– Да, мадам, однако вопреки злодейству герцога Томаса наша с Варианом история закончилась очень счастливо. Он любил меня с самого начала, да и я постепенно узнала и полюбила его. Мы были так счастливы в Уинтерхейвене с нашими малышами, но королеве вздумалось потребовать нас к себе. Можно подумать, не могла обойтись без нас в поездке! Господи, как же я ненавижу королевский двор! – Она взглянула на Анну. – Почему вы не приезжали летом?

– Люди слишком любят меня. И все еще сердятся на беднягу Хендрика, что он нашел мне замену. Думаю, вот и объяснение тем глупым слухам, о которых вы говорили – будто он собирается вернуться ко мне. Король просил меня остаться летом дома, чтобы без помех представить народу свою новую жену. Я была счастлива подчиниться его желанию. Мне нравится просто быть собой. Меня навещала малышка Бесс, зато бедняжку Марию заставили поехать со всеми, а ведь все знают, как она не жалует Катрину!

– Мы почти не видели принцессу Марию. Она уезжала на охоту с отцом и на люди выходила только по особым случаям – когда король хотел показать, какая у них дружная семья, – сказала Нисса. – Фрейлин принцессы мы тоже видели очень редко. Они держались своей компанией.

Обе женщины успели всласть поболтать – например, о грядущих праздниках и о том, как печальная участь Кэтрин Говард повлияет на всеобщие увеселения. Нисса поведала Анне, как хотели они с мужем покинуть королевский поезд еще в Ампхилле, но король, желая угодить своей ветреной женушке, нарушил уже данное обещание.

– Вы знаете, как я люблю Рождество в Риверс-Эдж! – грустно воскликнула Нисса. Она не стала открывать собеседнице истинную причину их горячего желания поскорее сбежать.

Наконец принцесса Клевская уехала, и Нисса вернулась к своему рукоделию. За окном уже сгустился мрак, как всегда зимой, но глаза у нее были молодые, и освещения, которое давал огонь в камине, было достаточно. Что ожидает бедную Кэтрин? Неужели они все-таки докажут, что она изменяла королю? Или Кэт каким-то чудом сумеет выкрутиться, и о ее преступном легкомыслии не узнают?

Архиепископ снова приходил к королеве и уговаривал ее письменно покаяться в распутном поведении до брака с королем. Кэтрин свято верила, что ее связь с Деремом была лишь связью и не имела силы брачного контракта, но архиепископ думал иначе. Он полагал, что у него достаточно улик для доказательства того, что бывшие любовники имели намерение пожениться. В таких обстоятельствах брак Кэтрин с королем вполне можно было аннулировать. Выходя за Генриха, Кэтрин не была девственницей. Она не родила королю детей, которые могли бы пострадать. На этих условиях уже можно было избежать взрывоопасной ситуации, однако Томас Кранмер не был удовлетворен. Архиепископ нутром чуял, что в деле кроется что-то еще.

– Что вы сделали? – Узкое личико леди Рогфорд было искажено от ярости. – Вы просто дура! Вы дали архиепископу оружие, с помощью которого он теперь запросто расторгнет ваш брак!

– Но архиепископ поклялся, что король простит меня, если я признаюсь, что согрешила, – плакала королева. Тот факт, что обращение старшей фрейлины стало вдруг таким бесцеремонным, как-то ускользнул от ее внимания.

– Ну да, отчего бы королю не простить свою шлюху? – Леди Рогфорд с удовольствием наблюдала, как мертвенная бледность заливает лицо несчастной Кэтрин. Она продолжала: – Ибо кем будет считать вас Генрих после того, как вы признаетесь, что добровольно вступили в связь с Фрэнсисом Деремом? Шлюха короля! Не королева Англии, а любовница Генриха. Даже вашу кузину Анну так никто не называл. С другой стороны, Анна Болейн была женщиной умной. А у вас, бедное дитя, не хватает мозгов, чтобы осознать, что вы наделали!

– Ох, Рогфорд, но как же мне быть? – хныкала Кэтрин. – Я не хочу, чтобы меня считали обычной девкой! Скажите, что мне делать?

– Позовите архиепископа, – сказала леди Рогфорд. – Скажите ему, будто страх помешал вам выразиться ясно: этот негодяй Дерем взял вас силой. Скажите, что он прибегнул к насилию, черт вас подери!

– И архиепископ мне поверит? – голос Кэтрин дрожал.

– А почему бы ему не поверить? – нетерпеливо воскликнула леди Рогфорд.

Но Томас Кранмер не поверил. Что за чепуху пытается она ему скормить? Теперь он был совершенно уверен, что королева лжет. Что еще скрывает ее ложь?

– Следите за своими словами, мадам. Иначе рискуете поплатиться жизнью! Его величество намерен даровать вам прощение, но только в том случае, если вы скажете нам правду!

– Но это и есть правда, – настаивала Кэтрин. – Клянусь, Дерем взял меня силой!

– И каждый раз брал насильно? – недоверчиво спросил архиепископ.

Она с жаром закивала:

– Да! Клянусь, я этого не хотела! Он сам! Я сопротивлялась!

– Мадам, вам следует уповать единственно на то, что король вас простит. Я снова заклинаю вас – следите за своими словами и не пытайтесь лгать.

Но Кэтрин Говард уже вбила себе в голову эту глупую мысль. Как можно обвинять ее в непристойном поведении, если ее просто-напросто изнасиловали? Почему бы им ей не поверить? Она стояла твердо, как скала, и Томас Кранмер не мог сбить ее с толку, как ни пытался. Она говорила, будто Дерем много раз предлагал ей выйти за него, но она отказывалась. Архиепископ ознакомил ее с показаниями горничной Мэри Холл, которая слышала, как Кэтрин клялась Дерему, что будет любить его вечно, до самой смерти, что любит его всем сердцем. Королева заявила, будто никогда не говорила ничего подобного. Теперь было слово Мэри Холл против ее слова, но ведь король ее любил. Кому, как не ей, он может поверить? Так убеждала себя Кэтрин, и разве Рогфорд не сказала то же самое… А Рогфорд умна и отлично знает придворные нравы.

Герцог Норфолк жаловался внуку на упорство и детскую убежденность Кэт в том, что они ничего не докажут, если она не признается!

– Неужели Кэтрин не понимает, что может спасти свою жизнь, только признав предварительный брачный сговор с Фрэнсисом Деремом?! Если она скажет, что сначала обещалась ему, тогда брак с Генрихом Тюдором будет признан недействительным и ее не обвинят в измене королю и государству!

– У них нет доказательств ее супружеской неверности, – возразил граф Марч.

– Кранмер подозревает именно это. Разумеется, он думает, будто у нее связь именно с Деремом. Вот почему он так на нее давит. Кэтрин и наше семейство – все мы сторонники старой религии. Архиепископ не фанатик, но он реформист. В роли супруги Генриха ему хотелось бы видеть единомышленницу. Ведь ты, разумеется, знаешь, что принца Эдуарда воспитывают в новой вере. Ходят слухи, что Генрих может вернуть на прежнее место Анну Клевскую, и народ, который ее очень любит, был бы только рад этому решению короля. Они ее всегда любили, и им непонятно, отчего король отказался от принцессы королевских кровей ради простой английской девицы. Да, Вариан, Кранмер и его сторонники добиваются казни королевы. Только в случае ее смерти они смогут вздохнуть спокойно – мертвая, она уже не сможет вернуть любовь короля! Она опасна для них даже как любовница, по крайней мере, они так думают.

Но Вариан ответил:

– Вам не стоит опасаться, что леди Анна может повторно выйти за короля, дедушка! Она его не хочет, по крайней мере, так говорит моя жена. Кроме того, мать леди Анны была католичкой, и принцесса Мария соблазнила ее вернуться к старой вере. Какой смысл реформаторам снова сажать ее на трон?

– Завтра Тайный совет собирается на заседание. Завтра я буду знать больше. А пока будем осторожнее.

Фрэнсис Дерем, Генрих Мэнокс и кое-кто еще из носящих ливрею дома вдовствующей герцогини были арестованы и помещены в Тауэр. Услышав новость, королева словно обезумела от ужаса – ведь они могли наговорить чего угодно. Она поняла, что должна признаться раньше, чем их начнут допрашивать. Она умоляла архиепископа снова прийти к ней. Томас Кранмер явился и выслушал ее признание. Да, действительно, она дарила подарки Дерему и даже принимала подарки от него. Она приготовила для него шелковую рубашку, но этого ему было мало, и он украл у нее серебряный браслет. В свою очередь, он заказал у одной женщины в Лондоне шелковые цветы для нее и преподнес ей лоскут шелковой ткани, из которой вышивальщица вдовствующей герцогини изготовила чепец, украшенный «узелками монаха», которые, как всем известно, являются символом истинной любви. И, когда Кэтрин впервые надела этот чепец, Дерем, по словам очевидицы Мэри Холл, будто бы воскликнул: «Неужели эти узелки для Фрэнсиса, женушка?» Для архиепископа все это было доказательством предварительного брачного сговора, каковой королева продолжала пылко отрицать.

– Это было просто ради забавы, – убеждала она и далее принималась рассказывать архиепископу, что непристойное поведение Дерема ее очень смущало. – Я боялась, что слухи о его притязаниях дойдут до ушей моей сводной бабки, – твердила Кэтрин. – И тогда меня с позором отправят назад в Хоршем.

– Но почему вы не поведали леди Агнес о том, что этот человек вас преследует и позволяет себе вольности? – задал Томас Кранмер следующий вопрос.

– Наверное, мне следовало это сделать, – грустно признала королева. – Но нам было так весело! Я не хотела портить удовольствие остальным. Узнай леди Агнес о наших проделках, сидеть бы нам всем под замком. Когда бы еще вышел случай порезвиться?

– Неужели вы не понимали, мадам, что ваше поведение шло вразрез с правилами, которые внушают всякой приличной женщине-христианке? – изумился архиепископ.

– Я не знала, насколько далеко зайдет. – Кэтрин надула губки. – Я была тогда всего-навсего наивной сельской девушкой.

– Но этот мужчина познал вашу плоть, – сказал архиепископ. – Расскажите мне об этом.

Королева снова залилась слезами:

– Мне так стыдно.

Нужно было стыдиться тогда, а сейчас уж лучше не увиливать, раздраженно подумал архиепископ. Эта дурочка наделала бед, которым не видно конца. Тем не менее, устремив на нее благожелательный взгляд, он со всей убедительностью сказал: