Сэр Ги не был уверен, согласился ли лорд Ллевелин или он понял, что эта женщина способна найти ответ на любой аргумент, выдвинутый им, или понял, что она поедет — с ним или без него — вне зависимости от того, что он скажет. А может быть, он просто был настолько обеспокоен судьбой сына, что его не слишком заботила безопасность Элинор. Во всяком случае, он не стал больше спорить, и Элинор ушла спать.

* * *

Обнаружив, что дверь заперта, Иэн не стал реветь от ярости или бессмысленно тратить силы, колотя в нее. Он пережил жизнь с отцом и остался рассудительной цельной натурой только благодаря своему умению уходить в себя и терпеть перед лицом непреодолимой силы. Полная беспомощность его положения запустила этот старый механизм в действие, но инстинкт в данном случае подкреплялся еще и рассудком. Несомненно, от него ожидали гневной реакции. Спокойное его поведение могло вызвать беспокойство у его тюремщика и вывести из равновесия. К тому же рано или поздно, кто-то придет к нему в камеру. Что бы ни случилось, Иэн был намерен выйти отсюда, живым или мертвым.

Он часами ломал голову, пытаясь понять, зачем человека могут заточить в самой роскошной комнате замка. Единственное, что ему приходило в голову, это что сэр Питер хотел заморить его голодом и объявить затем, что он умер от какой-то болезни. Это была настолько странная идея, что Иэн не мог удержаться от смеха и в конце концов завалился спать.

Утро опровергло эту догадку. Через отверстие под дверью был подан полный завтрак на самой лучшей посуде, какая была в замке. Иэн, проснувшийся от слабого скрежета посуды по полу, подошел к двери и непонимающе уставился на аккуратно разложенные яства, прикрытые тонкой чистой салфеткой. Яд? Это было бы еще более странно, нежели первая идея.

Позднее в тот же день под дверь ему подбросили «Тристана». И снова, несмотря на весь свой гнев и раздражение, он затрясся от смеха. Судя по всему, сэру Питеру не хотелось, чтобы Иэн скучал, и он предложил узнику книгу, чтобы скрасить тоскливые часы заключения. Впрочем, часы Иэна не были такими уж тоскливыми. Он прежде всего внимательно исследовал все предметы, имевшиеся в обеих комнатах. Там, во внутренней комнате, вдали от любопытных глаз, он сооружал для себя оружие из всякой всячины. Это был очень медленный процесс, поскольку детали, которые ему приходилось использовать, были малопригодны, и, кроме того, нужно было по возможности меньше шуметь.

Первая надежда на побег забрезжила в нем на второй день. Как только стало ясно, что его задержание — неудобно было даже называть такое обходительное обращение заточением — и впредь станет протекать с максимальным комфортом, Иэн предположил, что слуги будут входить в комнату, чтобы наводить порядок, очищать ночные горшки, убирать грязную посуду и так далее в том же духе.

Они могли дожидаться, пока он уснет, или появляться в сопровождении сильной охраны. После нескольких визитов их бдительность ослабнет. К тому времени оружие будет готово. Он застигнет их врасплох и убежит. Однако ни один слуга так и не приблизился к двери. Обед ему доставил оруженосец сэра Питера, заявивший, чтобы горшок он подал тоже под дверь, через расширенное отверстие, которое он открутил специально для этой цели. Оруженосец — еще мальчишка — не дал Иэну никакой возможности для угроз, жалоб или разговоров. Сказав свои несколько слов, он стоял и ждал, крепко стиснув рот, пока горшок не показался из-под двери. Он взял его, заменил чистым, закрутил отверстие и тут же ушел.

Когда эта надежда не оправдалась, Иэн принялся ломать голову в поисках какой-то другой идеи. Наконец он решил удалиться во внутреннюю комнату и не выходить оттуда ни за едой, ни для каких-то других целей. Он был уверен, что это заставит кого-нибудь, возможно, даже самого сэра Питера, войти и узнать, в чем дело.

Несколько дней ему понадобилось, чтобы подготовить этот план. Из того, что ему подавали, он откладывал про запас еду, которая не портилась, и воду. Он не хотел ослабеть от голода и жажды. Ему, вероятно, придется продержаться несколько дней, пока они начнут беспокоиться. Кроме того, ему нужно закончить работу над оружием.

Иэн был доволен своей идей, уверенный, что она сработает. Ему пришло в голову, что ни один воин или слуга не появлялся здесь потому, что сэр Питер просто не доверял им. Этим также объяснялись роскошные условия его содержания. Пока ему подаются великолепные блюда и обслуживается он со всеми церемониями, можно объяснять отсутствие Иэна его тяжелой болезнью — хотя бы неделю-две.

Воины Иэна будут удовлетворены этим объяснением. Они полагают, что за ним ухаживают оруженосцы. Это, по всей видимости, означало, что Оуэн и Джеффри содержатся где-то неподалеку, на том же этаже. И, что еще важнее, это означало, что Иэну достаточно просто освободиться и показаться воинам Клиро-Хилла:

Единственным препятствием, мешавшим полностью удовлетвориться подготовкой к освобождению, было глодавшее Иэна сомнение, сумеет ли он вырваться до того, как Элинор попадется в расставленные для нее сети. До Иэна наконец дошло, почему сэр Питер был так рад видеть его и почему его так огорчило отсутствие Элинор. Должно быть, это Гвенвинвин породил в Питере сомнения в намерениях Иэна. И если сэр Питер получил от Гвенвинвина уверения в поддержке и его желании принять от сэра Питера присягу вассала, то сэр Питер не попадет под власть Джона, когда Иэн и Элинор умрут.

Логика была проста. Время было выбрано удачно. После нескольких дней «болезни» Иэна он, естественно, дал знать Элинор, что с ее мужем плохо. Элинор приедет, подхватит ту же «болезнь», оба они умрут, а мальчики, Джеффри и Оуэн, станут заложниками, прикрывающими Питера и Гвенвинвина от Ллевелина и короля.

Иэн закрыл глаза и попытался отогнать эти страшные мысли прочь. Может, Элинор так зла на него, что не приедет. Может, она в достаточной мере подозревает сэра Питера…

— Милорд…

Иэн открыл глаза и медленно повернул голову, но со стула не встал. Он не пойдет к двери, чтобы позволить сэру Питеру увидеть, как изменился его цвет лица или как дрожат у него руки. Голос сэра Питера за дверью мог означать только, что его план оказался бесполезным. Было уже слишком поздно. Если Элинор пострадала… Безумие завьюжило в темных глубинах его мозга.

— Милорд, я передаю вам ваше оружие и доспехи. Когда вы будете готовы, я войду. Я умоляю вас позволить мне прожить ровно столько времени, чтобы я успел вам объяснить, что произошло. А потом вы сделаете со мной все, что сочтете нужным.

Застыв от удивления, Иэн смотрел на кольчугу, проталкиваемую через отверстие для горшка. Далее последовал пояс и оружие в ножнах. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы поднять все это, и тогда из-за двери протянулась палка, подтолкнувшая вооружение вперед и в сторону, туда, где Иэн мог чувствовать себя в безопасности от возможного удара стрелы.

— Это не уловка, — с мольбой в голосе произнес сэр Питер. — Я расскажу вам все через дверь, если вы не хотите, чтобы я вошел. Я только прошу, чтобы вас не обуял гнев и вы смогли понять, что я буду говорить.

— Где леди Элинор? — спросил Иэн.

— Я не знаю, милорд. Я был уверен, что она давно уже будет здесь. В первую же ночь вас искал гонец, и я отослал его. Я полагал, что, раз доподлинно известно, что вы здесь, она сразу же примчится сюда, не вынуждая меня писать письма с угрозами и лгать.

Это звучало правдоподобно. Иэн должен был бы испытать облегчение, но приступ боли охватил его. Ему казалось невероятным, что Элинор настолько ненавидела его, что даже не прислала никого узнать, что все-таки с ним стряслось. Две недели, почти две недели прошло, и нет даже письма к сэру Питеру с вопросами…

— Пожалуйста, милорд, — молил Питер, — пожалуйста, выслушайте меня. Потому что…

— Где мои оруженосцы?

— Здесь, милорд, с ними хорошо обращаются. Я впустил бы их к вам, но боялся, что они как-то навредят себе в бешенстве. Милорд, вы сможете выйти отсюда, если только пообещаете не покидать замок до тех пор, пока не выслушаете меня. Мы осаждены.

— Кем?

— Лордом Гвенвинвином. Какой я идиот! Дважды, трижды простофиля! — воскликнул сэр Питер. — Я заслуживаю любого наказания, какому вы подвергнете меня, поскольку я предал все жизненные идеалы и веру, надеясь купить безопасность своих детей, а приобрел смерть и бесчестье себе и нищету для них.

Иэн наконец встал со стула, поднял с пола меч и вытащил его из ножен. Затем он достал из футляра обеденный нож и сильно ударил им по лезвию меча. Раздался звон, сладостный, медовый и долгий. Никто не подпортил качество металла. Иэн повернулся к двери.

— Входите и рассказывайте все, что хотите.

— Поручитесь ли вы своим мечом, что не убьете меня, пока не дослушаете до конца?

— Не поручусь.

Наступила короткая пауза. Лицо сэра Питера исчезло из зарешеченного окошечка.

Иэна это уже не волновало. Он был так растерян, так разрывался между облегчением от известия, что Элинор вне опасности, и болью от того, что она оказалась безразлична к его жизни или смерти, что ему уже хотелось подольше побыть одному, чтобы разобраться в своих чувствах. Одиночество ему было не суждено, однако.

Он услышал тяжелый вздох, а затем лязг снимаемых с двери засовов. Дверь распахнулась, и Иэн увидел, что комната за ней совершенно пуста. Прежде чем он успел подумать, не ловушка ли это, призванная доказать, что он был «убит в бою», показался сэр Питер. В полном соответствии со своими словами он был одет лишь в домашнее платье. Даже ножны для обеденного ножа были пусты.

Он постоял немного возле двери, видимо набираясь мужества, затем медленно подошел к Иэну.

— Умоляю вас, позвольте мне помочь вам вооружиться, — сказал он.

— В чем дело?

— Дело в том, что я уверен, что нас скоро атакуют. Я оказался застигнутым врасплох. У меня едва хватило времени запереть ворота, и они должны знать это. Они попытаются захватить нас, как только подготовят штурмовые лестницы и метательные орудия. Я не хотел бы, чтобы замок попал в руки, которые довели меня до погибели. Кто-то должен повести людей. Если мне суждено умереть… Но я должен еще рассказать вам свою историю.