– Он наверняка был взбешен, – сказала Джорджиана и нахмурилась. – Невероятно взбешен, поэтому не предвидел, какие могут быть последствия оттого, что он унизит Фебу на людях. Знаете, мадам, это решительно на него не похоже. Ничто не может вызвать у него большего отвращения, нежели бестактное поведение! Быть может, Лайон все-таки был прав?

– Крайне маловероятно! – резко бросила миледи.

– Да, я тоже так подумала, – согласилась любимая супруга майора. – Он сказал, что они неравнодушны друг к другу и сами разберутся. Собственно говоря, он предложил мне пари, поскольку я решительно отказывалась поверить в это. Просто я знаю, как ведет себя Сильвестр, когда начинает флиртовать с кем-либо, но сейчас случилось нечто совершенно иное. Не может ли быть так, что он влюбился по-настоящему?

Пожилая дама шумно высморкалась.

– Я уже надеялась, что это дело решенное! – призналась она. – Это было мое самое сокровенное желание, Джорджи! Все шло как по маслу, а потом вдруг разлетелось вдребезги! Могу ли я рассчитывать, что его чувства к ней оживут вновь? Нет! Не оживут!

Джорджиана, помня о словах своего умудренного опытом Лайона, была рада тому, что леди Ингам сама же и ответила на свой вопрос. «Дело – табак! – заявил майор. – А жаль! Я считал ее славной маленькой девочкой. Естественно, не стоит в лоб расспрашивать ее об этом. Нет способа оттолкнуть его вернее, чем заставить выглядеть нелепо».

– И как теперь вести себя, ума не приложу! – пожаловалась пожилая дама. – Бесполезно говорить мне, что она должна делать вид, словно ничего не случилось: она не из тех, кто способен на такое. Кроме того, пригласительных билетов в «Олмакс» ей теперь не видать. Я даже не стану пытаться заполучить их: ничто не доставит этой мерзкой особе Буррел большего удовольствия, чем отказать мне!

– Да, это не годится, – согласилась Джорджиана. – Однако у меня есть план получше, мадам: именно поэтому я и пришла! Увезите ее в Париж!

– Увезти ее в Париж? – повторила миледи.

– Да, мадам, в Париж! – сказала Джорджиана. – Подумайте сами! Феба не может оставаться запертой в четырех стенах, а отправить ее домой – значит, окончательно погубить, поскольку восстановить ее доброе имя в обществе после этого уже не удастся. А Париж – то, что надо! Все знают, что вы подумывали о том, чтобы уехать туда. Да я собственными ушами слышала, как вы говорили об этом леди Сефтон!

– Все могут знать об этом, но все также поймут, почему я туда уехала.

– Тут уж ничего не поделаешь, дорогая мадам. Но, по крайней мере, люди сообразят, что вы не отказались от Фебы. А вам ведь известно, как быстро забываются самые шокирующие скандалы!

– Только не этот.

– Да и этот тоже. Обещаю, я не стану сидеть сложа руки, пока вас не будет, а вы знаете, в этом деле никто не может принести больше пользы, чем я, кузина Сильвестра, и потому люди поверят в то, что буду говорить о нем я, а не Ианта. Я намекну, что сцена, разыгравшаяся прошлой ночью, стала итогом ссоры, разразившейся еще до того, как Сильвестр уехал в Чанс, и не имеет никакого отношения к «Пропавшему наследнику». Более того, я скажу, что и уехал-то он как раз из-за этого: что может быть вероятнее? В довершение ко всему, – тоном умудренной женщины добавила Джорджиана, – я стану рассказывать об этом строго по секрету! Кому-нибудь одному или двоим, в крайнем случае, чтобы быть уверенной в том, что моя выдумка станет известна всем.

Воспоследовала недолгая пауза. Наконец миледи нарушила ее.

– Раздвиньте занавески! – распорядилась она. – О чем только думает Мукер, заставляя нас сидеть впотьмах, глупая она женщина? Вы – сумасбродная и непутевая особа, Джорджиана, однако следует отдать вам должное! У вас доброе сердце! Но поверит ли кто-нибудь в то, что Феба не писала той книги?

– Их надо заставить поверить, пусть даже для этого мне придется сказать, что я знаю, кто является настоящим автором! Дескать, если уж Сильвестр не обиделся и перевел все в шутку, словно ему нет решительно никакого дела до этого и он знал обо всем с самого начала, то история ровным счетом ничего не значит, поскольку он был единственным отрицательным персонажем во всем романе. А если герцог предпочел проигнорировать произведение, то и всем остальным, над кем подшутила Феба, сам бог велел последовать его примеру.

– Не напоминай мне больше о Сильвестре! – с негодованием заявила пожилая матрона. – Коль я не решила бы поженить его с Фебой, то сейчас умирала бы со смеху над ее книгой! Потому как она поразительно точно подметила его слабое место, Джорджи! И если он не бесится до сих пор из-за этого, то я совершенно не знаю Сильвестра! Черт бы подрал этого мальчишку! Он мог бы подумать обо мне перед тем, как спровоцировать мою внучку на дешевую трагедию посреди бальной залы!

Заметив, как по щекам ее милости поползли медленные, скупые слезинки, Джорджиана прикусила язык, воздержавшись от того, чтобы встать на защиту Сильвестра, и поспешила успокоить пожилую даму, вновь обратив ее мысли к Парижу.

– Да, но думать об этом бесполезно, – заявила миледи, промокая платком уголки глаз. – Я не смогу поехать без того, чтобы меня не сопровождал какой-нибудь джентльмен! Бедный Ингам перевернулся бы в могиле! Только не говорите мне о платных спутниках! Я не потерплю рядом с собой незнакомцев. К тому же я никудышная путешественница, со мной вечно приключается морская болезнь, а что касается Мукер, то, готова поклясться головой, она будет изводить меня своим мрачным видом, потому что не хочет ехать во Францию!

Джорджиана была несколько обескуражена словами почтенной матроны. После того как ее предложение взять с собой нынешнего лорда Ингама было с негодованием отвергнуто его родительницей, она растерялась окончательно и смогла сказать лишь, что будет очень жаль, если такой прекрасный план провалится.

– Разумеется, жаль! – язвительно заметила миледи. – Но в моем состоянии было бы настоящим безумием отправляться в столь дальнюю дорогу без поддержки! Сэр Генри и слышать об этом не захочет! Вот если бы у Фебы был брат… – Она вдруг оборвала себя на полуслове и несказанно ошеломила Джорджиану тем, что воскликнула: – Молодой Орде!

– Прошу прощения, мадам?

Вдова с удивительной для нее живостью села на диване.

– Тот, кто нам нужен! Я немедленно напишу мистеру Орде! Где они остановились? У «Реддиша»! Джорджи, любовь моя, подайте мне чернила, перо, бумагу и печать! Они вон в том столе! Нет! Я встану! Вот, возьмите!

– Но кто он такой? – поинтересовалась Джорджиана, принимая у пожилой дамы веер, пузырек с нюхательной солью, флакон одеколона, бутылочку с уксусом и три чистых носовых платка.

– Он ей как брат. Феба знает его всю свою жизнь! – ответила миледи, сбрасывая с себя всевозможные шарфики, шали и пледы. – Очень воспитанный юноша! Ему пока недостает городского шика, но в нем уже чувствуются задатки настоящего джентльмена!

Джорджиана выразительно приподняла брови.

– Молодой человек с открытым лицом и застенчивой улыбкой? Он еще чуточку прихрамывает при ходьбе, да?

– Да, это он. Просто дайте мне руку – или нет! Куда Мукер подевала мои шлепанцы?

– В таком случае я полагаю, что в данный момент он находится у Фебы, – сказала Джорджиана. – Мы встретились на пороге: я еще спросила себя, кто бы это мог быть!

Вдовая миледи вновь опустилась на диван.

– Почему вы не сказали мне об этом сразу? – пожелала узнать она. – Позвоните в колокольчик, Джорджи! Юноша нужен мне здесь сейчас же!

Джорджиана повиновалась, однако заметила:

– Разумеется, мадам, – но вы полагаете уместным брать его с собой?

– Уместным? А почему бы и нет? Он повидает мир, что пойдет ему только на пользу! А вы думаете, они могут полюбить друг друга? Этого можно не опасаться, уверяю вас – хотя почему я говорю «опасаться», мне решительно непонятно, – с горечью добавила ее милость. – После вчерашнего вечера я должна быть несказанно рада, если она выйдет замуж хоть за кого-нибудь!

Через несколько минут в гардеробную вошел Том. Он был мрачен как туча. Метнув ошарашенный взгляд на батарею лекарств и укрепляющих средств, выстроившихся на столике рядом с диваном миледи, юноша, однако, вздохнул с облегчением, услышав, сколь энергичным тоном обратилась к нему пожилая дама. Но, когда у Тома неожиданно поинтересовались, готов ли он сопровождать ее милость и мисс Марлоу в Париж, на его лице отразился ужас. И хотя юноше объяснили, что ее милость приглашает его провести вместе с ними недельку в столице Франции в качестве гостя, на что он с запинкой ответил – чрезвычайно признателен ей, было видно, что такой ответ – всего лишь дань вежливости.

– Позволь сообщить тебе, Том: путешествие за границу – необходимая часть образования любого молодого человека! – строго заявила ему миледи.

– Да, мадам, – послушно ответил юноша и с надеждой добавил: – Вот только, осмелюсь предположить, моему отцу это не понравится!

– Вздор! Твой отец – разумный человек, и он сам говорил мне, что, по его мнению, тебе пришла пора обзавестись капелькой городского лоска. Можешь не сомневаться, он вполне в состоянии обойтись без тебя недельку-другую. Я напишу ему письмо, а ты передашь его. Полно, мальчик, не разочаровывай меня! Если ты не хочешь ехать ради меня, можешь считать, что едешь ради Фебы.

Когда вопрос был поставлен таким образом, Том ответил: ради Фебы он, безусловно, готов на что угодно. Потом, очевидно, сочтя свой ответ не слишком вежливым, юноша добавил, покраснев до корней волос, что со стороны ее милости очень любезно пригласить его и он уверен – ему удастся прекрасно провести время, а его отец будет ей чрезвычайно признателен. Правда, он, пожалуй, должен сообщить, что почти не говорит по-французски и еще ни разу не покидал пределов Англии.

Однако пожилая леди с ходу отмела эти пустяковые отговорки, объяснив Тому, почему столь внезапно покидает Лондон. Она поинтересовалась у него, не рассказывала ли ему Феба о событиях прошлого вечера. При этих ее словах лицо юноши снова стало хмурым. Он ответил: