– Итак, – сказала Анна Гансу на родном верхненемецком, – вот и наступил конец. Он получит свою юную невесту и проведет лето в романтической любви. Боже, помоги этой девушке! – Она промокнула голубые глаза льняным платочком с кружевной каймой. Пусть зрители думают, будто она убита известием о перемене своего положения.

– Ваше величество, что мне сказать герцогу? – спросил Ганс.

– Я сама отвечу ему, Ганс, – сказала она мальчику. И, повернувшись к герцогу Саффолкскому и прочим членам Тайного совета, она сказала по-английски: – Питая любовь и глубочайшее уважение к его величеству я, милорды, согласна препоручить разрешение этого дела Церкви, как того желает мой господин король.

И, скромно сложив руки, она присела в реверансе.

– Вы уверены, что она поняла все в точности? – пробурчал герцог Саффолк. Осложнения ему были ни к чему.

– Да, милорд, – ответила королева, чем очень его удивила. – Я все понимаю. Его величество беспокоится, что наш с ним брак не совсем законный. Я доверяю его величеству; он не стал бы вмешивать сюда Церковь, если бы серьезные сомнения не терзали его душу. Ведь так? Следовательно, я, как хорошая супруга, должна пойти навстречу его желанию расследовать это дело. Так я и поступлю. – Анна улыбнулась.

– Благодарю вас, мадам, – сказал архиепископ. – Воистину, вы образец супружеской покорности для всех женщин! Его величество будет очень рад.

И члены Тайного совета отбыли восвояси, очень довольные тем, как легко устроилось дело. Но герцог Томас все еще терзался подозрениями.

– Что затевает эта женщина, хотел бы я знать? Казалось, она даже радовалась! Но она наверняка понимает, что желание короля расследовать законность их брака неизбежно приведет к тому, что она потеряет и мужа, и корону.

– Возможно, – спокойно заметил архиепископ, – это отвечает ее интересам. Понимаю, Томас, что вам трудно представить себе такое, однако встречаются люди, которых не интересует земная власть.

– Тогда они просто глупцы! – рявкнул Норфолк.

Узнав об успехе миссии Тайного совета, король чрезвычайно воодушевился. В их тайном сговоре Анна проявила себя весьма разумной женщиной. Но король боялся, что она лишь убаюкивает его бдительность; но, когда дело дойдет до огласки, она начнет протестовать, чтобы удержать корону на своей голове.

На следующий день Генрих написал обращение к священникам, чтобы дать ход расследованию в отношение женитьбы на Анне Клевской. В своем обращении он указывал, что его намерения были самыми достойными, несмотря на тот факт, что тогда он не хотел жениться снова. Он вступил в новый брак ради блага королевства, чтобы обеспечить преемственность власти путем рождения новых детей. Многочисленные донесения расхваливали принцессу Клевскую. Но стоило ему бросить взгляд на эту женщину, когда она высадилась на берегах Англии, как ему стало совершенно ясно, что он никогда не сможет ни полюбить ее, ни заставить себя с нею спать. Вопреки дурным предчувствиям, он согласился на брачную церемонию, поскольку не видел достойного способа избежать брака, не запятнав честь этой бедной леди, которая оказалась беззащитной пешкой в политической игре. И все же ему не давала покоя мысль о ее предварительном брачном сговоре с сыном герцога Лотарингского; не сумел он также консуммировать свой брак должным образом. Не имея никаких скрытых мотивов на расторжение брака с принцессой Клевской, он сомневался – является ли его супружество юридически безупречным?

Были вызваны свидетели, которым надлежало дать ответ перед церковным советом. Адмирал Фицуильям, граф Саутгемптонский и сэр Энтони Брауни – все они поведали суду о том, что принцесса Клевская не понравилась королю с первого взгляда. Доставленный из Тауэра Кромвель под присягой показал, что король был несчастен и отчаянно желал отделаться от этого союза – таков был последний поступок верного и преданного слуги! Выслушали также королевских медиков. Доктор Чемберс подтвердил, что король сообщил ему и доктору Баттсу о своей неспособности физически скрепить брак с леди Анной.

– Он сказал, что готов спать с другой женщиной, но леди Анна вызывала в нем такое отвращение, что он не мог заставить себя возлечь с ней. Я советовал ему в таком случае прекратить дальнейшие попытки, дабы не истощать понапрасну свой детородный орган, – заявил доктор Чемберс.

Суд затаил дыхание, когда показания давал доктор Баттс.

– За время женитьбы на леди Анне, – рассказывал он, – у короля было множество ночных извержений. И это, милорды, неоспоримое доказательство отсутствия их физического контакта. Король делил ложе с леди Анной; но, несмотря на это, она осталась девственной, как в тот самый день, когда прибыла в Англию. Клянусь бессмертием своей души!

И жестом величайшего сожаления он сложил руки на весьма объемистом животе.

Вопрос обсуждался и в палате лордов. В конце концов идею предварительного брачного контракта с Лотарингией пришлось отвергнуть, поскольку герцог женил сына на дочери французского короля. Это было бы невозможно, будь его сын уже просватан. Кроме того, тема была весьма опасная: оскорбленная Франция могла объявить войну, что в данный момент было крайне нежелательно. Заявление короля о нежелании жениться и неспособности консуммировать брак было сочтено веским основаниям для того, чтобы объявить его недействительным. Кроме того, престол Тюдоров обеспечивал один-единственный наследник мужского пола; требовались другие наследники. Если в супружестве с Анной Генрих Тюдор не мог иметь детей, зачем тогда нужно такое супружество? Итак, палата лордов вынесла решение. Брак с Анной Клевской нужно признать недействительным.

Девятого июля собор духовенства двух архиепископств – Кентерберийского и Йоркского – заключил, что брак короля с Анной Клевской больше не имеет законной силы на основании отсутствия консуммации и желания его продолжать. Обе стороны сохраняли право вступить в новый брак. Архиепископ Кранмер, граф Саутгемптонский и герцог Саффолкский снова отправились в Ричмонд, чтобы сообщить о решении суда королеве.

– Отныне, мадам, вы считаетесь возлюбленной сестрой короля, – объявил герцог Саффолк. Затем он уведомил Анну и солидном ежегодном содержании, которое выделил ей бывший супруг. – Вам также позволено сохранить за собой все ваши драгоценности, столовое серебро и гобелены. Вам теперь принадлежат дворец в Ричмонде, замок Хивер и имение в Блетчингли. При посещении королевского дворца, мадам, старшинство перед вами имеют лишь новая королева и дочери короля. Мы надеемся, что вы останетесь довольны щедрыми условиями, которые предлагает наш милостивый господин, Генрих Тюдор. Боже, храни короля!

– Я в высшей степени довольна щедростью моего дорогого брата Хендрика, – ответила леди Анна. – Через день или два я напишу ему, подтверждая согласие с тем, что вы сообщили мне, милорд. Вы считаете, этого будет достаточно?

В самом деле, подумал герцог Саффолк, леди Анна, похоже, очень довольна тем, как с нею обошлись. Хорошо, что Хэл не видит ее счастливого лица!

– Да, мадам, – вслух сказал он. – Этого вполне достаточно.

– Доктору Уоттону надлежит вернуться в Клеве, миледи, – сказал архиепископ, – чтобы объяснить эти деликатные вопросы вашему дорогому брату, герцогу Уильяму. Не соблаговолите ли написать брату письмо? Это успокоило бы его еще больше.

– Тогда помогите мне составить такое письмо, – попросила леди Анна. – Не хочу, чтобы мое плохое знание английского языка помешало Вильгельму увидеть мое положение в истинном свете. Иногда мне кажется, что у него в голове не мозги, а клецки.

Ее замечание позабавило обоих – и Саффолка, и Саутгемптона, однако архиепископ заметил:

– Разве не лучше написать это письмо на вашем родном языке, мадам? Ваш брат герцог может встревожиться, если вы обратитесь к нему на английском!

– Отныне я англичанка, милорд, – ответила Анна. – Но, ради вашего спокойствия мы вместе напишем письмо по-английски, а потом вы можете перевести его на язык моей родины. Но тем не менее пошлите Вильгельму оба письма: он увидит, что оригинал написан моей собственной рукой. Я постараюсь его убедить, и он будет доволен. – Она одарила их сияющей улыбкой.

– Вы позволите нам отнести весточку королю, миледи? – спросил герцог Саффолк. – Убедить его в том, что вы полностью удовлетворены?

– Да, – ответила Анна. – Вы можете сказать моему брату королю, что я его почтительная подданная, отныне и навсегда. – И она присела в реверансе.

– Невероятно, – говорил граф Саутгемптон, когда они плыли на своем баркасе обратно в Лондон. – Никогда не видел такой разумной женщины. И ведь с самого начала, когда я встретил ее в Кале, она горела желанием во всем угодить королю!

– Сегодня она ему точно угодила, – сдержанно ответил архиепископ. – Подозреваю, лишившись королевы, мы потеряли в ее лице искуснейшего дипломата. Какая тактика! Какой тонкий расчет!

– Если спросите меня, так я скажу – она до смерти рада от него избавиться, – заметил герцог Саффолк. – Старина Хэл был бы весьма раздосадован, если бы видел, как охотно приняла она его предложения. Думаю, стоит ему сказать, будто она лишилась чувств, выслушав новость, но потом вы, Томас, рассказали ей о щедрости короля. Это польстит его самолюбию. Как вы полагаете, милорды?

– Сейчас его самолюбие не нуждается в лести, – заметил архиепископ. – Он наслаждается обществом девицы Говард, и, к сожалению, все прочее кажется ему неважным. Не уверен, что это к добру.

– Полно, милорд, – сказал герцог Саффолк, женатый четвертым браком на женщине много младше себя. – Это счастье – иметь юную жену.

– Меня беспокоит не юная Говард, а ее загребущее семейство, – вполголоса сказал граф. – Герцог Томас не упустит возможности захватить власть; он думает, что имеет на это право!

– Тогда, быть может, вы выступите в защиту бедняги Крома? – предложил архиепископ. – Знаю, с ним было нелегко поладить, но мы все понимаем, что обвинения против него слабые и вообще не соответствуют действительности.