На том порешив, она снова спустилась в зал и отыскала отца Френсиса. Общими усилиями они выбрали разные формулировки, отдельно для приглашения друзей, для крупных вельмож и для вассалов с кастелянами, которых скорее вызывали, нежели приглашали. Первоначально Элинор планировала написать приглашения сама при участии отца Френсиса, но теперь она поняла, что это займет слишком много времени.

Она поручила священнику взять и отнести список гостей и образцы в небольшое аббатство, расположенное в десяти милях на восток, и уговорить аббата, чтобы тот поручил переписать все это мирским братьям, которые служили там писцами. Естественно, в благодарность за помощь Элинор пожертвует приличную сумму церкви аббатства.

Вечер Элинор провела за письмом к Вильяму и Изабель. Они были ее сердечными друзьями и заслуживали большего, чем сухое приглашение на свадьбу. Не то чтобы здесь требовались какие-то особые разъяснения. Даже если Вильям не знал о проблемах Элинор с королем — а скорее всего он знал, поскольку Саймон обычно во всем доверялся ему, — и он, и Изабель, безусловно, понимали тяжелую правду жизни.

Очень довольная прошедшим днем, Элинор позволила служанкам раздеть ее и расчесать сверкающие волосы, пока ее мысли были заняты планами на следующий день. Она только немного устала, физически устала от волнений и трудов, хоть и без тяжести на душе, устала ровно настолько, чтобы с удовольствием вытянуть ноги в своей роскошной постели.

— Иэн, лорд де Випон, — прошептала она и тихонько хихикнула. Постель вызывала неизбежные ассоциации. — Ты скоро будешь подписывать свои письма по-другому, или я не та женщина, какой себе кажусь!

Подпись, которая так терзала Элинор, стоила Иэну не меньших мук. Если бы Элинор потрудилась присмотреться, она увидела бы, что та часть письма была замарана, подтерта и переписана. Иэн сначала написал «твой господин и муж», потом решил выцарапать, когда сообразил, что это может указывать на стремление к власти над ней.

Разумеется, Иэн собирался подчинить себе Элинор, но в свете ее страстного утверждения своей независимости не хотел открыто демонстрировать подобные замыслы, во всяком случае, до свадьбы. Следующая его идея была: «Твой любящий муж». Он размышлял над этим некоторое время, пытаясь убедить себя, что Элинор примет это без возражений, просто как формальное завершение письма.

В конце концов, он решил, что так подписаться будет слишком рискованно. Простейшим вариантом было бы подписаться «Иэн», поскольку маловероятно, что кто-то другой с таким именем мог писать ей на эту тему. Однако к тому времени он так взвинтил себя в поисках темной подоплеки в своих подписях, что решил, что даже одно имя могло намекать на высокомерие. Так на странице появилась подпись «Иэн, лорд де Випон».

Фразы, в которых Элинор нашла признаки чванства, стоили Иэну еще больших трудов, чем подпись. Как только договор был подписан, его охватил порыв побыстрее расправиться с грабителями и вернуться в Роузлинд, чтобы доложить о победе своей госпоже. Но когда он вспомнил их последнюю бурную ссору и свою растущую неспособность приличным образом скрывать страсть, ему пришлось признать, что такое сближение было бы достаточно неразумно. Пока они порознь, они не будут ссориться. Лучше вернуться, как только начнут съезжаться гости. Не только потому, что Элинор была слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать сцены на людях, но и потому, что у них будет меньше возможностей для уединения и конфликтов.

9.

Закрепив ткань в пяльцах, Элинор едва успела взять в руки иголку, как в зал вошел Бьорн. К удивлению Элинор, он был не один. Опираясь на его руку и прихрамывая, с ним вошел молодой человек в грубой, изодранной одежде. Элинор с возрастающим беспокойством следила, как они медленно приближались к ней. Поначалу, заметив изможденный вид незнакомца, она испугалась, что это был один из людей Иэна, приехавший с плохими новостями. Но эта мысль практически сразу была отброшена. Бьорн не стал бы приноравливаться к медленным движениям незнакомца, если бы с Иэном что-то случилось. Он бы поспешно устремился вперед с подробной информацией, даже если его компаньон был очевидцем.

Когда мужчины подошли, Элинор поняла, что человек, сопровождавший Бьорна, несмотря на рваную одежду, не был простолюдином. Поэтому она не слишком удивилась, когда Бьорн представил его как сэра Ги из Хедингхэма.

— Он отправлен на ваш суд, госпожа, лордом Иэном. Он и есть тот самый предводитель разбойников.

— Лорд Иэн пострадал? — спокойно спросила Элинор.

— Нет, госпожа.

— Прекрасно. — Глаза Элинор повернулись к сэру Ги. — Зато вы, кажется, пострадали, сэр Ги. Присядьте и расскажите мне, почему мой господин прислал вас ко мне.

— Я не знаю, мадам, — горестно ответил молодой человек. — Я умолял его светлость позволить мне остаться и разделить участь моих людей. Я руководил ими. Я выбирал цели нападения. Я собирал их, когда им следовало передохнуть немного или скрыться на время. В любом случае, я более виновен, чем они.

Элинор выдвинула пяльцы вперед и принялась усердно работать иглой. Она была очень довольна, что послала за вышиванием. Иначе ей сейчас было бы очень трудно скрывать свою радость. С первых же слов сэра Ги ей стало ясно, почему Иэн прислал молодого человека на ее суд, а не сразу повесил его. Любой дворянин, который так храбро сражался без подходящего оружия, который требовал для себя участи своих приспешников-простолюдинов и который открыто заявлял о своей ответственности за злодея, несмотря на угрозу смерти, заслуживал снисхождения. Элинор подавила в себе желание улыбнуться несчастному пленнику и оторвала глаза от работы. Взору ее предстало довольно привлекательное, хотя и не слишком красивое, лицо. Волосы его были цвета речного песка, глаза ярко-синие, нос вздернутый, рот широкий, но тонкий и благородный. Молодой человек не казался излишне умным, но лицу его шла улыбка.

— Не будьте так уверены, что ваша участь окажется легче, чем у ваших людей. Я леди Роузлинд, и именно мою собственность вы разоряли и моих слуг убивали. К тому же я из тех людей, кто не забывает ни одного миля, который мне задолжали.

— Вы ничего не возьмете с моих несчастных людей. Голод заставил их преступить закон. А с такого рыцаря, как я, вы не возьмете ни лошади, ни доспехов, ни выкупа. Доспехов у меня давно уже нет, моя лошадь — всего лишь жалкая кляча, украденная на какой-то ферме, и я не найду ни одного родственника в целом мире, который признается, что знает мое имя, не говоря уже о том, чтобы заплатить хоть ломаный грош за мою жизнь.

Элинор снова пришлось подавить улыбку.

— А вы не хотите рассказать мне, сэр Ги, как вы докатились до такого состояния?

— По милости нашего любимого короля.

Тон его был такой горький, такой озлобленный, что Элинор испуганно отпрянула, а Бьорн подошел на шаг, положив руку на рукоять меча. Элинор взглядом велела начальнику стражи отойти и опять опустила глаза к вышиванию.

— Вот как? — подбодрила она рыцаря, снова берясь за иглу.

— Мой отец служил у лорда Артура.

— Боже мой! — воскликнула Элинор, опустив иголку. — Пресвятая Богородица, смилуйся!

Король Ричард был полноправным претендентом на английский престол, но после его смерти ситуация оказалась довольно запутанной. Между Ричардом и Джоном был еще один брат, Джеффри. Джеффри давно уже умер, но до своей смерти произвел на свет двоих законных детей — Артура и Элинор. По строгим законам престолонаследия, на трон Англии должен был взойти Артур. Но когда король Ричард умирал, Артуру было только двенадцать лет, и Ричард назвал своим наследником Джона.

Хотя Джона не любили за его уже тогда хорошо известный вероломный характер, бароны тем не менее поддержали именно его. Как сказал Вильям Пемброкский, лучше иметь дело с дьяволом, чем с непрерывной и жестокой гражданской войной. Никто не допускал и мысли, что Джон признает Артура королем. Он соберет недовольных по всей Англии и на континенте и начнет войну за трон. Джон не обладал, правда, большими военными способностями, но его сводный брат Солсбери был действительно выдающимся военачальником.

Одним из первых актов Джона как короля была атака на замок, где находился Артур, и пленение мальчика. Подобное неспровоцированное нападение нисколько не возмутило баронов. Напротив, они были уверены, что это был весьма разумный шаг, обеспечивавший мир в королевстве. Никто не сомневался, что, не захвати Джон его, Артур сбежал бы к королю Франции Филиппу, что окончилось бы опять-таки гражданской войной.

Если бы Генрих в свое время оказался в таких обстоятельствах и пленил Артура, он сохранил бы ребенка при себе, нежа его в любви и повиновении, так, чтобы тот и не помыслил о мятеже, с одной стороны, и внимательно присматривая за ним, чтобы он не смог восстать, с другой. Ричард вообще не стал бы беспокоиться. Он наверняка пригласил бы Артура пойти с ним — как делал нечто подобное несколько раз за свою жизнь — и, если бы что-то не разбудило его буйный нрав, покрыл своего племянника славой. Если бы Артур, однако, упорствовал в недовольстве, Ричард с удовольствием сражался бы с ним в открытом сражении так часто, как пожелал бы сам Артур, который рано или поздно погиб бы в бою или подчинился.

Путь Генриха был одновременно милосердным и политически целесообразным, хотя мог создать проблемы в будущем. Путь Ричарда был храбрым и честным, хотя неосмотрительным в том смысле, что мог повлечь за собой большое кровопролитие, страдания и разорение страны, и все равно не гарантировал будущее. Джон видел вещи совсем не так, как его отец и брат. Он обеспечил будущее, хотя и спорной ценой.

После пленения Артур предстал перед Джоном в Фалезе в присутствии баронов. Там Джон публично пообещал племяннику свою протекцию и хорошее обращение, если он откажется от каких бы то ни было претензий на трон и даст клятву быть послушным подданным. Джону было тридцать два, Артуру — двенадцать. Нетрудно было придумать такие формулировки, чтобы тщеславный и горячий юноша Отказался. Джон заточил Артура в Руанской крепости.