Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

– Да, именно так! – перебил Фебу герцог. – Только находясь рядом с теми, чье мнение вас не интересует, вы даете волю своему языку?

– Да, – согласилась она, довольная тем, что он так хорошо понимает ее. – В этом все дело! Хотите еще бутербродов с маслом, сэр?

– Нет, благодарю вас, – отказался он. – Кажется, я потерял аппетит.

– Было бы удивительно, если бы этого не случилось, – жизнерадостно заметила Феба. – Для вас оказаться запертым в четырех стенах – сущее наказание! А как скоро вы намерены отправиться в Ньюбери? Наверное, это глупо с моей стороны, но я не нахожу себе места от беспокойства! Что я буду делать, если мама приедет в то время, пока вас не будет?

– Спрячьтесь на сеновале! – посоветовал он. – Однако, если у нее имеется хоть крупица здравого смысла, она не сделает ни малейшей попытки отыскать вас!

Проводив Сильвестра, Феба уселась играть в пикет с Томом. Шорох колес, долетавший с улицы, несколько раз заставлял ее поднимать голову, но вот стук копыт одинокой лошади не вызвал у нее тревоги. Она слышала его, однако не придала ему значения; посему появление мистера Орде, вошедшего в комнату безо всяких церемоний, застало девушку врасплох. Испуганно ахнув, Феба выронила карты, которые держала в руках. Том повернул голову и в смятении воскликнул:

– Отец!

Сквайр[46], глядя на беглецов с видом человека, заранее знавшего, что так оно и будет, закрыл за собой дверь и сказал:

– Ага! Итак, что вы себе позволяете, хотел бы я знать?

– Это я во всем виновата! Прошу вас, не сердитесь на Тома! – взмолилась Феба.

– Ничуть не бывало! – вскинулся Том. – Вина целиком и полностью лежит на мне, это я все испортил и сломал ногу!

– Так я и знал! – заявил любящий родитель. – Полагаю, я должен радоваться уже тому, что ты не сломал себе шею. Юный растяпа! А что сломали себе мои лошади?

– Ничего, они лишь растянули коленные сухожилия! – заверила его Феба. – И я приложила все усилия… Но позвольте помочь вам снять пальто, сэр!

– Бесполезно пытаться задобрить меня, девочка! – сурово заявил мировой судья, однако принял предложенную помощь. – Ну и переполох же вы устроили! Еще немного, и ты, Феба, свела бы своего отца в могилу!

– О нет! – вскричала девушка, побледнев.

Сквайр немного смягчился, видя, что по-настоящему напугал ее, и потрепал Фебу по побелевшей щечке.

– Ну-ну, все не так плохо, но ты же знаешь, как бывает, когда что-либо гложет его!

– Папа, мы не убегаем под венец! – выпалил Том, прервав мистера Орде.

Сквайр удостоил сына взгляда, полного ласковой насмешки.

– Чушь собачья, Том: я никогда и не сомневался в этом. Но, быть может, ты все-таки расскажешь мне, что натворил, – помимо того, что опрокинул мою новую коляску в канаву и разбил два ее колеса?

– Я вез Фебу в Лондон, к ее бабушке. Феба готова была отправиться туда в почтовом дилижансе, если бы я не сделал этого, сэр!

– А в том, что мы оказались в канаве, вины Тома не было, сэр! – вмешалась девушка. – Он превосходно управлялся с коляской до тех пор, пока мы не встретили того злополучного ослика!

– Встретили ослика, значит? Что ж, это меняет дело, – заметил сквайр. – Во всяком случае, теперь у вас появился хоть какой-то повод для оправдания.

– Нет, не появился, – честно признался Том. – Мне следовало бы лучше править коляской, и я предпочел бы сломать себе обе ноги, чем позволить Тру растянуть сухожилие!

– Так-так! – протянул его отец, явно смягчившись. – Слава богу, что этого не случилось! Ладно, немного погодя я сам взгляну на его сухожилие. Откровенно говоря, я боялся, что обнаружу сломанные колени.

– Мистер Орде, – взволнованно обратилась к нему Феба, – умоляю, скажите мне правду! Папа знает, где я?

– Разумеется, знает! – отозвался мировой судья. – Ты же не думаешь, что я не сказал ему об этом, да?

– А кто подсказал вам самому, отец? – спросил Том. – Подозреваю, это был Упсалл, хотя до того я ни разу в жизни не имел с ним дела и никто из нас не открыл ему моего имени! А Фебу он вообще в глаза не видел!

Однако новости, разумеется, пришли от доктора. Личность пациента осталась для него загадкой. Но он знал, кем являлся тот молодой человек, что так властно распоряжался в «Синем вепре». Было бы напрасно ожидать от скромного деревенского врача, будто он воздержится от рассказов о том, что его вызывал к себе не кто иной, как герцог Солфорд. Известие об этом разошлось по всей округе с загадочной быстротой, свойственной лишь сельской местности. И если к тому времени, как слухи эти достигли ушей сквайра, они и обросли невероятными подробностями, то в них еще оставалось достаточно правды, чтобы убедить сего проницательного джентльмена в том, что предполагаемый отпрыск дома Рейнов, опрокинувший экипаж на дороге из Бата, был не кем иным, как его собственным сыном.

Впрочем, он не особо и удивился. По возвращении домой, состоявшемся всего через несколько часов после исчезновения Тома, его ждала встреча с огорченной супругой, которая сообщила ему столь ужасающие известия, что он отказался им верить. Мировой судья надеялся, будто знает сына достаточно хорошо, дабы сохранить уверенность в том, что тот не сбежал из дома ради тайного венчания. А вот Марлоу он счел полным идиотом, раз отец Фебы позволил обмануть себя столь нелепой историей! Мистер Орде небезосновательно полагал: их наследник способен сам позаботиться о себе, потому что, Господь свидетель (при этих словах сквайр, иронически приподняв бровь, многозначительно взглянул на сына), иного от него и не ожидали. И потому отец преспокойно принялся наблюдать за развитием дальнейших событий.

Первым из них стало возвращение мистера Марлоу в Остерби с сильнейшей простудой и полное отсутствие каких-либо известий о беглецах. Если верить ее милости, простуда осложнилась отеком легких: как бы то ни было, но его милость ужасно переживал и чувствовал себя прескверно, что и неудивительно, поскольку в его спальне стояла такая духота, что он лежал, буквально обливаясь потом.

Насколько удалось выяснить сквайру, Феба сбежала из дома, чтобы не принимать предложение руки и сердца от герцога Солфорда. Отцу Тома эта история показалась невероятной с самого начала. А когда он удостоверился в своей правоте, полагая, что именно ради Тома герцог и обратился к костоправу, сквайр окончательно убедился: это всего лишь досужие сплетни. Но теперь он был бы чрезвычайно признателен детям, если бы они растолковали ему, какого дьявола совершили столь нелепый и безумный побег.

Объяснить суть происходящего мистеру Орде оказалось довольно трудно; неудивительно, что вскоре сквайр заявил – он отказывается что-либо понимать. Поначалу этот герцог представлялся Фебе сущим чудовищем, от домогательств которого она и сбежала; затем, без видимых причин, он вдруг превратился в очаровательного спутника, с коим она поддерживала поистине дружеские отношения на протяжении большей части недели.

– Я никогда не говорила, будто он очарователен, – запротестовала Феба. – Это все Том. Он буквально подлизывается к нему!

– Ничего подобного! – негодующе возразил Том. – Это ты отказывала ему в самой обычной вежливости!

– Довольно! – вмешался сквайр, давно привыкший к внезапным ссорам своего отпрыска и его подруги детства. – Мне понятно лишь одно: я должен быть признателен герцогу за то, что тот позаботился о парочке таких глупых созданий, как вы! А ведь я с самого начала сказал ее милости – эта история не стоит и выеденного яйца, так оно и вышло! Не мое это дело – читать тебе нотации, дорогая моя, но ты их заслужила, причем сполна! Однако больше я ничего не скажу вам обоим. Том и без того достаточно наказан тем, что сломал ногу; что до тебя – в общем, нет смысла уверять, будто ее милость не рассержена, потому что она пребывает в сильнейшем раздражении!

– Я не вернусь обратно в Остерби, сэр, – с мужеством отчаяния заявила Феба.

Мировой судья очень любил девушку, но он сам был отцом и потому знал, что подумал бы о человеке, помогающем его ребенку пренебречь родительской властью. Мягко, однако с присущей ему твердостью, которую так хорошо знал Том, сквайр заявил: Феба непременно вернется в Остерби, причем в его сопровождении. Он пообещал Марлоу, что доставит ему дочь в целости и сохранности, и следовательно, говорить здесь больше не о чем.

А вот в этом мистер Орде ошибался: и Том, и Феба нашлись с ответом; но ничто из сказанного ими не смогло отвратить сквайра от выполнения того, что отец Тома полагал своим долгом. Он с величайшим терпением выслушал все предъявленные ему аргументы, однако через час ожесточенной перепалки по-отечески потрепал Фебу по плечу и сказал:

– Да-да, моя дорогая, но будь же благоразумна! Если ты хочешь жить у своей бабушки, напиши ей и поинтересуйся, согласна ли она приютить тебя, на что я от всей души надеюсь. Однако носиться по стране сломя голову – это ни в какие ворота не лезет, и она сама так и сказала бы тебе. Что до твоих ожиданий, будто я стану помогать тебе в этом, – я полагал, ты умнее, ведь прекрасно понимаешь, что я не могу сделать этого!

Феба в отчаянии выкрикнула:

– Вы ничего не понимаете!

– Он просто не хочет понимать! – гневно поддержал девушку Том.

– Не надо, Том! Быть может, если я напишу ей, бабушка согласится… Вот только они будут ужасно сердиты на меня! – Одинокая слеза скользнула по ее щеке; смахнув ее, Феба храбро проговорила: – Что ж, по крайней мере целую неделю я была счастлива. Когда я должна буду уехать, сэр?

Сквайр грубовато проворчал:

– Чем скорее, тем лучше, моя дорогая. Найму для тебя карету, вот только как быть с Томом? Пожалуй, для начала мне стоит проконсультироваться с его доктором.

Девушка согласилась со сквайром и, когда по ее щеке скатилась очередная слезинка, опрометью выскочила из комнаты. Мистер Орде, откашлявшись, сказал: