– Не стоит так нервничать и суетиться, Галахад![38] – заявил Сильвестр. – Немедленная опасность вам не грозит, а если она станет неминуемой, я уверен, вы что-нибудь придумаете. Или же я помогу вам.

– Как? – тут же поинтересовался Том.

– Видите ли, – ответил Сильвестр, вставая, – где-то между этим заведением и Остерби находится моя карета. В «Медведе», в Хангерфорде, я оставил распоряжения, так что, когда мои слуги прибудут туда, их сразу же направят в эту гостиницу. Учитывая обстоятельства, я буду счастлив препроводить мисс Марлоу к ее бабке!

Лицо Тома просветлело, и он воскликнул:

– Клянусь Богом, неужели вы сделаете это, сэр? Это как раз то, что надо, – если, конечно, она согласится поехать с вами!

– Только не вздумайте довести себя до горячки, беспокоясь, будто она откажется! На вашем месте я лучше попытался бы заснуть. Правда, это может оказаться нелегко в вашем-то состоянии.

– О нет! То есть доктор Упсалл оставил мне какое-то снадобье, которое, по его словам, я должен выпить: маковый сироп[39] или что-то в этом роде. Так что я буду спать как убитый.

– Что ж, если проснетесь и вам что-либо понадобится, просто постучите в стену за изголовьем, – сказал Сильвестр. – Я вас услышу: сон у меня чуткий. А сейчас я пришлю к вам Кигли. Покойной ночи!

Кивнув и улыбнувшись юноше на прощание, герцог вышел, оставив Тома предаваться невеселым размышлениям. Главным среди них было намерение скорее уж лежать без сна, нежели заставить своего благородного знакомого вставать с постели. Однако благодаря стараниям Кигли, который интерпретировал указания врача буквально, Тому досталась внушительная доза наркотика, так что он всю ночь проспал без задних ног. Кошмары его не мучили, потому что вскоре после ухода Сильвестра, хоть юноша и обдумал старательно все, что тот сообщил ему, и даже пожалел о своей откровенности, он сумел убедить себя – у него всего лишь изрядно разыгралось воображение, когда подметил странное выражение в глазах герцога. Вспоминая этот эпизод, Том решил, что не сказал Сильвестру ничего, что могло бы пробудить в нем гнев. Юноше, который весьма скромно оценивал себя, было попросту не дано понять чувства того, кто всю свою сознательную жизнь ставил себя чрезвычайно высоко.

Итак, Сильвестра привело в бешенство осознание, что Феба сочла его неподходящим кандидатом в мужья. Полагая, будто она убегает со своим настоящим возлюбленным, он не держал на нее зла; но теперь все изменилось, и чем больше герцог раздумывал над этим, тем сильнее растравлял рану, нанесенную его самолюбию. Из всех дебютанток герцог решил остановить свой выбор на невзрачной деревенской девчонке, не отличающейся ни элегантностью, ни красотой, а у нее достало наглости отвергнуть его. Причем проделала она это таким образом, чтобы выставить его на посмешище, а подобное оскорбление Сильвестр простить не мог. Он в состоянии был отнестись к этому снисходительно, зная, что она любит другого. Однако, выяснив, что ее бегство из дома – сам по себе возмутительный поступок, который лишь в некоторой степени мог объясниться привязанностью Фебы к Тому, – было вызвано страхом того, что ее заставят принять его предложение руки и сердца, герцог не только не смог простить девушку, но и загорелся сильнейшим желанием преподать мисс Марлоу жестокий урок. Несомненно, она поумерила бы свою гордыню, если бы полагала, что вскоре ей предложат другой брак, хотя бы вполовину столь же достойный, но Сильвестру нужно было совсем другое. Уязвленным оказалось нечто большее, чем его самолюбие. От него он еще мог бы отмахнуться, а вот забыть о том, что она сочла его недостойным и гадким, было куда труднее. У девицы достало наглости критиковать его; и она не постеснялась дать ему понять, что и в грош его не ставит. Как там сказал Том? «Ничто на свете не заставит ее выйти за вас замуж!» «Чересчур самоуверенно с вашей стороны, мисс Марлоу! Подобная возможность вам не представится – но мы еще посмотрим, не пожалеете ли вы о ней!»

С этой мстительной мыслью Сильвестр и уснул; а поскольку в стену, отделяющую его от Тома, так и не раздался требовательный стук, его светлость разбудил лишь Кигли, который принес ему завтрак на следующее утро в десять часов. Обнаружив, что верный слуга не только выглядит невыспавшимся, с набрякшими веками, но и полностью потерял голос, Сильвестр распорядился:

– Немедленно марш в постель, Джон! Боже милостивый, я все-таки укатал тебя! На твою грудь срочно нужно поставить горчичный пластырь. Скажи миссис Скелинг, пусть она принесет тебе его, – и ступай прочь!

Кигли принялся было возражать хриплым шепотом, но тут же зашелся в пароксизме кашля.

– Джон, не глупи! Или ты думаешь, что я хочу, чтобы ты скончался у моих ног? Отправляйся в постель! И передай там, пусть разведут огонь в твоей комнате; это мое распоряжение.

– Но как же я могу улечься в постель, ваша светлость? – прошептал Кигли. – И кто тогда будет ухаживать за мистером Орде?

– К дьяволу мистера Орде! Пусть за ним ухаживает этот самородок, как называет его мисс Марлоу! А если он не может, то я сам этим займусь. Что я должен буду для него сделать?

– Я уже сделал все, что ему требуется в данную минуту, и даже накормил лошадей, но…

– В таком случае тебе больше не о чем беспокоиться и ты с чистой совестью можешь отправляться в постель. Ну же, Джон, не строй из себя идиота! Ты только заразишь его своей простудой, если будешь и дальше топтаться подле него!

– Он уже подцепил насморк, – прохрипел Кигли.

– В самом деле? Знаешь, у меня нет никакого желания простуживаться вслед за ним, поэтому не показывайся мне на глаза до тех пор, пока не выздоровеешь! – Заметив, что Кигли разрывается между желанием улечься в постель и намерением не покидать свой пост, герцог пригрозил груму: – Джон, если я сейчас встану, ты пожалеешь!

При этих его словах Кигли рассмеялся, но тут же вновь зашелся хриплым кашлем. Окончательно обессилев, он наконец почел за благо повиноваться своему господину.

Часом позже Сильвестр, свежий и нарядный в расшитом галунами домашнем халате из малиновой и золотой парчи, легким шагом вошел в комнату к Тому и жизнерадостно провозгласил:

– Доброе утро, Галахад! Значит, ты подцепил простуду от Кигли, верно? Очень глупо с твоей стороны! Как тебе спалось?

– Я спал без задних ног, благодарю вас, сэр! Что до простуды, то, коль я вынужден целую неделю валяться в постели, какая разница, с простудой или без нее? Но мне дьявольски жаль Кигли: он явно чувствует себя прескверно!

– Очень скоро тебе будет дьявольски жаль себя самого, потому что я отправил своего грума в постель и теперь за тобой вместо него буду ухаживать сам. Так что держись! Кстати, что я могу для тебя сделать прямо сейчас?

– Боже милостивый, да ничего, конечно! – воскликнул Том, на лице которого отобразился ужас. – Можно подумать, я позволю вам ухаживать за собой!

– В этом вопросе ты лишен права голоса.

– Вот еще! Мальчишка может сделать для меня все, о чем я его попрошу, сэр!

– Кто, этот полоумный? Если ты полагаешь его достойной альтернативой, то я бы попросил тебя впредь не оскорблять меня столь явно, Томас!

Том рассмеялся, но вновь повторил, что сейчас ему ничего не нужно, хотя, вздохнув, признал: с удовольствием занялся бы хоть чем-нибудь.

– Да, это наш общий печальный удел, если снегопад продлится еще немного, – согласился Сильвестр. – Ежели у миссис Скелинг не отыщется для нас колоды карт, то нам придется придумывать шарады или что-нибудь в этом роде. Хочешь почитать «Рыцаря Сент-Джона»?[40] Роман вышел лишь в прошлом году и принадлежит перу того же самого автора, что написала и «Венгерские братья». Сейчас я тебе его принесу.

Том не отличался особой любовью к чтению, но, когда Сильвестр, вручая ему последнее творение мисс Портер, сказал: «Он понравился мне меньше “Венгерских братьев”, однако тем не менее сюжет у него забавный и занимательный», – юноша сообразил, что ему достался не скучный исторический труд, как он опасался вначале, а роман, поэтому испытал нешуточное облегчение. Том принял книгу, рассыпавшись в благодарностях, а потом, после некоторой заминки, отважился поинтересоваться у Сильвестра, много ли тот читает.

– Все, что попадается мне на глаза. А почему ты спрашиваешь?

– О, просто так! – ответил Том. – Я почему-то думал, что вы не любитель чтения.

Сильвестр удивился, но спустя мгновение заметил:

– Ты, очевидно, решил, что если моя мать поэтесса, то и сам я увлекаюсь стихосложением? Нет, ничего подобного!

– А она действительно сочиняет стихи? – с благоговейным трепетом осведомился Том.

– Да, действительно. И уверяю тебя, при этом отнюдь не выказывает презрения к романам! Иногда мне кажется, она покупает подряд все, что выходит из печати. Видишь ли, она инвалид, поэтому чтение доставляет ей большую радость и утешение.

– Вот как! – пробормотал Том.

– А сейчас мне надо взглянуть на своих лошадей, – извинился Сильвестр. – Полагаю, мисс Марлоу скорее всего уже в конюшне и ставит примочки на коленное сухожилие своему жеребцу. Надеюсь, я не вызову ее неудовольствия столь запоздалым появлением!

Герцог ушел, намереваясь переодеться. Поручив Кигли заботам миссис Скелинг, его светлость спустился во двор, дабы присоединиться к Фебе. По-прежнему шел сильный снег, но в конюшне горела жаровня, и Феба, развернув Тру в стойле и сняв с него попону, яростно чистила коня скребком.

– Доброе утро! – поздоровался с ней Сильвестр, сбросил сюртук и принялся закатывать рукава. – Давайте я сам этим займусь, мисс Марлоу. Как его сухожилие?

– Мне кажется, лучше. Я только что поставила на него очередную примочку. Но Тому не понравится, если я позволю вам чистить лошадь.

– В таком случае ничего не говорите ему, – посоветовал Сильвестр и отобрал у нее скребок. – Или он полагает, что эта задача мне не по силам?

– Нет, дело совсем не в том! Просто он проникся огромным уважением к вашему титулу и, пожалуй, сочтет столь презренное занятие неподобающим для вас! Но в целом он совсем не глуп, уверяю вас!