Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

– Ради всего святого, будь осторожнее и не забывайся! – предостерег ее Том, едва Сильвестр вышел из комнаты. – Если ему таки случится прочесть твою книгу, то я не дам и ломаного гроша за то, что он не вспомнит о твоем лицедействе, а потом и не сложит вместе два и два, потому как он совсем не дурак! Знаешь, Феба, думаю, ты должна кое-что изменить в своем романе! Я имею в виду, после всего, что он для нас сделал, мне представляется черной неблагодарностью изображать Сильвестра гнусным злодеем! Кстати, я до сих пор не понял, отчего ты так поступила с самого начала или почему сочла его невыносимым гордецом. В его манерах напрочь отсутствует высокомерие!

– Признаюсь тебе, я тоже не ожидала, что он окажется столь дружелюбным, – заявила девушка. – Хотя надо отдать ему должное, он наверняка понимает, что, начав изображать из себя вельможу в таком месте, будет выглядеть смешно и нелепо.

– Феба, ты должна переписать свою книгу! – настаивал юноша. – Во-первых, теперь мы знаем, что он читает романы, а во-вторых, у него, как выяснилось, есть племянник! Господи, я не знал, куда девать глаза!

– Да, я и сама готова была провалиться сквозь землю, – согласилась девушка. – Однако не думаю, что это имеет какое-либо значение. В конце концов, племянники есть у всех! Откуда мне знать, может, у него их несколько, но, не забывай, все дело в том, что Максимилиан, будучи сиротой, целиком и полностью находился во власти конта Уголино. Так что ни о каком совпадении не может быть и речи!

– А что за семья у Солфорда? – поинтересовался Том.

– Не знаю. Рейнов вообще-то много, но насколько близки они с ним, я понятия не имею.

– Должен сказать тебе, Феба, что ты обязана была все это разузнать хорошенько до того, как вводить его в свой роман! – с явным осуждением заявил Том. – Ведь у твоего отца наверняка есть Книга пэров?[42]

– Мне неизвестно, есть ли она у него, – виновато призналась девушка. – Я и подумать не могла… То есть когда начала писать роман, мне и в голову не приходило, что его могут напечатать! Да, признаю́, теперь я жалею о том, что сделала Солфорда злодеем, но, в конце концов, Том, если я изменю всего лишь его внешность, то никто не догадается, кто такой Уголино! Это всё его злосчастные брови: не будь у Солфорда столь кровожадного вида, я бы ни за что не сделала его преступником!

– Что за вздор? – воскликнул Том. – Кровожадный вид, надо же! Да у него очень приятная внешность!

– А теперь уже ты переходишь все границы! – негодующе возразила Феба. – Улыбка у него, пожалуй, действительно обаятельная, зато в остальном он – воплощенное высокомерие! Я бы даже сказала – «презрение», но он не презирает всех остальных только потому, что попросту не замечает их.

– Полагаю, он и меня, по-твоему, не замечает? – с тяжеловесным сарказмом осведомился Том.

– Нет, потому что ты ему понравился, и теперь Сильвестру доставляет удовольствие выказывать тебе лестное внимание. Кроме того, – продолжала Феба, глядя куда-то вдаль прищуренными глазами, словно всматриваясь в облик герцога, видимый лишь ей одной, – я уверена, его задело, когда ты сказал ему, что он мне не нравится.

– Дернула же меня за язык нелегкая сказать такое!

– О, можешь не переживать по этому поводу! На мой взгляд, это пошло ему на пользу! – беззаботно отмахнулась девушка. – Уверяю тебя, Том, во время нашей предыдущей встречи в Лондоне он вел себя совершенно по-другому. Тогда у него не было надобности очаровывать такую серенькую мышку, как я; а теперь он буквально осыпает меня знаками внимания, добиваясь того, чтобы я начала боготворить его.

– А что в этом плохого? – парировал Том. – Вот что я тебе скажу, Феба: если ты в конце концов все-таки доберешься до Лондона, то лишь благодаря ему, а не мне! Он говорит, что отвезет тебя в столицу в своей карете, так что, ради бога, будь с ним повежливей!

– Не может быть! – вскричала девушка. – Неужели он так сказал? Что ж, признаю́, это чрезвычайно любезно с его стороны, но, разумеется, у него ничего не выйдет: я не оставлю тебя здесь одного, да еще в таком состоянии! Я была бы настоящим чудовищем, если бы всерьез задумалась о подобной возможности! – Сказав это, Феба насмешливо добавила: – Значит, мне совсем необязательно быть с ним вежливой, не так ли?

Сильвестр, когда к нему наконец обратились, успокоил обоих спорщиков, заявив, что Тома ни в коем случае нельзя бросать на произвол судьбы; но при этом заметил: и Фебе нет смысла по такой причине откладывать поездку, поскольку он сам останется в «Синем вепре», предоставив Кигли честь сопроводить ее к бабушке. Девушка не могла не проникнуться благодарностью к герцогу за столь практичное решение затруднительного положения, в котором оказалась; теперь Фебу тревожило лишь опасение, что отец настигнет ее раньше, чем карета его светлости прибудет в «Синий вепрь».

– Я могу сказать вам, мисс Марлоу, – заявил Сильвестр в ответ на ее страхи, – что если первым экипажем, который доберется до нас с запада, окажется не моя карета, то оба форейтора из Хаунслоу[43] будут искать себе другое место службы!

И действительно, через два дня, вскоре после того, как прекратился снегопад, прибыл экипаж его светлости. Поскольку форейторам понадобилось более двух часов, чтобы покрыть расстояние от Мальборо до Хангерфорда, то Феба и без красочного рассказа Свейла о невероятных трудностях и тяготах пути, преодолеть которые их подвигло исключительно чувство долга, убедилась: дороги остаются плохими настолько, что появление на месте действа ее отца по-прежнему представляется маловероятным.

Сильвестр отправил свою карету на постоялый двор «Хафуэй-Хаус», расположенный в паре миль дальше по дороге, а Свейла оставил в «Синем вепре». Последний, обнаружив, что ему предстоит делить комнату с Кигли, равно как и столоваться на кухне, настолько оскорбился, что добрых полминуты раздумывал, а не подать ли своему благородному нанимателю прошение об отставке. Когда же ему было приказано еще и ухаживать за мистером Орде, он лишь чопорно поклонился в ответ и стал искать утешения для своего уязвленного достоинства в том, что обращался с незадачливым молодым джентльменом с чрезмерной пунктуальной вежливостью. Поэтому вскоре бедный Том принялся умолять Сильвестра поручить его попечению не столь опытного, зато куда более покладистого Уилла Скелинга. Не прошло и сорока восьми часов, как Том избавился от застенчивости в отношении Сильвестра и стал с радостью полагаться на него во всем; а спустя какой-нибудь час после этой шутливой жалобы он уже сурово выговаривал герцогу за то, что тот с чрезмерной жестокостью отреагировал на нее.

– Одному Господу известно, что вы сказали этому бедняге, но, знай я об этом заранее, ни словом бы вам не обмолвился! – заявил он. – Я готов был сквозь землю провалиться! Он явился сюда, чтобы умолять меня о прощении, поведав мне душещипательную историю о том, что в силу обстоятельств чувствует себя не в своей тарелке, и выразил надежду, что у меня не появится более повода вновь жаловаться вам! Боже! Клянусь, еще никогда в жизни мне не было так стыдно! Вы выставили меня жалким интриганом, Солфорд! Или вы пригрозили рассчитать его лишь за то, что он не хотел ухаживать за мной?

– Ты напрасно полагаешь меня настолько бесцеремонным и высокомерным, Томас. Я всего лишь спросил у него, счастлив ли он у меня на службе.

– Ах, вот оно что! – воскликнул Том. – Ничего удивительного, что он выглядел как приговоренный к казни! И после этого вы еще смеете утверждать, будто вам не свойственно высокомерие! Чтоб вы знали, я склонен полагать вас настоящим феодалом!

Его слова вызвали у Сильвестра смех.

– Что заставляет вас так думать? – спросил герцог. – Я плачу ему весьма недурное жалованье.

– Но вы же нанимали его не для того, чтобы он ухаживал за мной!

– Мой дорогой Томас, а разве у него есть иные заботы? – с некоторым даже нетерпением прервал юношу Сильвестр. – Вся его работа для меня в этой богом забытой таверне не может отнять у него более двух часов в день из двадцати четырех!

– Все так, но ведь он – ваш камердинер, а не мой! С таким же успехом вы могли приказать ему вычистить своих лошадей или подмести пол. Ко всему прочему, вы потребовали, чтобы он поселился в одной комнате с Кигли! Послушайте, Солфорд, вы же не можете не знать, что ваш камердинер занимает намного более высокое положение, нежели ваш грум!

– Только не в моих глазах.

– Весьма вероятно, однако…

– Но довольно об этом, Томас! В моем доме существует лишь мое мнение, оно и имеет значение. Это кажется тебе средневековой дикостью? Если так полагает и Свейл, то он волен покинуть меня: он не мой раб! – Лицо герцога внезапно осветилось улыбкой. – Кигли – вот кто мой верный раб, уверяю тебя, – причем я никогда не нанимал его и никогда не смогу рассчитать. Итак, отчего ты хмуришься теперь?

– Я не хмурюсь… То есть я не могу объяснить этого, вот только мой отец всегда повторяет, что нельзя оскорблять чувства тех, кто стоит ниже тебя, и хотя мне кажется, что вы не собирались этого делать, все равно… Но я не должен так говорить! – поспешно закончил Том.

– Ну, ты ведь сказал то, что хотел, не так ли? – мягко возразил Сильвестр, однако улыбка на его губах стала напряженной.

– Прошу простить меня, сэр!

Сильвестр оставил слова юноши без ответа и лишь задумчиво произнес:

– Знакомство с тобой и мисс Марлоу, полагаю, пойдет мне на пользу. У меня обнаружилась масса недостатков, о которых я даже не подозревал!

– Не знаю, что еще нужно сделать, чтобы вы простили меня, – чопорно пробормотал Том.

– Ровным счетом ничего! Разве что ты намерен научить меня, как обращаться с моими собственными слугами? – Герцог умолк, но, видя, что Том, плотно сжав губы, с вызовом уставился на него, быстро сказал:

– О нет! Что за ужасные вещи я говорю! Прости меня: я совсем не имел их в виду!