ней почти вернулась былая повелительная манера.

– Мадам, вы не задержитесь здесь надолго, – ответил он. – Было решено перевезти вас на некоторое время в Миддлсекс, в Сайон-Хаус.

– В Сайон? Это же деревня! Почему мне нельзя вернуться ко двору? Неужели король, мой супруг, не желает простить меня? Неужели меня хотят отправить в изгнание, поселив в грязном и скучном деревенском доме? В этом состоит мое наказание? Как долго оно продлится?

– Мадам, у меня нет полномочий давать вам объяснения, за исключением того, что вас перевезут из Хэмптон-Корта в Сайон. Вам позволено иметь четверых слуг и двух горничных. Вам обеспечат условия проживания, приличествующие королеве. Подготовьтесь к отъезду, каковой состоится через два дня.

– Я не смогу собраться за столь короткое время, – капризно захныкала Кэтрин, топая ножкой. – Вы же забрали у меня всех слуг!

– Мадам, вам предоставят новый гардероб. В новых обстоятельствах вам не потребуется так много одежды. Сэр Томас Сеймур возьмет ваши придворные наряды и опечатает сундуки. Они, наряду с вашими драгоценностями, будут возвращены королю, который их вам некогда преподнес.

Леди Рогфорд ахнула. Королева была парализована страхом и лишилась дара речи.

Архиепископ пронзил Джейн Рогфорд безжалостным взглядом.

– А вас, мадам, отправят в Тауэр, поскольку, полагаю, о поведении вашей госпожи вам известно куда больше, чем вы говорите, – сурово заявил он. – Вас необходимо как следует допросить.

Кэтрин наконец обрела способность говорить.

– Если вы отнимете у меня Рогфорд, – вскричала она, – кто же составит мне компанию, милорд? Вы же не оставите меня одну?

– У вас будут фрейлины и камеристки, мадам. Они составят компанию и будут вам прислуживать, – ответил Томас Кранмер.

– Могу я сама выбрать тех, кто останется со мной? – спросила несчастная женщина.

– Нет, – ответил он и покачал головой.

– Сэр, только одну из четырех, – молила она. – Жена моего кузена, Нисса де Уинтер, графиня Марч! Ох, милорд, умоляю!

– Я обдумаю вашу просьбу, – обещал архиепископ. Однако в конце концов он уступил – она могла выбрать трех фрейлин по собственному усмотрению. Четвертой дамой была назначена леди Бэйнтон, мужу которой, Эдуарду, предстояло быть управляющим при королеве в ее новом доме в Сайоне. Кэтрин потребовала к себе старых подружек – племянницу короля Кейт Кэри и Бесси Фицджеральд.

Услышав, что Кэтрин требует к себе Ниссу, Вариан де Уинтер пришел в ярость. Но Нисса мягко заметила: