Леди Эджкомб ужаснулась:

– Это безумие – говорить такие вещи вслух! Неужели вам мало того, что вы снова в милости, несмотря на злосчастное родство?

– Родство через замужество, к тому же я уже вдова, – возмутилась Джейн, леди Рогфорд. – Не забывайте, что по матери я прихожусь родней королю, хотя родство с Генрихом Тюдором никак не может быть залогом личной безопасности…

Уинифрид Эджкомб побледнела.

– Когда-нибудь, Джейн, вы лишитесь головы, – предостерегла она. – А что до леди Ниссы Уиндхем, король остался другом ее матери. И по словам леди Марло, она еще и наследует земли.

– Значит, у девушки есть кое-что посущественней красоты, – заключила леди Рогфорд. – И все же королеве должны прислуживать исключительно дамы самого высокого происхождения. Так было во времена королевы Джейн… да и раньше.

Она намекала на свою безвременно погибшую невестку, Анну Болейн. Джейн Рогфорд побывала в несчастливом браке за Джорджем, братом Анны; та очень любила своего брата и не хотела замечать его пороков. В конце концов Джейн отомстила им обоим. Теперь оба мертвы, а она снова в фаворе у короля. Леди Рогфорд холодно улыбнулась. Она сверлила взглядом Ниссу Уиндхем. Красивая, молодая и богатая – но этих качеств недостаточно, чтобы выжить при дворе. Тебе придется быть очень сообразительной, крошка, подумала она. Иначе тебя ждет гибель. Да, у тебя нет другого выхода – так что будь умницей…

Глава 3

Наконец выбор был сделан – и шесть девушек-англичанок стали фрейлинами новой королевы. Кроме Ниссы Уиндхем, это были сестры Бассет – Анна и Кэтрин; затем Кэтрин Кэри, дочь Уильяма Кэри и его супруги, Мэри Болейн; Кэтрин Говард, племянница Томаса, герцога Норфолкского, и, наконец, Элизабет Фицджеральд по прозвищу Сиротка из Килдэра, дочь усопшего графа Килдэрского. К радости леди Брауни, король позволил ей самой выбирать девушек на оставшиеся шесть мест.

– А девиц из Клеве мы очень скоро отправим восвояси, – обещал он. – Если моей невесте предстоит стать королевой Англии, тогда ей должны прислуживать английские дамы. Разве я не прав, леди Маргарет?

– Да, ваше величество, – улыбаясь, ответила достойная дама, снова воспрянув духом. Леди Брауни больше не досадовала, что король лично произвел первые шесть назначений. Свою выгоду она получит с лихвой, выбрав шесть девушек на оставшиеся шесть мест.

Среди уже избранных фрейлин Нисса и сестры Бассет были самыми старшими. Сестры, однако, держались особняком и задирали носы – еще бы, ведь их отец правил от имени короля в Кале. Старшая из сестер, Анна, сделалась предметом сплетен, когда в начале лета король подарил ей лошадь и седло. Причин для слухов не было, однако слухи ходили. Так или иначе, сестры всегда участвовали в придворной жизни. Ниссу раздражало их исключительное высокомерие.

– Не обращай на них внимания, – посоветовала юная Кэтрин Говард и рассмеялась. – Надутые сороки, и ничего больше.

– Тебе легко говорить, – возразила Нисса. – Ты из семьи Говард. А я всего-навсего Уиндхем из Лэнгфорда и ничего не понимаю в дворцовых обычаях.

– Чепуха! – воскликнула Элизабет Фицджеральд. – Я выросла при дворе и нахожу твои манеры, Нисса, просто безупречными!

– Так оно и есть, – согласилась Кэтрин Кэри. – Честно, никто бы не догадался, что ты при дворе новенькая!

Девушки были приятные и общительные, пятнадцати и шестнадцати лет, одна краше другой. У Кэтрин Говард были каштановые кудри и чудесные голубые, как небо, глаза. Кэтрин Кэри была черноглазой блондинкой. Элизабет Фицджеральд могла похвастать черными волосами и голубыми глазами. Придворные мужчины обожали общество этой троицы веселых проказниц. Леди Брауни приходилось держать их в узде железной рукой!

Одиннадцатого декабря кортеж принцессы Клевской наконец прибыл в Кале, но продвигаться дальше оказалось невозможно. Погода решила испытать терпение путешественников. Целых две недели в проливе бушевал свирепый шторм, и вскорости всем стало ясно, что никакого пышного свадебного торжества на Рождество не будет. Тем не менее двор находился в состоянии исключительного волнения. Ежедневно в Хэмптон-Корт прибывали все новые люди, которых вызвал король, дабы они могли засвидетельствовать почтение новой королеве, все еще застрявшей в Кале.

Двадцать шестого декабря наступило краткое затишье, и лорд-адмирал решил немедленно переправляться, рассудив, что в противном случае, если погода обрушит на пролив новый шторм, им, чего доброго, придется куковать на берегу до весны. Переправа началась в полночь и оказалась приятной и быстрой. В пять часов утра корабли, перевозившие свадебный караван, уже встали на высадку в Диле, где королеву ожидали герцогиня Саффолкская, епископ Чичестерский и прочие важные лица. Анну разместили в Дуврском замке, но погода немедленно испортилась снова. Все началось с дождя со снегом, но вскоре вовсю бушевала метель, как и положено в конце декабря. Непрерывно дул ледяной ветер. Такой холодной зимы не было уже много лет.

Тем не менее Анна выражала настойчивое желание ехать дальше, в Лондон. В понедельник, двадцать девятого декабря, она прибыла в Кентербери, где ее приветствовал архиепископ Кранмер, которого сопровождали триста мужчин в алых шелках и золотой парче. Анну поселили в гостевом доме монастыря Святого Августина. Во вторник тридцатого декабря Анна покинула Кентербери и продолжила путь до Ситтинборна, а в канун Нового года добралась и до Рочестера, где ее приветствовали герцог Норфолк и сотня всадников в зеленых бархатных плащах, украшенных золотыми цепями. Они сопроводили принцессу в епископский дворец, где ей предстояло провести следующие две ночи.

Именно там ожидали Анну леди Маргарет Брауни и пятьдесят дам королевской свиты, в том числе шесть фрейлин. Оказавшись лицом к лицу с будущей невестой, леди Брауни едва сумела скрыть изумление и разочарование. Стоящая перед нею женщина обнаруживала весьма смутное сходство с той, что была на портрете кисти Гольбейна и которой так восхищался король. Леди Брауни присела в низком реверансе, и на ум ей пришел оскорбительный стишок, получивший недавно хождение среди придворных:

Все смотрю на ваш портрет.

Где же сходство? Сходства нет!

Портрет изображал женщину довольно миниатюрную, с нежным личиком. Но леди Брауни видела перед собой даму изрядного роста, с резкими, неприятными чертами лица. Помилуйте, да она сможет, если захочет, смотреть королю прямо в глаза, если не сверху вниз! А цвет лица! Не бледный, как положено благородной даме, а желтоватый. Глаза, решила леди Брауни, и есть самое красивое в принцессе: ярко-синие, правильной формы и выразительные. Она присела в реверансе и встала, и тут леди Анна улыбнулась. Ее улыбка была милой и доброй, но в глубине души англичанка уже была убеждена, что новоприбывшая совершенно не во вкусе короля. Генрих Тюдор предпочитал совсем других женщин.

Маргарет Брауни и ее супруг были частью придворной жизни уже долгие годы. И эта достойная дама знала, что король, будучи мужчиной крупным, любил хрупких, изящных женщин мягкого, привязчивого характера. А это была настоящая валькирия! Рейнская дева! Разве можно назвать ее беззащитной? И что еще хуже, принцесса была одета просто безобразно. Совершенно не по моде и не к лицу. На голове у нее был огромный чепец, полностью скрывающий волосы и прибавляющий принцессе росту, который и без того был немалый. Ее было необходимо переодеть.

– Добро пожаловать в Англию, мадам, – торжественно произнесла леди Брауни, вспомнив о манерах. – Я леди Маргарет Брауни, назначенная милостью его величества начальницей королевских фрейлин. Шесть из них я привезла с собой и теперь, с вашего высочайшего позволения, хотела бы вам их представить. – Она снова сделала реверанс.

Юный барон фон Графштейн перевел ее слова принцессе. Дядя уже назначил его официально служить королеве. Когда он закончил переводить, принцесса энергично закивала головой и чепец затрясся, угрожая вовсе свалиться с ее головы.

– Да! Да! – сказала она громко по-немецки.

Леди Брауни сделала знак стоящему в дверях пажу. Распахнув дверь, Филипп Уиндхем пригласил войти шестерых фрейлин. Молодые девушки, в своих лучших платьях, весело впорхнули в зал, остановившись по первому знаку Анны Клевской. Обе сестры Бассет ахнули, за что и заслужили гневный взгляд леди Брауни, которая скомандовала:

– Реверанс, девицы!

И шесть молодых девушек присели в реверансе.

– Делаете шаг вперед, когда я называю ваше имя ее светлости, – приказала леди Брауни. Обернувшись к Гансу фон Графштейну, она сказала: – Сэр, сейчас я буду представлять фрейлин леди Анне.

– Пусть леди Нисса будет последней, кого вы вызовете, миледи! – попросил молодой человек. – Ее светлость будет поражена, что леди Уиндхем хоть немного умеет говорить на ее родном языке. Она непременно захочет расспросить ее об Англии.

– Разумеется, сэр, – ответила ему леди Брауни, после чего представила каждую фрейлину ее будущей королеве, радуясь тому, что девицы, несмотря на очевидное смущение, сумели сохранить присутствие духа и продемонстрировать отличные манеры. Первой она вызвала Кэтрин Кэри, поскольку та была племянницей короля. Следующей была Кэтрин Говард, которая сама по себе не была важной особой, зато ее дядя, герцог, таковым был. Затем настала очередь Элизабет Фицджеральд и сестер Бассет.

Наконец в реверансе перед принцессой Клевской присела Нисса Уиндхем.

– Приветствую вас в Англии, ваше высочество, – произнесла она медленно, тщательно выговаривая слова на верхненемецком, как учил ее Ганс.

По лицу принцессы расползлась широкая улыбка, а изо рта потоком полились слова, из которых Нисса разобрала лишь несколько.

Ганс фон Графштейн улыбнулся, восхищаясь своей ученицей, и сказал, обращаясь к леди Анне:

– Она вас не понимает, ваше высочество. Она только учит наш язык. Я обучаю ее. Она подумала, что вам, должно быть, будет очень трудно в чужой стране, где никто вас не понимает. А леди Нисса вас поймет, если вы будете говорить медленно и отчетливо произносить слова.